Полет сокола - Уилбур Смит

— Эль‑Шайтан советует вам расширить торговлю копаловой смолой и копрой, — замогильным голосом пояснил переводчик, — и в качестве вашего ближайшего союзника будет регулярно навещать вас на своем огромном корабле с многочисленными пушками, дабы удостовериться, что вы следуете его совету.

— Вай! — Шейх в отчаянии дернул себя за бороду, вырвав клок длинных вьющихся волос. — С таким союзником и врагов не надо!

Сутки спустя «Черная шутка» отбыла в бухту Тельфа в сорока милях к северу. Никто даже не подумал предупредить стоявший там невольничий флот о новой политике Элата, которому принадлежали эти земли.

Пять дхоу, что бросили якоря на внешнем рейде, успели перерезать якорные канаты и затеряться в лабиринте мелких коралловых проток и отмелей, в которые канонерка войти не могла. Однако у берега стояло еще шесть небольших судов, а на внутреннем рейде — четыре великолепные двухпалубные океанские дхоу. Два корабля Кодрингтон сжег, а четыре самых новых и крупных снабдил призовой командой и отправил на юг, в Порт‑Наталь, на ближайшую британскую базу.

Через два дня, подойдя к Кильве, он устроил учебные стрельбы. Тридцатидвухфунтовые орудия били залпами с обоих бортов, пока вода в бухте не вскипела пеной от мощных белоснежных фонтанов брызг. Грозное эхо отражалось от дальних холмов и катилось по небу, громыхая, как пушечные ядра на деревянной палубе.

Такая демонстрация силы превратила местного султанского губернатора в трясущийся студень, и его пришлось нести до вельбота на руках, чтобы доставить на тайное совещание к капитану канонерской лодки. Кодрингтон заранее приготовил бланки договора. Губернатор с изумлением узнал, что наследует королевство, на которое никогда не смел претендовать, а также соответствующий титул, слишком грандиозный, а потому влекущий за собой осязаемые, но нежелательные знаки внимания от лица, чье имя мало кто осмеливался произнести вслух.

Сидя в кабинете величественного особняка адмиралтейства, возвышавшегося над Капской равниной, что простиралась в голубоватой дымке до дальних гор готтентотской Голландии, адмирал Кемп поначалу не обратил внимания на первые тревожные сообщения из Порт‑Наталя. Они походили на плод воображения безумца, который слишком долго прослужил в Богом забытом форту и стал жертвой местного душевного недуга, известного как «Эль‑Кафар», часто поражавшего тех, кто жил вдали от общества. Однако в каждой следующей депеше с севера вырисовывались все новые подробности, и отмахиваться стало трудно. В бухту Порт‑Наталь пачками прибывали захваченные суда: на сегодняшний день их накопилось уже двадцать шесть — все большие дхоу, некоторые с грузом рабов.

Губернатор провинции Наталь в отчаянии просил совета у адмирала. С рабами все было просто: их спустили на берег, освободили и тут же направили работать по контракту к отважным джентльменам, пытающимся возделывать хлопок и сахарный тростник на диких землях долины Умгени. Рабочей силы, как всегда, не хватало, местные зулусы мирному труду предпочитали угон скота и пиво, так что губернатор готов был принять от Королевского военно‑морского флота любое количество рабов. То есть работников по контракту — хотя мало кто понимал разницу. Вот только что делать с двадцатью шестью… нет, уже с тридцатью двумя захваченными дхоу? Пока губернатор диктовал послание, в бухту вошла еще одна флотилия из шести судов.

Через две недели одно из призовых судов, зачисленное губернатором во флот колонии, пришло в Кейптаун с пачкой новых писем. Одно из них было от сэра Джона Баннермана, консула ее величества на острове Занзибар. Другое послание прибыло лично от султана Занзибара, с копиями, адресованными министру иностранных дел в Лондоне, а также, что примечательно, генерал‑губернатору в Калькутте. Султан, очевидно, полагал, что в качестве представителя королевы индийский генерал‑губернатор распоряжается во всем океане, как на лужайке у себя под окнами.

Адмирал Кемп вскрыл оба пакета с тошнотворным предчувствием надвигающейся беды.

— О Боже! — простонал он. — О милосердный Иисус, нет! — И, продолжая читать: — Это уже слишком, просто кошмар!

Клинтон Кодрингтон, один из самых младших капитанов в списках адмиралтейства, взял на себя полномочия, которые смутили бы Веллингтона и Бонапарта.

Он присоединил к британской короне обширные африканские территории, ранее составлявшие часть владений султана. Более того, безумец имел наглость вести переговоры с ничтожными местными вождями и сановниками, обещая налево и направо признание империи и полновесное британское золото.

— Боже правый! — Адмирал впал в отчаяние. — Что скажет этот выскочка Палмерстон?

Убежденный тори, Кемп был невысокого мнения о новом премьер‑министре от партии вигов.

После осложнений в Индии, где несколько лет назад вспыхнуло восстание сипаев, британское правительство проявляло большую осторожность, принимая ответственность за заморские территории и отсталые народы. Указания сверху были совершенно четкими, и подвиги капитана Кодрингтона явно шли вразрез с рекомендуемыми принципами.

Борьба за Африку была впереди, а пока внешнюю политику Великобритании определяли жалкие изоляционисты — это адмирал Кемп знал слишком хорошо. Так или иначе, список деяний безумного капитана этим не ограничивался. Хрипя и багровея, Кемп читал депешу консула, а в глазах за золотой оправой очков стояли слезы ярости и отчаяния.

— Когда я доберусь до этого щенка… — Голос адмирала дрогнул.

Капитан Кодрингтон, похоже, единолично объявил султану войну. Однако даже в порыве бешенства Кемп чувствовал профессиональную гордость за размах операций своего подчиненного.

Список, составленный консулом ее величества, включал в себя более тридцати пунктов, поражающих воображение. Щенок шел в атаку на укрепления, высаживал на берег вооруженный десант, жег лагеря работорговцев, освобождая десятки тысяч черных невольников. Он захватывал корабли в открытом море, уничтожал их огнем на якорных стоянках и наводил ужас на все побережье в лучших традициях великого Нельсона.

Однако невольный восторг адмирала перед тактическим гением капитана Кодрингтона никоим образом не уменьшал его решимости отомстить ему за свою, без всякого сомнения, загубленную карьеру.

— На сей раз ничто его не спасет! Ничто! — проревел Кемп, переходя к посланию султана.

В нем чувствовалась рука профессионала, каждый абзац начинался и заканчивался витиеватыми и несколько неуместными расспросами о здоровье адресата, но в промежутках звучали боль, ярость и возмущение, сопровождаемые решительными протестами против нарушенных обязательств и договоров с правительством ее величества. В самом конце автор, не удержавшись, добавил пожелание здоровья и процветания адмиралу и ее величеству королеве Великобритании в этой жизни, а также всяческого счастья в жизни последующей, слегка отступая от оскорбленного тона, преобладавшего в основном тексте.