История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1966 г., когда в Индонезии военные во главе с Сухарто предотвратили коммунистический путч, санкционированный из Пекина (при этом погибло около 300 тысяч индонезийцев, в основном китайского происхождения), международный отдел послал туда 600 тысяч долларов США для помощи пострадавшим. Помимо «денег партии» помощь шла через КГБ и ГРУ (Главное разведывательное управление армии) из государственных средств. Расписки за эту помощь можно обнаружить в частично открывшихся партийных архивах.
В ходе соперничества в третьем мире обе стороны, СССР и США, проявляли неразборчивость в средствах и нередко поддерживали террористические организации. На Ближнем Востоке работники Международного отдела ЦК действовали рука об руку с КГБ, финансируя различные организации палестинцев и ливанцев, которые вели борьбу с Израилем террористическими средствами. В апреле 1974 г. Андропов докладывал в ЦК КПСС, что один из деятелей Народного фронта освобождения Палестины (НФОП) В. Хаддад попросил у КГБ «оказать помощь его организации в получении некоторых видов специальных технических средств, необходимых для проведения отдельных диверсионных операций». Андропов, подчеркнув «наше отрицательное отношение в принципе к террору», тем не менее рекомендовал предоставить диверсионные средства НФОП с целью «оказывать на нее выгодное Советскому Союзу влияние, а также осуществлять в наших интересах силами его организации активные мероприятия при соблюдении необходимой конспирации». На языке холодной войны «активные мероприятия» означали теракты и физическое устранение противников.
В 1970-х гг. даже работникам Международного отдела ЦК КПСС было ясно, что коммунистическое движение мертво и многочисленные компартии являются советскими иждивенцами, имитирующими «полезную» деятельность и втирающими очки советским лидерам. В феврале 1976 г. А. Черняев записал в дневнике: «Основная масса братских партий – чистая символика. И не будь Москвы, они значили бы (если бы вообще существовали) не больше любых других мелких политиканских группочек, которые есть в любой стране «свободного мира».
Сотни иностранных коммунистов подолгу и бесплатно отдыхали в лучших партийных санаториях, лечились в Четвертом главном управлении Министерства здравоохранения, созданном для обслуживания номенклатуры. К примеру, лидер компартии США Гэс Холл действовал как циничный предприниматель, выколачивая из советских «товарищей» немалые средства. Пленники идеологии, одержимые великодержавной гордыней, руководители КПСС и Советского государства закрывали на это глаза, предпочитая иметь всемирную «свиту» прихлебателей. К тому же эта «свита» должна была символизировать первенство КПСС в мировом коммунизме – для этого в 1969 г. в Москве было созвано всемирное совещание коммунистических и «рабочих» партий. Также делегации зарубежных коммунистов придавали, пусть с долей фальши, всемирный размах съездам КПСС, которые во времена Брежнева собирались в Москве регулярно: в 1966, 1971, 1976 и 1981 гг. Такое интернациональное «обрамление» было тем более важно, что сами эти съезды превратились в рутинные, скучнейшие мероприятия, и то, что там говорилось, имело все меньше отношения к окружающей действительности.
Литература:А. Арбатов. Затянувшееся выздоровление. 1953–1985. Свидетельство современника. М.: Международные отношения, 1991.
А. М. Александров-Агентов. От Коллонтай до Горбачева. Воспоминания. М.: Международные отношения, 1994.
К. Н. Брутенц. Тридцать лет на Старой площади. М.: Международные отношения, 1998.
Odd Arne Westad. The Global Cold War. Third World Interventions and the Making of Our Times. London: Cambridge University Press, 2005.
5.2.9. «Еврокоммунизм» и КПСС
Просвещенные консультанты ЦК не зря опасались, что советское вторжение в Чехословакию в 1968 г. расколет европейских коммунистов. Действительно, компартии Франции, Италии и Испании демонстративно отмежевались от действий СССР и провозгласили себя сторонниками «еврокоммунизма», т. е. чего-то отличного от коммунизма советского, «азиатского». Термин «еврокоммунизм» впервые был использован в 1975 г. в одной итальянской газете югославским журналистом Фране Барбьери для обозначения позиций секретаря Испанской коммунистической партии Каррильо, которые расходились с советской политикой и были ориентированы на Европейское сообщество. Термин прижился и возобладал над предложенным в то время термином «неокоммунизм», потому что был идеологически менее обязывающим, так как ограничивался указанием на определенный географический ареал, а именно западноевропейский, не имея при этом определенного теоретического содержания. Еврокоммунистической была не только испанская компартия, но и две важнейшие западноевропейские компартии: французская и итальянская. Это особенно верно для Итальянской коммунистической партии, которую возглавлял тогда Энрико Берлингуэр (1922–1984), с 1972 г. занимавший пост ее генерального секретаря.
«Еврокоммунизм» являл собой совокупность новых политических позиций этих трех партий, однако он захватил также и менее значительные европейские компартии, например, английскую, нашел отзвуки и за пределами Европы (японская компартия), а также в правящих восточноевропейских компартиях, в то время как вызвал сопротивление со стороны Советского Союза.
«Еврокоммунизм» представлял собой не организованное в полном смысле движение, а скорее тенденцию, возникшую в различных компартиях, которые более или менее осознавали необходимость поисков политической линии, адекватной новой европейской и мировой ситуации и процессам внутри «соцлагеря» и в самом Советском Союзе.
До 1956 г. все западноевропейские компартии были тесно связаны с СССР и КПСС («югославский случай» с отпадением Тито – дело совершенно особого рода), разделяли советскую внешнюю политику, восхваляли внутреннюю и получали от советской власти огромную поддержку, в том числе и финансовую.
Положение стало меняться с XX съездом КПСС и разоблачением «культа личности» Сталина, вызвавшим первый кризис внутри компартий, который усугубился венгерской революцией и советским военным вмешательством. Компартия Великобритании, к примеру, просто развалилась после этого. Но в это время компартии, несмотря на выход из их рядов многих членов, твердо сохраняли верность Советскому Союзу и, как Пальмиро Тольятти, полностью поддержали подавление венгерского восстания. Двенадцать лет спустя, в августе 1968 г., советская интервенция в Праге уже не была поддержана, тем более что «социализм с человеческим лицом», то есть предпринятый Дубчеком курс демократических реформ, вызвал симпатию и надежды и среди западных компартий, которые выразили свое «осуждение» интервенции советских войск.
Мировая ситуация требовала перемен в политике западноевропейских компартий и изменений в их отношениях с СССР и КПСС. «Еврокоммунизм» с его поисками демократического пути к нетоталитарному социализму и хотя бы относительной автономии от советского «центра» был попыткой ответа на эту новую ситуацию: он умеренно критически относился к некоторым формам советской политики, считавшимся неприемлемыми или ошибочными, но не допускал разрыва традиционных отношений с советским «центром».
Хотя три крупнейшие еврокоммунистические партии на официальных встречах и в межпартийных контактах стремились достичь определенного единства, каждая из них вела собственную линию: самым непримиримым в критике СССР был Каррильо, лидер наиболее мелкой партии, в то время как французская компартия, несмотря на некоторые формально критические позиции, оставалась наиболее верной советской политике. Самую последовательную еврокоммунистическую политику, но всегда в рамках отказа дистанцироваться от Советского Союза, а тем более порвать с ним, вела итальянская коммунистическая партия, при сопротивлении определенной части ее руководства. Но неизбежно это была двусмысленная и бесперспективная политика, потому что проект коммунизма, уважающего свободу и демократию, плюрализм и права человека, автономию национальных компартий и критику «реального» коммунизма, не имел ни малейшей возможности развития и не вызывал доверия в рамках традиционных схем (миф Октябрьской революции, ленинизм и т. д.), которые «еврокоммунизм» принимал или, по крайней мере, формально признавал.
Недолгий сезон «еврокоммунизма» был обречен на неудачу: политика Берлингуэра строилась на хрупких иллюзиях и упованиях, хотя и была продиктована самыми благими демократическими намерениями. Кроме того, независимость компартий была показной, на публику. Не следует также забывать, что ИКП, так же как и другие еврокоммунистические партии, продолжала даже в 1970-е гг. получать тайную помощь из Москвы в размере многих миллионов долларов. Советские партийные функционеры (среди них М. С. Горбачев) ездили «туристами» в Италию, на коммунистические фестивали. Уже в последний период жизни Берлингуэра термин «еврокоммунизм» вышел из употребления. В каком-то смысле, правда, без этого термина, некоторые еврокоммунистические импульсы проявились в СССР с перестройкой, с теми же противоречиями и иллюзиями. И так же потерпели неудачу.