Заступница - Адвокат С В Каллистратова - неизвестен Автор

Софья Васильевна грустно улыбнулась, видимо, хорошо представляя и мой испуг и состояние заключенного, стремившегося поскорее сообщить человеку с воли то, что он знал и что его волновало больше, чем собственная судьба.

На мой вопрос Павлу Федоровичу, есть ли у него копия приговора, он по-детски всплеснул руками и воскликнул: "Мне не дали никаких документов, а я их и не просил. Я ни о чем не просил, потому что, когда узнал, что меня, человека, никогда в жизни не сказавшего ни слова неправды, обвиняют в мошенничестве, я вообще отказался с ними говорить".

И опять горькая улыбка все понимающей Софьи Васильевны.

Как она умела слушать! Сидела, положив руки на колени и не пропуская ни одного слова. В следующий раз, когда я пришла к ней, она поразила меня тем, что помнила все мелочи из моего рассказа.

Софья Васильевна согласилась прочесть жалобу и сказала: "Если не расхвораюсь совсем". И добавила: "Не торопите меня, приходите недели через две". Я настроилась на двухнедельное ожидание, но уже через три дня Софья Васильевна позвонила мне: "Приходите, я все сделала". Я тут же приехала. Ее было не узнать: энергичная, уверенная в себе, даже кашель утих, как будто дело, заинтересовавшее ее, придало ей сил, болезнь отступила. Единственное, что ее тревожило, - я никак этого не ожидала! - это как я отношусь к ее критике и исправлениям, не обижусь ли?! Но какой мог быть разговор об обиде? Чем дальше я читала, тем больше росло мое чувство уважения, благодарности и восхищения этой необыкновенной женщиной. С одной стороны, она очень бережно отнеслась к моему тексту (и похвалила его), почти весь его сохранила, но добавила такие аргументы, о которых я и не подумала, придала тексту стройность, последовательность и поистине железную логику. Вот, например, я отметила в жалобе, что Павел Федорович на протяжении 1977-1978 гг. был пять раз освидетельствован комиссиями ВТЭК и признан инвалидом второй и первой групп, и лишь последняя, шестая, комиссия в августе 1981 г. признала его здоровым, злостно спекулировавшим заболеванием глаз. Вставка Софьи Васильевны: "Другими словами, сначала Павла Федоровича арестовали (13 июля 1981 г.), а уж потом стали создавать "доказательства" его вины! И первое и, по существу, единственное "доказательство" заключение Днепропетровского института трудовой экспертизы - появилось в деле только через месяц и пять дней после ареста. Это ли не явное и неоспоримое свидетельство фальсификации дела?"

В моей жалобе не было анализа вопроса о том, с какого момента П.Ф.Кампов, по мнению Ужгородского суда, утратил инвалидность. Софья Васильевна пишет: "С какого же числа, с точки зрения Ужгородского суда, П.Ф.Кампов утратил инвалидность? С 18-19 августа 1981 г., когда его обследовали в Днепропетровском институте трудовой экспертизы и вынесли вердикт, что он здоров? Нет, так как этому противоречит большая сумма накопившейся пенсии. С 13 февраля 1977 г., когда ВТЭК Томской области "ошибочно" определил ему вторую группу инвалидности? Но как тогда быть с Ужгородской межрайонной ВТЭК, которая 18 февраля 1978 г. определила ему первую группу инвалидности, и с заключением Закарпатской областной ВТЭК от 2 июля 1981 г., подтверждающим эту первую группу и не упомянутом в приговоре? Ужгородский суд не установил, с какого именно срока инвалид первой группы П.Ф.Кампов стал здоровым, поэтому все денежные расчеты суда следует считать недействительными". (По приговору Кампов должен был вернуть выплаченную с 1977 г. пенсию - 3260 руб. 40 коп.) П.Ф.Кампов постановлением Президиума Закарпатского областного суда был освобожден из лагеря 30 августа 1989 г.

Да что говорить! Софья Васильевна была прекрасным адвокатом и не утратила своих профессиональных качеств до самого конца своей жизни.

Не могу сказать, что оценила ее поздно. Нет! Я понимала, какое богатство она таит в себе, но, может быть, именно это понимание заставило меня стараться не обременять ее дополнительными заботами, не отнимать у нее драгоценного времени.

М.Уздина

У Никитских ворот

Наш клуб "Трибуна общественного мнения у Никитских ворот" работал в Доме медиков. Темы вечеров и встреч объявлялись заранее и всегда были острыми, поэтому абонементы раскупались мгновенно и зал на двести пятьдесят мест обычно был полон. У нас проводился вечер Солженицына, состоялась встреча с активистами "Мемориала". Многие выдающиеся люди, такие, как Лидия Чуковская, Владимир Антонов-Овсеенко, Олег Волков, именно у нас получили возможность выступить публично.

Среди прочих тем было две, которые требовали участия юристов-правозащитников. Лариса Иосифовна Богораз посоветовала мне обратиться к С.В.Каллистратовой. Я договорилась о встрече по телефону и в начале января 1989 г. приехала на улицу Удальцова. Открыла мне дверь Софья Васильевна Каллистратова - невысокая, очень пожилая и приветливая женщина в теплом домашнем халате. Сразу поразила удивительная скромность квартиры, не вязалось это с моими представлениями о жизни известных адвокатов. Помню письменный стол, канцелярскую настольную лампу, старую пишущую машинку, газеты около кушетки, книги, больше ничего. Уговаривать Софью Васильевну принять участие во встрече "Обсуждаем проект Уголовного законодательства СССР" не пришлось. Сначала она подробно расспросила о клубе, обо мне самой, а потом сразу согласилась, но поставила условие: "Выступать буду бесплатно, и за такси расплачиваться буду сама". Пишу об этом, потому что нечасто за свою практику встречалась с подобным бескорыстием.

В этот день я узнала много о жизни Софьи Васильевны Каллистратовой. Она поила меня в кухне чаем и рассказывала о своей практике по уголовным делам, потом о допросах, обысках, которые были у нее дома. И вот наступил день встречи. И когда на сцену к трибуне торжественно, даже величественно вышла Софья Васильевна в красивом строгом черном платье, с поднятой головой и распрямленными плечами, я была потрясена преображением этой женщины, казавшейся в домашней обстановке такой простой и уютной. Зал встал, аплодируя, а я, глядя на нее, думала, что она похожа на адвоката из английского фильма.

Обсуждение ее выступления шло очень живо. Особенно жгучие споры возникли по вопросу об отмене смертной казни. Помню интересный и острый диалог Софьи Васильевны с поэтом и философом Вл. Микушевичем. Более трех часов продолжался вечер, а после, окружив Софью Васильевну, зрители еще долго не расходились, спрашивали, возражали. После этого вечера я часто общалась с ней, и, всегда мудрая и доброжелательная, она оказывала мне бесценную помощь своими советами.

А 19 июня 1989 г. был другой вечер ("Встреча с правозащитниками 60-80-х гг.", который Софья Васильевна вела. В этот день стояла жара под тридцать градусов, зал был переполнен, сидели даже на полу. Среди публики было много ее друзей - Б.Золотухин, Н.Монахов, поэт Ю.Ким. А на сцене тоже были ее друзья - известные правозащитники, прошедшие через брежневские тюрьмы и лагеря: Л.Богораз, Т.Великанова, С.Ковалев, Л.Терновский, Г.Якунин, А.Смирнов, Ф.Светов, С.Глузман, Л.Бородин. За несколько дней до этого у Софьи Васильевны был тяжелый приступ стенокардии, сильная одышка, но она нашла в себе силы и мужество приехать и вести вечер, и выступать так, что и не заподозрил никто, насколько серьезно она уже болела.

В сентябре, в больнице, Софья Васильевна с мягкой усмешкой (но и с явной гордостью) показала мне свежий номер "Родины" с ее статьей и вздохнула: "Дожила ведь..."

В конце ноября в дни "нашей революции" я была в Праге на встречах со студентами, рассказывала о наших демонстрантах на Красной площади в августе 1968 г., когда советские танки ворвались в Чехословакию, о суде над ними, об адвокатах и, конечно, о Софье Васильевне. Обратно мы приехали с группой чешских студентов 7 декабря и попали прямо на панихиду... Так мы расстались с этим удивительным, справедливым и мужественным человеком.

С.Ковалев

Все вместе мы храним этот образ

Представим себе, что адвокат Софья Васильевна Каллистратова родилась, работала и прожила долгую жизнь в другой стране, в стране с более благополучной и спокойной национальной судьбой, нежели наша.

Тогда сегодня, несомненно, вспоминали бы о ее фундаментальных знаниях, редкостном трудолюбии, высоком ораторском искусстве, несокрушимой логике. Вне всякого сомнения, говорили бы и о ее редком и высоком даре - даре сочувствия, сопереживания. Иными словами, и в любой другой стране сохранялась бы память об очень хорошем человеке и выдающемся адвокате.

Но Софья Васильевна родилась здесь. Можно сказать, что ей выпало это горькое и трудное счастье.

И потому ей была уготована необычная судьба.

Добросовестная, честная, четкая и яркая профессиональная работа оказалась подвигом, каждодневным и очень рискованным. Просто работа, просто честная и добросовестная работа, и ничего больше.

В этой стране яркий и самобытный талант, который был бы для большинства обузой, для нее стал высоким и трудным предназначением. Своей подвижнической работой она защищала не только честь профессионального круга адвокатов, но гораздо больше - честь страны, честь народа.