Полет сокола - Уилбур Смит

— Я буду ждать, — повторил он. — Десять лет, пятьдесят лет.

С приливом «Черная шутка» поднялась по протоке, выгрузила на каменный причал припасы африканской экспедиции Баллантайнов и двумя часами позже отдала швартовы и развернулась, направляясь обратно.

Клинтон Кодрингтон смотрел с юта, как ширилась полоса воды между ним и высокой стройной фигурой в длинной юбке на краю причала. Зуга стоял за спиной сестры, не поднимая глаз от списков снаряжения. Сержант Черут выставил отряд маленьких курносых готтентотов на охрану имущества экспедиции, не давая приблизиться толпе зевак.

Португальские власти выказали большое почтение к красным сургучным печатям и лентам на рекомендательных письмах от португальского посла в Лондоне. Однако еще весомее оказалось то, что Зуга, офицер армии королевы Виктории, прибыл на канонерской лодке Королевского военно‑морского флота, которая, по всей вероятности, останется поблизости.

Даже сам губернатор португальской восточной Африки едва ли встретил бы более теплый прием. Мелкие чиновники сломя голову носились по убогому поселению, подыскивая наилучшее жилье, освобождая складские помещения для грузов и реквизируя речной транспорт для следующего этапа путешествия. Экспедиции предстояло подняться по реке до Тете, последнего форпоста португальской империи на Замбези, куда заранее были посланы курьеры с приказом подготовить носильщиков и проводников. Все, чего ни требовал молодой британский офицер, выполнялось беспрекословно, он же отдавал приказы небрежным тоном, словно таково было дарованное ему Богом право.

Робин Баллантайн одиноко стояла среди всей этой суеты и смотрела вслед человеку в синей форме на юте канонерки. Высокая стройная фигура прощально помахала рукой, и выгоревшие волосы вспыхнули на солнце белым золотом. Робин махала в ответ, пока «Черная шутка» не исчезла за частоколом мангров, хотя ее мачты и труба виднелись еще долго. Потом исчезли и они — над буйной тропической зеленью осталось лишь облачко черного дыма.

Клинтон Кодрингтон стоял на палубе, заложив руки за спину, и его бледно‑голубые глаза светились восторгом. Он ощущал себя настоящим странствующим рыцарем былых времен, который отправлялся искать счастья.

Его нисколько не раздражала мелодраматичность такого образа. Любовь и в самом деле возвысила его душу, впереди таились величайшие сокровища, и он обязан был их завоевать. Сережка, подаренная Робин, висела на шее и согревала кожу под рубашкой. Клинтон прикоснулся к амулету, нетерпеливо вглядываясь в открывавшийся проток. Впервые у него появилась цель в жизни, неколебимая, как Полярная звезда.

В таком романтичном настроении капитан пребывал и пять дней спустя, когда «Черная шутка» обогнула мыс Рас‑Элат и на всех парах подошла к якорной стоянке. На песчаной отмели, обнажившейся с отливом, стояли восемь больших дхоу. Приливная волна на этом побережье достигает двадцати двух футов, и легкие арабские суда приспособлены к тому, чтобы садиться на мель: это облегчает погрузку. Скованные цепями невольники, спотыкаясь, брели по неглубоким лужам, оставшимся после отлива, по направлению к отмели и терпеливо ждали своей очереди, чтобы забраться по лестнице на борт дхоу.

Неожиданное появление канонерки вызвало смятение. На берегу забегали, послышались яростные крики работорговцев, щелканье бичей и вопли рабов. «Черная шутка» бросила якорь, не доходя рифов, и развернулась носом к ветру.

Клинтон Кодрингтон обводил накренившиеся суденышки и толпы перепуганных людей тем же вожделенным взглядом, каким ребенок из трущоб смотрит на окорока в витрине съестной лавки.

Приказ адмирала Кемпа был ясен и сформулирован предельно четко, вплоть до последних мелочей. Адмирал до сих пор с ужасом вспоминал, как молодой капитан захватил в плен невольничий флот в Калабаре, принудив хозяев взять груз на борт и пересечь экватор. Во избежание новых рискованных выходок командиру канонерской лодки было строго приказано уважать территориальную целостность Оманского султаната и в точности соблюдать букву договора, заключенного британским консулом в Занзибаре.

Клинтону Кодрингтону строжайше запретили вмешиваться в дела подданных султана, ведущих торговлю между султанскими владениями. Его лишили даже права досматривать суда, идущие под красно‑золотым оманским флагом по любому из признанных торговых путей султаната, и подробно перечислили эти пути для его же блага.

При патрулировании следовало ограничиться перехватом судов, не принадлежавших султанату, особенно кораблей европейских стран. Разумеется, американские суда исключались. Капитан Кодрингтон имел право на самостоятельные действия лишь в обозначенных границах. Кроме того, он получил указание при первой возможности нанести визит вежливости в Занзибар, где британский консул объяснит капитану, как лучше обеспечить соблюдение существующих договоров и напомнить султану о его обязательствах.

Клинтон расхаживал по палубе, как лев по клетке, с бессильной злобой взирая через проход в коралловом рифе на невольничий флот. Здесь арабы занимались работорговлей вполне законно, поскольку залив Элат оставался бесспорным владением султана, признанным правительством ее величества.

Паника на берегу улеглась, на песчаной косе возле дхоу уже никого не было, но Клинтон знал, что из‑за глинобитных стен городка и из тенистых рощ кокосовых пальм за ним следят тысячи внимательных глаз.

Оставалось лишь сняться с якоря и уйти прочь. Мысль об этом наполняла сердце капитана горечью. Он стоял с непокрытой головой, уставившись холодными голубыми глазами на добычу, что лежала на расстоянии протянутой руки.

Дворец Мохаммеда бен Салима, шейха Элата, представлял собой некрашеное глинобитное здание в центре городка. Единственные ворота в обнесенной парапетом стене — двойные, с толстыми резными створками, окованными бронзой, — вели в пыльный внутренний двор, где под раскидистым деревом такамака сидел шейх со своими ближайшими советниками и посланниками его высочайшего повелителя, султана Занзибара. Сегодня речь шла воистину о жизни или смерти.

Мохаммед бен Салим имел пухлое гладкое тело бонвивана, ярко‑красные губы сластолюбца и полузакрытые глаза сокола. Шейх был сильно встревожен, ибо честолюбивые замыслы навлекли на него грозную опасность. Он желал накопить в сокровищнице миллион золотых рупий — и заветная цель уже была близка, но его владыка, всемогущий султан Занзибара, направил к нему эмиссаров, дабы потребовать у шейха отчета.

Свой план шейх Мохаммед начал осуществлять десять лет назад, ловко присвоив часть султанской десятины, и с тех пор из года в год размах воровства увеличивался. Каждая удачная операция подстегивала жадность шейха и давала смелость для следующей. Султан обо всем знал — несмотря на старость, он был очень хитер. Недостающие десятины накапливались в сокровищнице шейха, и получить их можно было в любой момент. До поры до времени султан изображал благодушное неведение, но постепенно вороватый шейх влез в ловушку так глубоко, что никакая ловкость, никакие оправдания не помогли бы ему выкрутиться. Султан ждал десять лет, и теперь заберет не только то, что ему причитается, но и все остальное.