Мэри Джейн - Джессика Аня Блау

села, как будто у нее подогнулись колени. Бутылка по-прежнему была у нее в руке.

Шеба отвернулась от миссис Коун, как будто та ей надоела.

– В самом деле, Джимми. Мини Джонс? Какого хрена? Теперь все домохозяйки в округе выстроятся в очередь у наших дверей, чтобы трахнуть тебя здесь и сейчас.

Я представила, как все мамочки Роленд-Парка с тортами и печеньем в руках выстраиваются в шеренгу перед входной дверью Коунов в ожидании своей очереди, чтобы заняться любовью с Джимми. Интересно, миссис Коун тоже примкнула бы к такой очереди? Судя по всему, она хотела бы стоять в ней первой.

Я подумала об электрических разрядах, прошивавших мое тело каждый раз, когда Джимми встречался со мной взглядом. О тепле его волосатой груди на моей щеке, когда он обнимал меня. Я видела его пенис и, несмотря на все мои попытки, не могла выбросить этот образ из головы. Но когда я спросила себя, хочу ли я поцеловать Джимми, ответом стало однозначное «нет». Он был очень красив, и исходящая от него сексуальность буквально сшибала с ног. Но он был… ну… старым.

Джимми бормотал и запинался:

– Я не знал, как выкрутиться из положения… Словно язык проглотил… А когда все закрутилось, то уже не мог остановиться.

Доктор Коун сказал:

– Джимми, это твое тело. Ты за него в ответе. Ты способен отказаться от близости с каждой красивой женщиной, которая предлагает тебе себя.

– Ты считаешь Мини Джонс красивой? – спросила миссис Коун. Похоже, ситуация задела ее гораздо сильнее, чем Шебу. Я боялась, что Шеба побежит в дом и начнет бить посуду, как Джимми. Ее муж занимался сексом с другой женщиной! Но Шеба реагировала относительно спокойно.

– Бонни, прошу тебя. – Доктор Коун поднял руки и опустил их ладонями вниз, как будто отбил от пола два баскетбольных мяча.

– Мы же договорились: никаких интрижек, пока ты окончательно не завяжешь, – сказала Шеба. Я задумалась об этом. То есть, Джимми разрешалось заводить интрижки с другими женщинами, когда он не был в завязке?

– И никаких интрижек с болтливыми социальными бабочками, вроде этой Мини Джонс! – воскликнула миссис Коун.

– Бонни! – осадила ее Шеба. – Это мой муж. Он состоит в открытом браке со мной, а не с тобой! Я согласна с тобой насчет Мини-мать-ее-Джонс, но я не понимаю, тебя-то что так цепляет? Вы с ним трахаетесь? Ты спишь с моим мужем?

Слова «открытый брак» эхом отдавались в моей голове. Что это означало? Шеба тоже занималась сексом с другими людьми? Обсуждали ли они измены заранее? Или рассказывали друг другу о том, что произошло, пост-фактум? Я едва смогла признаться в своем сексоголизме, а Шеба только что упомянула открытый брак таким тоном, как будто в этом не было ничего особенного!

– Конечно, мы с Бонни не спим вместе! Что за бред! – сказал Джимми, и миссис Коун отпрянула, как от пощечины.

– Бонни? – Доктор Коун смотрел на свою жену. – Что тебя так цепляет?

Миссис Коун на секунду опустила голову, как будто ей нужно было набраться воздуха, храбрости или, возможно, просто сил, чтобы снова ее поднять. Когда она наконец это сделала, то сказала:

– Я… ах, я не знаю! Просто Джимми и Шеба наши, и больше ничьи! И… и… не знаю, у меня такое чувство, как будто Джимми предал и нас тоже.

– Тебе нужно дистанцироваться, – сказал доктор Коун. – Это не твой брак.

– А тебе нужно не трахаться с Мини-мать-ее-Джонс, – отчитала Шеба Джимми.

– Я не хочу быть ни с кем, кроме тебя, детка. – Джимми долго посмотрел на Шебу. – Мне даже открытый брак был не нужен. Я согласился только потому, что ты этого хотела.

Новость о том, что Шеба, а не Джимми, выступила инициатором открытого брака, перевернула мое сознание. Я всегда думала, что мужчинам секс нужен больше, чем женщинам. Но, возможно, это был такой же предрассудок, как и то, что евреям нельзя доверять, или что чернокожие люди должны «знать свое место».

– О, милый, я так тебя люблю! – На глазах у Шебы выступили слезы. А потом они с Джимми наклонились друг к другу и начали целоваться. С языками. Доктор Коун, миссис Коун и я молча наблюдали за ними.

Доктор Коун поймал мой взгляд и спросил:

– Мэри Джейн, ты в порядке после всего, что услышала здесь сегодня? Может, что-то вызвало вопросы, которые ты хотела бы задать?

– Э-э… – Я хотела, но не была уверена, стоит ли.

Доктор Коун кивнул мне, а затем посверлил Джимми и Шебу взглядом, пока те не перестали целоваться и тоже не посмотрели на меня.

– У… кхм… у Мини Джонс тоже открытый брак? – Неужели мир был полон людей, чья жизнь совершенно отличалась от того, что я всегда считала нормой?

– Нет. – Джимми покачал головой.

– Просто Джимми это Джимми. – Миссис Коун, казалось, разговаривала с песком. – Женщины пойдут на все ради возможности переспать с Джимми.

– Бонни! – ахнула Шеба. – Что ты несешь? Ты что, влюблена в моего мужа?!

Миссис Коун подняла голову и посмотрела на Шебу.

– Что ты сказала? – Казалось, она тянет время.

– Ты влюблена в моего мужа? – Шеба выговаривала каждое слово четко, как будто окружая слоги воздухом и позволяя им дышать.

– Ну, а кто нет, Шеба? – Миссис Коун рассеянно огляделась по сторонам, как-то умудряясь не встретиться взглядом ни с одним из нас, а затем сказала: – Нет, я не говорю, что хотела бы с ним переспать. Но я хочу твою жизнь. Хочу провести месяц в Кап-Эден-Рок на юге Франции! Хочу поехать в Масл-Шолс[37], записать там пластинку и пить виски в студии до шести утра! Хочу тусоваться с Лоуэллом Джорджем, Линдой Ронстадт и Грэмом Нэшем! Хочу тратить десятки тысяч долларов на одежду, носить сумочку из крокодиловой кожи, купленную на блошином рынке в Париже, и ужинать в самых лучших ресторанах. Я хочу… хочу…

– Да, Бонни, чего ты хочешь? – В голосе Шебы зазвучали резкие, нетерпеливые нотки.

Миссис Коун продолжила:

– Я хочу быть замужем за человеком, с которым мы всегда хотели бы целоваться так, как вы сейчас. За кем-то настолько страстным, чтобы это граничило с безумием. Я хочу быть с тем, кто будет называть меня малышкой, плакать из-за меня и смотреть на меня так, как на тебя смотрит Джимми. Я не хочу быть женой доктора и жить в Балтиморе. Я… я просто хочу большего. – Миссис Коун опустила голову и заплакала.

Мы все молчали. Я не решалась поднять взгляд на доктора Коуна. Наконец он произнес:

– Ты хочешь сказать, что не