В объятиях дождя - Чарльз Мартин

Трое мускулистых, подвижных и ласковых джек-рассел-терьеров – Блин, Лепешка и Бисквит – бегали вокруг столиков, нарушая все санитарные правила содержания собак, вернее – запрета на их содержание в заведениях подобного рода. Они царапали пол, клянчили подачки, ловили упавшие кусочки. Наша официантка, украшенная многочисленными кольцами, в том числе и в носу, от которого к уху тянулась серебряная цепочка, усадила нас за столик и бросила на него уйму салфеток, столовые приборы, поставила поднос:

– Вот еда, горячая, не обожгитесь. А вон там – тарелки. Накладывайте себе сами.

Кэти промолчала, но вид у нее был такой, словно она потеряла всякий аппетит, поэтому мне пришлось держать тарелку перед Джейсом и накладывать на нее все, на что бы он ни указал, начиная с десерта. Вскоре он уплетал его за обе щеки, а Кэти клевала понемножку, не поднимая на меня взгляда.

Наша официантка одна обслуживала все пятнадцать столиков. Все они были полностью заняты, и обедающие наперебой постоянно чего-нибудь требовали: то добавки, то вилку, а четверо дюжих мужчин за угловым столиком, топая ногами, заказали еще один поднос с жареными цыплятами. За блестящей мишурой и татуировкой я усмотрел в нашей официантке разрывающуюся на части девушку, которой никак не могло быть больше восемнадцати лет – тощую, в мешковатой одежде. Несмотря на обилие украшений, она казалась пришибленной и неказистой, словно половик у входной двери, о который вытирают ноги. И двигалась она, словно птица, у которой перебито крыло.

Ели мы молча и вскоре покончили с обедом, а я заплатил по счету.

«Ты забыл кое-что оставить девушке».

«Но она же нас не обслуживала!»

«Все равно, оставь ей что-нибудь».

Кэти, указав на бакалейную лавку поблизости, встала:

– Мне надо кое-что купить. Вернусь через пару минут.

Они с Джейсом вышли, а я возвратился к столику и положил под грязную тарелку доллар.

«Но я имела в виду другое».

Я знал, о чем она говорит, но не собирался оставлять на столе чаевые. Девушка в блестящих цепочках прошла за моей спиной с подносом, полным грязной посуды, в кухню, и вдруг послышались душераздирающий крик, грохот и несколько сердитых возгласов.

Семь лет назад я положил в кошелек стодолларовую бумажку – для какой-нибудь непредвиденной траты: я был уже научен собственным неприятным опытом делать тайнички, и несколько раз бывали случаи, когда в бумажке возникала острая необходимость. Так было и на этот раз, поэтому я вынул заветную сотню и положил под свою тарелку.

Кэти вскоре возвратилась, мы прошли на парковку, и я усадил их в машину. Ожидая, пока прогреется мотор, я увидел, как из ресторана выбежала наша официантка, что-то громко крича и размахивая купюрой. Я опустил стекло, а девушка просунула руку в оконце и обняла меня за шею. Она плакала, и у нее капало из носа прямо на мою рубашку.

– Мистер, – еле-еле выговорила она, – благодарю вас.

А Кэти достала из сумочки бумажный платок и протянула мне, и взгляд у нее почему-то стал подозрительный. Я передал платок девушке, она вытерла глаза, высморкалась и отдала платок назад.

– Мистер, а я уже совсем собралась отсюда уволиться и перерезать себе вены, – и она взмахнула стодолларовой бумажкой, – и вдруг нашла вот это.

Она покачала головой и нежно прижала бумажку к груди:

– У меня дома маленькая дочка и… мне так нужны деньги, чтобы купить ей розовые платьица… а он… меня бросил. – И, прислонившись к машине, она зарыдала, закрыв лицо руками. – Но теперь… по крайней мере… я знаю, что… я не совсем пустое место, и меня тоже замечают.

Она вытерла глаза, размазав черную тушь по щекам, еще раз поблагодарила и исчезла за дверью ресторанчика.

Я поднял стекло и выехал с парковки. А Кэти не сводила с меня взгляда и, коснувшись моей руки, прошептала:

– Такер Рейн, ты хороший человек!

А Джейс подпрыгнул на месте и обеими руками протянул мне какой-то пакетик:

– Дядя Так, мама разрешила вот это купить для вас, из моих собственных ар-ман-ных денег.

Включив верхний свет, я заглянул в пакет. Там лежала пачка бинтов в новогодней упаковке с пожеланиями всех благ.

Глава 36

Кэти вошла в Уэверли Холл через черный ход, а я в это время с комфортом расположился перед пылающим очагом на кухне. Джейс уже крепко спал в своей постели, уютно подоткнутый со всех сторон одеялом. Кэти явно что-то задумала.

– Я бы сейчас с удовольствием отправилась на экскурсию, – громко заявила она.

– На экскурсию?

– По дому. – и она указала наверх. – Мы здесь уже почти две недели, а я побывала только на кухне. Хочу посмотреть, что ты сделал с домом!

– Ну, как сказать… не так уж много и сделал…

– Но я женщина любопытная, – и, взмахнув рукой, она решительно отмела все возможные возражения, – а об этом доме однажды упомянули в журнале «Южная жизнь». Так хочешь быть моим экскурсоводом или мне придется совершить обход самостоятельно?

Я встал и смиренно приложил руки к груди:

– Добро пожаловать в Уэверли Холл!

Мы начали экскурсию с парадного подъезда, и Кэти сразу же разулась, с торжественным видом прошествовав дальше с теннисными туфлями в руках и проявляя гораздо больший интерес к полам, обоям, отделке и резным оконным рамам, чем я за всю свою жизнь. Ей понравилась и кухня, и особенно столовая, украшенная люстрой, сделанной из лосиных рогов. Кэти покачала головой, вспомнив, как однажды меня нашли здесь спящим в камине. Библиотека ей понравилась меньше – своей «нарочитой», как она выразилась, «укомплектованностью», словно кому-то очень хотелось произвести самое выгодное впечатление на посетителя и убедить его в том, что все эти книги читались и читаются.

Мы поднялись по лестнице, и я начал немного нервничать. Семь лет назад я заполнил кладовку предметами искусства, принадлежавшими Рексу, убрав их из зала и тем самым обнажив стены из дуба и красного дерева. Вместо картин я развесил свои фотоработы. Это помещение было необитаемо, если не считать клещей и пыли. Мне казалось, что таким образом я соорудил свой личный музей.

Кэти поднялась по лестнице вверх, рассчитывая увидеть мою детскую, но здесь ее встретили строки газетных вырезок и глянцевые журнальные обложки с загнутыми уголками, прикрепленные к стене разноцветными булавками и кнопками.

– Такер?

– Да, здесь я держу некоторые свои работы, – сказал я, засунув руки в карманы.

Она потрогала некоторые снимки и обошла все помещение, а потом, словно завороженная, обернулась ко мне.

– Но это изумительно! И все это сделал ты?

Я утвердительно кивнул – ведь было время, когда я собой очень гордился.

– А на этой стене, – и я прислонился к той, что была дальше от фасадной стороны дома, – газетные фотоснимки. А на той, – и я указал на ближайшую, – снимки, которые попали на журнальные обложки. А вон там, – кивнул я в сторону скамьи под окном, – снимки для самых главных журналов – «Тайм», «Джио-грэфик», «Ньюсуик», «Пипл» и «Южная жизнь».

Она прошлась по залу, бережно касаясь пальцами или расправляя пожелтевшие, загнувшиеся концы страниц, висевших на стенах.

– И это действительно все твои снимки?

Я кивнул, но сразу же пояснил:

– Хотя, понимаешь, на каждый удачный снимок приходится от сотни до пятисот не очень удачных.

Пройдя весь зал до конца, она опустилась на скамью под окном в центре зала и снова осмотрела стены. Ее рана на ахилловом сухожилии зажила, и она сняла повязку.

– Такер, но ведь это феноменально! И, значит, ты сам побывал во всех этих местах?

Я опять кивнул, вспоминая свои поездки, а Кэти покачала головой и снова обвела взглядом снимки.

– Нет, их слишком много, не могу сразу определить свое отношение к каждому снимку. Мне нужно будет снова прийти сюда и как следует их рассмотреть.

Я встал и направился в нашу с Мэттом комнату.

– Как хочешь, но все эти снимки старые. О некоторых уже никто и не помнит. Ну а здесь мало что изменилось! – сказал я, указав на дверь спальни.

Она вошла туда и пробежалась пальцами по металлическому ободку висячей койки. Он был пыльный и покрыт разнообразными метками: от зубов, карандашей, перочинного ножа. Вмятин тоже хватало, в основном это были следы от бейсбольных бит, ведь орудовать ими в других местах дома нам запрещалось.

Кэти заметила две выцветшие параллельные линии рядом с кроватью и коснулась их ладонью, а я вспомнил, как много времени она сама провела в этой комнате.

Кэти снова обвела взглядом спальню, подошла к окну, посмотрела на пастбище, а вид отсюда совсем не изменился. Прошлое вдруг ожило, как по волшебству.

– Рекс разместил нас здесь потому, что знал – выйти отсюда практически невозможно, если дверь заперта, а вылезти в окно – опасно, потому что слишком высоко, двадцать метров до земли…

– И он действительно запирал вас здесь?