Когда мы встретились - Шей Шталь

— Ну, я постирала свою одежду. Надеюсь, ты не против. Я могу снять твою футболку, если это тебя беспокоит. — Тянусь к подолу, даже не осознавая, что стою в одной комнате с его детьми, которые, скорее всего, еще не видели голой женщины, и, алё, я начинаю раздеваться перед мужчиной и двумя его маленькими детьми.

Я что так сильно ударилась головой во время аварии? У меня повреждение головного мозга? Кто делает такое дерьмо?

— Тебе не надо отдавать мне футбоолку прямо сейчас, — говорит Бэррон, широко раскрыв глаза от шока и кивая головой в сторону своих детей, которые сидят на диване и бездумно попивают горячий шоколад.

— Хорошо. — Опускаю руки. — Ну… — И затем я делаю, вполне возможно, самую неловкую вещь, которую я когда-либо совершала в своей жизни. Я давлюсь своей собственной слюной. Я не говорю сейчас о том, что мне нужно прочистить горло или тихонько покашлять. Я имею в виду удушье, а затем кашель, плевание, красное лицо, тревога, что не могу дышать. Я испытала такое удушье, после которого необходимо минимум пять минут, чтобы прийти в себя, и даже после этого у вас горло болит до конца дня, и не в хорошем смысле, если вы понимаете, о чем я говорю.

В любом случае, это произошло.

После того, как я прихожу в себя, одержимо прочищая горло в течение добрых двух минут, совсем не так, как подобает леди, то понимаю, что Бэррон уставился на меня ошеломленным взглядом, будто не уверен, нужен ли мне прием Геймлиха или рот в рот. Честно говоря, если бы он хоть как-то прикоснулся ко мне, мне бы это понравилось. Его лицо бледнеет.

— Ты в порядке?

— Боже правый. — Прижимаю руку к груди. — Я думаю, что мое легкое застряло в горле на секунду.

Бэррон пялится на меня, как будто не может поверить, что оставил эту сумасшедшую со своими детьми на целый день. И я не могу его ни в чем винить.

— Что случилось с твоей одеждой? — спрашивает Бэррон, но на его лице появляется самодовольная улыбка, и мне кажется, что он знает ответ, но ничего не говорит.

— Мы ходили в сарай. — И я останавливаюсь на этом, потому что то, как я упала в коровье дерьмо — это не та история, которую хочу рассказать этому парню. Это примерно так же неловко, как врезаться в стену его мастерской на своей машине или носиться по дому в его одежде, будто играю в семью, как в каком-то фильме студии Холмарк (прим. пер.: Hallmark — киностудия, которая специализируется на романтических фильмах), притворяясь кем-то, кем я на самом деле не являюсь.

Бэррон подходит ближе, его теплое дыхание касается моего лица, а затем он переводит свой взгляд через мое плечо на детей, которые все еще увлечены тем, что показывают по телевизору.

— Открою тебе маленький секрет, — шепчет он, и от его выраженного южного акцента у меня бегут мурашки по всему телу.

— Какой?

— В сарае есть камеры.

Опускаю голову от смущения.

— Я знала это.

— Папочка! — кричат девочки, когда замечают своего папу.

— Мы делали заклинание для мамы. — Эти слова говорит Сев, которая трется всем телом о ковер перед камином.

Глаза Бэррона устремляются на меня.

— Что?

— Они сварили зелье, — говорю я, указывая на кастрюлю на плите.

Бэррон мельком заглядывает в кастрюлю, а затем смотрит на меня с веселым блеском в глазах.

— Похоже, у вас был насыщенный день.

— И Кейси упала в какашки Поппи! — Сев сдает меня, продолжая чесать свои руки.

Бэррон тихонько смеется и ставит свой термос на кухонную столешницу.

— А я думал, чем здесь пахнет.

— Я не воняю. — Хватаю Сев и ставлю ее перед Бэрроном. — У нее была крапивница, когда я увидела ее сегодня утром.

Бэррон протягивает руки, и Сев подходит к нему.

— Ты чешешься, малышка?

Сев качает головой, все еще продолжая чесаться.

— Нет.

Он нежно прижимает свои губы к ее лбу, и убирает ее белокурые кудри с лица. Сдерживаюсь, чтобы не обмахивать себя руками. Кто знал, что наблюдать за мужчиной, который ведет себя как хороший папа, может быть так сексуально. Бэррон открывает шкаф и достает лекарство, похожее на Бенадрил (прим. пер.: Бенадрил — препарат от аллергии).

Я помогаю Бэррону, снимаю мерный стаканчик с крышки, чтобы он мог и дальше держать Сев на руках.

— Это вообще нормально? Кэмдин говорила, что такое иногда случается.

— У Сев чувствительная кожа. Причина может быть в холодной погоде. — Он сажает малышку на столешницу, где она продолжает чесать живот и лицо. Когда Бэррон дает Сев лекарство, она пристально смотрит на своего папу. — Или она чем-то заболела.

— Я не больна! — кричит Сев, соскальзывая со столешницы на пол. Она засовывает свою руку в штаны и уходит, почесывая своего кролика.

Бэррон ухмыляется.

— Сев такая маленькая леди. — Его темные глаза находят мои, такую теплоту я не видела в мужском взгляде уже давно, если видела вообще когда-либо. Он опускает свои глаза ниже, долго разглядывая мое тело, а затем наши взгляды снова встречаются, и я замечаю в его глазах искреннюю нежность. — Спасибо, что присмотрела за девочками.

— Это был самый лучший день за долгое время. — Именно в этот