Не тревожь моё небо (СИ) - "Kiki25"

Когда Александр останавливает автомобиль у моего дома, я бросаю мимолётный взгляд в его сторону, при этом отмечая уровень его злости, ведь он даже голову в мою сторону не поворачивает, а после выхожу из машины. Стоит мне только дверь за собой захлопнуть, как Кинг с силой нажимает на педаль газа, и я теряю его автомобиль из виду уже на следующую секунду. Всё же его оскорблённый вид сильно меня напрягает. Уж лучше его тупые шуточки и самую малость навязчивое общение, нежели грозные взгляды и раздражающая обида. В очередной раз разозлившись на парня, я захожу в дом. Я быстро обедаю на кухне, а затем поднимаюсь на второй этаж, чтобы переодеться в домашнюю одежду и поваляться в постели. Но стоит мне подойти к своей двери, как я непонимающе на неё начинаю таращиться, ибо она не то, что не прикрыта, она настежь открыта, что очень странно, ведь я всегда её закрываю за собой. Горничная не должна была сегодня убирать мою спальню, а Брайану незачем было перед школой заходить ко мне в комнату. Поэтому к себе в спальню я захожу с некой опаской, при этом оглядываясь по сторонам, дабы убедиться, что всё в порядке и мне незачем переживать. С облегчением вздохнув, так как никаких видимых изменений в своей комнате я не нахожу, я, наконец, снимаю школьную форму и надеваю любимые спортивные штаны и свободную футболку, на которой изображены глупые рожицы мультяшных героев.

Как Ричард и говорил, горничная приезжает через несколько часов. Дав ей нужную сумму денег, я вновь поднимаюсь к себе в спальню, чтобы взять свой ноутбук, а затем пойти в мастерскую и закончить картину, которую я начала писать после злополучных каникул на том острове. Но когда я подхожу к письменному столу, то нахожу на нём то, что я не заметила, когда осматривала свою комнату. Я знаю точно, что у меня никогда не было этой уродливой потрёпанной чёрной папки, которая сейчас лежит у меня прямо перед глазами. Находясь в сильном замешательстве, поскольку я не имею ни малейшего понятия откуда она тут взялась, я беру её в руки, мысленно предположив, что она, возможно, принадлежит Ричарду. Быстро открыв её, чтобы опровергнуть или же подтвердить свою догадку, я натыкаюсь на практически пустой лист бумаги, на котором написана лишь одна жуткая фраза: «Ничего ты не знаешь, Неонилла Эвелин Риддл». Я понимаю, что содержимое этой папки предназначено исключительно для моих глаз, потому быстро перелистываю первую страницу, на котором напечатано тонким шрифтом непонятное и устрашающее обращение ко мне. А затем я вижу то, из-за чего у меня кровь в жилах стынет. Я чувствую, как бледнею, чувствую как к горлу подступает ком, а моя голова начинает гудеть так, будто кто-то стукнул меня по затылку чем-то по-настоящему тяжелым и большим. Эти бумаги точно не должны были оказаться у меня в руках. И я не знаю, должна ли я называть этого человека больным ублюдком, либо же благодарить его за то, что я смогла обо всём узнать.

Я никогда не видела ни единой фотографии своих родителей. Наверное поэтому я с малых лет мечтала узнать, как они выглядели. Мне всегда казалось, что я буду непомерно счастлива, когда, наконец, найду хотя бы одно изображение с ними. Но когда я смотрю на фотографии, на которых запечатлены их окровавленные и искалеченные мёртвые тела, которые лежат на асфальте, мне хочется опустошить свой желудок от недавнего обеда. Мне довольно-таки сложно разобрать отчёт о произошедшей аварии, но благодаря многочисленным язвительным комментариям, которые написаны от руки на полях, я понимаю о чём идёт речь. Я и до этого знала, что они погибли в результате автомобильной аварии первого апреля, в день моего рождения, в то время как я сама находилась на заднем сиденье машины. Я была единственной, кто выжил, лишь потому, что была надёжно пристёгнута… в отличие от моих родителей, которые вылетели через лобовое стекло. Единственное, что всегда было для меня загадкой — это причина аварии. Но когда я вижу среди кучи замудрённых слов имя Ричарда Джонсона, мне становится по-настоящему плохо. Не понимая как такое может быть, я вновь и вновь перечитываю написанное, желая убедиться в том, что это неправда и просто чудовищная ошибка. Но это правда. И стоит мне осознать тот факт, что мои родители погибли по вине Ричарда, а тот избежал своё наказание, как меня охватывает неконтролируемая ярость. Когда я краем глаза вижу, что он сейчас пытается до меня дозвониться, я отключаю свой телефон, не желая даже видеть надпись с его именем на экране.

Всю жизнь я мечтала узнать, кто мои родители и что вообще значит быть по-настоящему чьей-то дочерью. Но этому не бывать из-за него. Уж лучше б я продолжила жить в детском доме, нежели под одной крышей с Ричардом, который все эти годы непрестанно мне твердил, что если бы не он, то у меня не было бы никакой жизни, одни лишь страдания. Но почему-то он даже не заикался о том, что он является причиной аварии, в результате которой погибло два человека.

— Почему твой телефон отключён? — в мою спальню буквально врывается Ричард спустя два часа, после его первого звонка. Я же даже в его сторону не смотрю, продолжая сидеть на краю постели и крутить в руках папку, благодаря которой я обо всём узнала. За прошедшее время я по нескольку раз перечитывала документы, которые по неизвестной мне причине попали в мои руки. Но несмотря на это мне до сих пор сложно свыкнуться с мыслью, что человек, который сейчас стоит возле меня, является источником всех моих бед. — Где ты взяла эту папку? — голос Ричарда как всегда серьёзен, но помимо этого я отчётливо слышу, как он взволнован. Значит ему известно, какие бумаги находятся у меня в руках.

— Ты собирался мне об этом рассказать? — выдержав небольшую паузу, я тихо спрашиваю у него и поднимаю папку. Но моё самообладание летит ко всем чертям после первого же вопроса. — Или тебя совсем не волнует, что по твоей вине я осталась сиротой? Тебе было плевать, что моя жизнь была кромешным адом, в то время как ты продолжил жить спокойной жизнью! Ты был причиной аварии! Из-за тебя мои родители погибли той ночью! Но ты откупился от тюрьмы и забыл о моём существовании на десять лет! — как бы я хотела не срываться на крики и обвинения, но оставаться в полном спокойствии мне не удаётся из-за того, что взвалилось сейчас на меня. Я вскакиваю на ноги, откинув папку с документами в сторону, и гневно смотрю на недовольное лицо мужчины.

— Во-первых, убавь тон! — Ричард, который никому и никогда не позволяет обращаться к себе в грубой или непочтительной форме, даже сейчас кричит на меня, несмотря на то что я имею полное право его ненавидеть за содеянное. — А во-вторых, не делай вид, будто тебе есть до них дело. Тебя никогда не волновали эти отбросы, так что успокойся и прекрати эту истерику.

— Эти отбросы — мои родители! Как ты вообще можешь так говорить о людях, которых ты убил? — я до невозможности широко распахиваю глаза, ибо мне сложно поверить, что он может так отозваться о моих родителях, в смерти которых он повинен.

— Что ты только что сказала? Убил? Это был несчастный случай, Нила, — Ричард пытается быть холоднокровным в этой беседе, однако прозвучавшее из моих уст слово «убил» привело его в исступление.

— Кому и сколько ты заплатил, чтобы это было признано несчастным случаем? — мой голос звенит от презрения и злости к этому человеку, а сердце бешено колотится в груди, когда я это произношу.

— Значит вот какого мнения ты обо мне? — он зловеще спрашивает, прожигая при этом меня своим устрашающим, лютым взглядом. В любой другой раз я бы сжалась, в страхе получить выговор, но не сейчас. Не после всплывшей наружу правды. — Это твоя благодарность за всё, что я для тебя сделал? Да как ты смеешь так на меня смотреть, при этом защищая своих родителей! — он с таким отвращением и неким фырканьем произносит последнее слово, что моя злоба на него доходит до немыслимых высот. — Ты действительно защищаешь свою непутёвую мать и отца, которые ни черта, кроме страданий, не смогли бы тебе дать?! Этих людей ты сейчас жалеешь? Ты должна понимать, что если бы они тебя воспитали, то ты, как и твоя разгульная мать, с малых лет…