Приключения 1989 - Василий Викторов

— Надоели вы все с вашими тайнами, — сказала Лика.

— Пусть повыпендриваются, — отозвалась Наташа.

13 НОЯБРЯ

Бывает так, что просыпаешься мгновенно, резко, словно подсознание реагирует на какой-то раздражитель, но включающиеся чуть позже чувства не успевают зафиксировать и передать дальше не очень сильные звук, запах или прикосновение, явившиеся причиной тревоги.

Ощущение беспокойства, оставшееся от вчерашнего вечера, не прошло за ночь. Не пришлось ничего вспоминать, приезд Джонни и сообщение Сергея сцепились накрепко и давали о себе знать, как впившаяся в палец и невытащенная заноза.

Босиком, чтобы не скрипеть старым, с широкими деревяшками паркетом, я пошел в холл, хотел с террасы посмотреть на утренний, ещё не проснувшийся город.

В холле с развернутой газетой в руках сидел Вовка. Большие темные пятна газетных фотографий закрывали его до пояса. Рядом с креслом стоял чемоданчик, и прямо на полу лежала желтая военная кепка.

— Хочешь кофе? — спросил я через газету.

— Давай я сам сварю, а ты пока почитай.

Читать, собственно, было нечего: трагедия всегда умещается в несколько строк. «Фантомы» разнесли школу и механосборочный цех большого завода. Всё1 это в пригороде, километрах в двадцати. Погибло тридцать детишек, убито и ранено больше сотни рабочих (на заводе как раз была пересменка). Правительство провело экстренное заседание. Президент обратился в Совет Безопасности и потребовал его срочного созыва. Вот и всё.

— Ну что? Думаешь, начнется свалка? — Вовка принес кофе.

— Ты поэтому и притащился ни свет ни заря? Боишься опоздать?

— Я серьезно.

— Тогда не говори глупостей. Сам знаешь, в чьих руках воздух. Меня беспокоит семья. Слишком дорого могут обойтись здешние бананы. А к тебе это относится в первую очередь.

Вовкины зеленые глаза потемнели, и, чтобы спрятать их, он наклонился над чашкой.

— Только зажили по-человечески, — начал он, но я быстро его перебил:

— Не вздумай в таком тоне разговаривать с Ликой.

Вовка соскучился за неделю, дорвался до дома, а теперь вот сиди и гадай на кофейной гуще, что дальше.

— В Москву? — У него это прозвучало так, словно я предлагал сослать Лику в Соловки.

— Ты что, вообразил, что мы можем отправить её через полчаса? Специальным рейсом? Сегодня, между прочим, выходной, — я переменил тему, услышав чьи-то тихие шаги в коридоре.

— Мне надо помыться и поспать, — отозвался Вовка.

— Наташа хотела съездить в город, так что попестуешь Ольгу. Если что надо купить, мы к вашим услугам.

— Конечно, надо, милый, — пропела Лика, вплывая в холл, — ах, и ты здесь? — Это Вовке. — А кофе остался? — Лика подняла полные руки, закалывая волосы на затылке, а я отметил про себя: «Месяц, не больше».

— Сейчас сварю, — Вовка второй раз отправился на кухню, — на всех не хватит.

— Пойду подниму своих.

Ольга уже проснулась и, сидя верхом на маме, пыталась заплести ей косы.

— Мне что-то не очень хочется ехать, — сказал я вместо «доброго утра».

— Что ты, Алеша, мне позарез нужно к Газляну.

— Далось тебе это теткино кольцо. Добро бы купить, а то ремонтировать, — я почувствовал раздражение в голосе и уступил: — Ольга остается дома, а вечером все вместе пойдем в кафе. Собирайся, Наташа.

В такси я назвал шоферу маршрут и предупредил Наташу:

— Только к Газляну.

— Может быть, ты все-таки скажешь, что случилось?

Я пересказал газетные сообщения. Интуиция подсказывала мне: в ближайшие дни, может быть, часы произойдет ещё что-то, и это «что-то» неизбежно коснется всех нас. Но тревожить Наташу раньше времени я считал себя не вправе. Она и так растеряна. Дай бог, чтобы держалась молодцом, не ныла и не задавала лишних вопросов.

Машина быстро шла вдоль обсаженного пальмами и акациями шоссе, и из окошка город казался вполне современным. Он был похож на бодрого чиновника-середняка или крепкого торговца в чисто выстиранной белой рубашке и подогнанном по фигуре готовом костюме. Лишней роскоши нет, но и заплат на первый взгляд тоже не видно.

В центре дыхание города учащалось, слишком много кислорода пожирали плотно идущие по улицам автомобили и нахлынувшие сюда толпы людей. Казалось, что на окраинах никого не осталось, все ринулись в город за покупками и развлечениями. Большинство магазинов объявило зимнюю распродажу, висели полотнища с надписями: «10 %», «15 %», от руки яркими красками. Сомневаясь, видимо, в их наглядности, продавцы выкрикивали цифры скидки охрипшими от натуги голосами.

Безучастные к суете, на открытых террасах кафе сидели старики, некоторые по стародавней привычке в фесках. Презрительно щурясь на лежащие на мраморных столиках пухлые газеты, обсуждали новости. У ног клиентов трудились мальчишки-чистильщики. Разглядывая витрины, кучками проходили туристы, навьюченные сувенирной чепухой. Молодежь тянулась к кинотеатрам, привлеченная афишами с лихо намалеванными красотками.

Всё в городе как обычно. И только старики в кафе, отвыкшие за долгий век чему-нибудь удивляться, обсуждая газетные строчки, покачивали головами, как бы говоря: «Ну, что? А ведь ещё и не то будет…»

Ехать дальше не было никакого смысла, улица была плотно закупорена автомобилями. Мы расплатились с шофером и пошли переулками. Прохожих было немного, и я обратил внимание на то, что в некоторых лавках опускали на витринах железные шторы-жалюзи, а лоточники складывали товары в чемоданы и ящики. Навстречу стали попадаться кучки возбужденных людей. Они торопливо шли к центру, изредка оборачиваясь. Те, кто шел в одну сторону с нами, поворачивали обратно. У меня появилось ощущение, будто мы с Наташей сбились и шагаем не в ногу.

Опустевший переулок закончился, мы вышли на площадь и застыли на месте. Впереди, в нескольких сотнях метров, шумела огромная толпа, медленно двигаясь в нашу сторону. Со ступенек небольшого памятника в скверике перед высотным зданием какого-то министерства кричал, размахивая руками, оратор. Слов не было слышно, лозунговые окончания длинных фраз подхватывались толпой, и её рев, резонируя в узком ущелье улицы, усиливался как в репродукторе. Даже с того места, где мы остановились, было видно, что толпа состоит исключительно из молодежи.

— Демонстрация, — сказал я Наташе, как будто она сама этого не понимала.

Я растерялся. Толпа медленно приближалась, заливая улицу метр за метром, и в желудок вполз и свернулся там клубком толстый и скользкий жгут страха. Я почувствовал себя маленьким и беспомощным перед этим неумолимо надвигавшимся человеческим валом, который мог растоптать нас с Наташей как букашек, а мог и вобрать в себя.