Все не так - Александра Маринина

Глава 5

Павел

Про Елену я рассказывал следователю без личных подробностей, не хватало еще мне признаваться в своей дурацкой, так ничем и не окончившейся любви. Однако о подозрениях своих упомянул. Кто его знает, а вдруг это важно для расследования убийства?

– Значит, ты думаешь, что Тарасова – любовница Владимира Олеговича и ребенок у нее от него, – подытожила Галина Сергеевна. – Ну что ж, это я проверю. Но странно, что никто об этом ни словом не обмолвился, я ведь всех по нескольку раз допрашивала.

– Может, не знают, – предположил я. – Или не хотят, чтобы Муза Станиславовна узнала, берегут ее, она ведь очень слабенькая.

– Возможно, возможно, – Парфенюк покивала головой. – Я смотрю, жизнь-то у вас там богатая на события. Сколько мы с тобой разговариваем, уж пятый день, почитай, а дальше первых шести месяцев твоей работы не ушли.

– Это только вначале так было. Потом все слилось.

– Вот даже как? – Она приподняла брови. – А что так?

– Все стало привычным, и я уже ни на что внимания не обращал. И вообще, у меня депрессия была. Я только о своих травмах думал и о своей загубленной жизни. Очнулся только тогда, когда…

Я запнулся. Следователь посмотрела с любопытством.

– И когда же ты очнулся, друг мой сердечный?

…когда понял, что так пить больше нельзя. Я не напивался вусмерть, как в тот раз, когда мое состояние бросилось в глаза папане, я пил умеренно, но каждый день. Сначала в клубных компаниях, потом все чаще дома, в одиночку, потому что катастрофически не высыпался и старался пораньше лечь. Приезжал с работы, выпивал и ложился спать.

Все, что я делал на работе, я делал автоматически, ни во что не вдумываясь и действительно ни на что не обращая внимания. Если бы не поездки в стрелковый клуб по вторникам, четвергам и воскресеньям, я бы даже, наверное, не мог сказать, какой нынче день недели. Я ежедневно, как полагается, заполнял «талмуд» и чертил графики, но, если вы спросили бы меня, какие показатели я туда внес, я бы не ответил. Жил будто на автопилоте.

И в один прекрасный день, сидя в столовой за обедом, услышал, как Лариса Анатольевна говорит Дане:

– Ну, детка, давай, старайся. Тебе совсем чуть-чуть осталось. В июне приедет из Лондона Тарас, вот уж он удивится, когда увидит, какая ты стала!

Я перевел глаза на Дану, но ничего особенного не увидел. Все то же, что и вчера, и позавчера.

Тогда я посмотрел в окно и понял, что июнь уже совсем скоро. Боже мой, ведь только что был декабрь, и я шел вместе с Даной к Владимиру выяснять отношения, и был глубокий снег… Это последнее, что я отчетливо помнил. А сегодня что? Я точно знал, что среда, потому что вчера возил Дану стрелять и повезу завтра, но вот какой месяц?

Отставив тарелку, я крупной рысью направился в «тренажерку» и замер перед приколотыми к доске листами ватмана. Кривая нагрузок идет круто вверх, кривая показателей веса неумолимо ползет вниз. А кстати, когда это мы начали отмечать вес на графиках? Мы же этого с самого начала не делали… Видно, в какой-то момент я изменил решение, но вот в какой? Я этого не помнил. Дана сбросила двадцать один килограмм. Ни фига себе приколы! А я-то куда глядел? Схватив «талмуд», я перепроверил цифры, заодно поинтересовавшись и датами. Оказалось, что уже середина мая.

Допился, Фролов… Надо с этим завязывать. Мое столь длительное выпадение из жизни меня здорово напугало.

Во время вечерних занятий я присмотрелся к Дане и констатировал, что, несмотря на мое беспамятство, тренировки проходили нормально. Девочка не просто сбросила вес, она ощутимо подобралась, фигура приобрела некоторые очертания, еще весьма далекие от идеальных, но все-таки больше похожие именно на женскую фигуру, а не на бесформенную кучу жира.

– Как ваша нога? – неожиданно спросила Дана.

Я растерялся.

– Нормально. А в чем дело? Я что, жаловался, что нога болит?

Я совершенно этого не помнил.

– Нет, вы сказали, что, если она не разболится, мы сегодня будем танцевать танго под музыку. То есть вы со мной будете танцевать. Не разболелась? Я диск принесла с музыкой, как вы велели.

Неужели я такое сказал? И такое велел? Забавно. Но не врет же она, в самом-то деле. Наверное, действительно сказал. А коль сказал, выполняй. Тем паче я давно уже хожу без палки и совсем не хромаю.

– Ну, давай попробуем. Ставь диск. Будем исполнять смертельный номер.

– Почему смертельный? – Девочка мгновенно напряглась. – Думаете, я такая неловкая и вам все ноги оттопчу?

Тьфу ты, елки-палки, совсем у меня тормоза отказали, забыл, что с Даной базар надо все-таки фильтровать, а не лепить подряд все, что в голову приходит.

– Потому что это будет потрясающее зрелище и все, кто его увидит, просто умрут. Либо от восхищения, либо от зависти.

– Да ну вас, – она смущенно улыбнулась. – Скажете тоже.

Диск запустился, прозвучали первые аккорды, я картинно поклонился и встал в позицию.

А получилось у нас очень даже ничего, я остался доволен. Дана ни разу не сбилась и в некоторых па продемонстрировала даже определенное изящество. Все-таки она на редкость пластичная девчонка.

– Еще разок? – предложил я. – Закрепим.

– Давайте, – она с радостью согласилась.

Второй раз получилось куда лучше. Мы повторили еще раз. Появилась уверенность. После четвертого раза – легкость. Я перебрал несколько мелодий на диске и выбрал танго с более высоким темпом.

– Рискнем?

Она решительно тряхнула головой:

– А, где наша не пропадала!

Ё-моё, да Дана ли это? Она ли это говорит? Где та забитая, стесняющаяся, робкая девочка, из которой лишнего слова не вытащишь? Где та Дана, которая как огня боялась всего нового?

С быстрым танго мы тоже справились, хотя Дана два раза споткнулась и дыхание у нее немного сбилось.

– Еще разок? – предложила она, чуть задыхаясь.

– Обязательно. Только отдышись. Кстати, давай-ка давление измерим, чтобы знать, во что нам этот темп обошелся.

Обошелся нам быстрый темп в сущую ерунду, можно было даже внимания не обращать, пульс – всего-то восемьдесят три, тогда как в состоянии покоя – шестьдесят – шестьдесят два. И давление приличное, почти не повысилось.

Во второй раз быстрое танго прошло без сбоев, и я подумал, что пора приобщать членов семьи к нашим общим успехам.

– Хочешь, позовем твоих родителей, пусть посмотрят, как ты танцуешь?

– А можно?

– Почему же нет? – не понял я.

– Ну, я же не одна буду танцевать, вы тоже будете. А вдруг вы не хотите, чтобы кто-то, кроме меня, видел, как вы танцуете.

Что это? Деликатность? Или такое своеобразное проецирование собственной застенчивости? Совсем еще недавно Дана впадала в панику при одной мысли о том, что кто-то увидит, какая она неловкая. Неужели она думает, что все люди такие, все стесняются самих себя? Но тут важно другое: она понимает, что достигла какого-то успеха, и хочет, чтобы ее родители за нее порадовались. Вот это мы с ней молодцы!

– Я не возражаю, чтобы меня видели танцующим, – рассмеялся я. – Так что, зовем?

– Зовем. Я сейчас их приведу.

Через пару минут в «тренажерку» вплыла Лариса Анатольевна, следом за ней протиснулся сияющий папаня.

– Я принесу для вас стулья, – засуетился я, но папаня жестом остановил мои гостеприимные потуги.

– Не надо, мы постоим. Ну, показывайте, чего добились.

– А смотри, Миша, как Дана хорошо выглядит, – защебетала Лариса. – Правда, совсем другой человек? И талия обозначилась. Когда она в платье, ты не видишь ничего, а ты посмотри сейчас, когда она вся обтянутая…

– Вижу, вижу. Не мешай людям, – проворчал он довольным голосом.

Я не стал рисковать и поставил музыку помедленнее. Это было что-то! Без единой ошибки, резко, четко и одновременно тягуче. Ай, молодцы!

Родители пришли в восторг и громко зааплодировали.

– Надо твою маму позвать, – заявила Лариса Анатольевна, – пусть тоже посмотрит на такую красоту. И Валентину позовем, и всех, кто дома.

Я посмотрел на Дану. Как ей такое предложение? Не забоится? Не застесняется? Но девочка, воодушевленная неожиданным успехом, согласилась повторить концертный номер для широкой публики.

Дома оказались, помимо Анны Алексеевны, Валентина Олеговна и Юля. Я подозревал, что Лена тоже дома, но ее почему-то не позвали. Впрочем, мне было все равно. Прошло несколько месяцев, и чувства не только утратили остроту, но и почти совсем забылись. То есть я помнил, что был когда-то влюблен, но не более того.

Второе исполнение прошло чуть хуже, и я понимал почему: Юлин недобрый взгляд жег нас и испепелял, на ногах будто гири повисли. Но все равно это было замечательно, и мы сорвали вполне заслуженные аплодисменты.

– Все, решено, в конце июня у Лановского юбилей, он устраивает большой прием, мы уже приглашение получили, – заявил папаня. – Приглашает с семьями. Как раз Тарас приедет. И ты, Дана, с нами поедешь. Станцуешь там – пусть все ахнут, какая у меня девочка.