Приключения 1989 - Василий Викторов

Причиной его смерти стали тяжелые телесные повреждения — результат падения с девятого этажа больничного здания.

Убийство или самоубийство — на этот волнующий общественность вопрос полиция пока не дает ответа. Но несомненно одно: со смертью Клаудио Понти и серьезным психическим заболеванием редактора «Вечерних новостей» Антонио Рицо, который помещен по посьбе его жены в специальную клинику, многие ключевые моменты этого сложного дела так и останутся невыясненными».

Александр Павлюков

ЭТИ ДНИ

Все возможные совпадения, касающиеся имен действующих лиц и места действия, являются случайными.

Автор

12 НОЯБРЯ

— Давай съездим на аэродром, — попросила Наташа.

— А дочка? Не дай бог, проснется.

— Ничего, Лика присмотрит за ней.

Я обвел взглядом нашу комнату с заметно обшарпанной мебелью, неухоженным паркетом, с канареечного цвета стенами. Самодельный абажур, ситцевые занавески на окнах, несколько вырезанных из журналов пейзажей — Наташины попытки создать хоть какое-то подобие уюта лишь подчеркивали временность нашего казенного семейного очага. Последний полустанок на пути домой.

— Поехали.

Наташа ушла за Ликой, а я загадал, что если Вовкина жена войдет со своим неизменным учебником «Ядерная физика. Том 1» в руках, то все у нас будет в порядке и через два месяца мы будем дома, в Москве.

Я почему-то вспомнил, как мы с Вовкой встречали наших жен два года назад. Волнуясь до дрожи, стояли тогда на нагретом нежарким осенним солнцем бетоне летного поля рядом с одолженной у начальства голубой «Волгой». Со стороны всё это выглядело, конечно, сплошным пижонством. А может быть, нас принимали за людей, встречающих высоких гостей. Накрахмаленные в прачечной воротнички душили наши загорелые шеи, как туго затянутые ошейники. Букеты роз и гвоздик, завернутые в папиросную бумагу, лежали на сверкающем капоте и были похожи на кукольных невест в фате.

Приземлился самолет, к нему подкатил трап, открылась дверца, и, казалось, зазвучала какая-то немыслимая и ликующая музыка: это наши жены сходили по красным ступенькам трапа. Наташа приехала как на большой международный курорт: в модном костюме, с элегантной белой сумкой, только что из парикмахерской. Лика прискакала за пять с половиной тысяч верст так, будто её пригласили в поход по Подмосковью с веселой студенческой компанией: в руках туго набитый рюкзак, за спиной гитара.

С этого самого дня мы с Наташей полюбили аэропрт, будто именно здесь встретились и влюбились с первого взгляда, отыскав друг друга в пестрой толпе. Со временем аэропорт стал зримым выражением Наташиной ностальгии, она утверждала, что только тут можно получить точно такое же мороженое, как в «Космосе» на улице Горького. Я подозревал, правда, что всё дело в том, что здесь два раза в неделю приземляются серебристые лайнеры с красными флажками на хвосте и звучит настоящая, чистая, не сдобренная ещё местными словечками русская речь. И не только приземляются, но и улетают обратно, и очень легко представить, что через пять с половиной часов они сядут в Шереметьеве на серый промерзший бетон, по которому гуляет поземка из снежной крупы, и к трапу подойдут люди: пограничники, медслужба, таможня; закрываясь от ветра меховыми воротниками, поведут московские разговоры о том, о сём, точно такие же, какие мы и сами будем завтра вести…

Лика вошла с неизменной книгой в руках. «Ядерная физика. Том 1».

— Привезите мороженого, — попросила она.

— Привезем, — пообещала Наташа.

— За Ольгу не переживайте. Практика мне просто необходима, — Лика погладила свой круглый животик.

— Послушай, Софья Ковалевская, ты не боишься, что ребенок заговорит формулами?

— Иди-иди, охальник.

— Серьезно, Лика, сколько ты запрограммировала детишек?

— У нас в коллективе программист Вовка.

— А всё-таки?

— Это зависит от пола…

— Туманно.

— Если будет мальчик, то двоих, а если девочка, то тогда будем дерзать до тех пор, пока все-таки не выйдет наследник. Так сказал программист.

— Серьезные дела. Если мы тут задержимся, мне часто придется ездить за мороженым.

— И отдавать мне свою селедку.

— Я готова, Алеша, — вмешалась Наталья, — хватит терзать Лику.

— Поехали. Ради практики не буди ребенка, Софья.

— Как скажете.

На заднем сиденье темно-синего маленького «фиата» было уютно, словно в двухместной ракушке. Шофер не удивился, что на аэродром едут без багажа, и погнал машину.

— Посмотри налево.

Наташа обернулась, кивнула головой, но ничего не сказала.

Огромная вилла белого мрамора сверкала огнями. Вдоль каменной ограды, между декоративными вазами с цветами и небольшими статуями горели заключенные в хрустальные колпаки ацетиленовые фонари. В гараже выстроился десяток больших американских автомобилей. У входа бодрствовали сторожа в белом. Здесь каждый день, месяц за месяцем, преданные слуги ожидали короля соседней страны. Теперь уже бывшего, лишенного трона родным братом. Повелитель же предпочитал проводить время на юге Франции…

И через два квартала отсюда двухэтажный, с небольшим садиком, скромный дом. Наверное, дети уже легли спать, светится только одно окно на втором этаже. Скорее всего это её комната, печальная комната вдовы, перебирающей сейчас в тишине в тысячный раз старые фотографии мужа. Для нас он давно уже стал легендой, его именем назвали улицы, институты, города, сложили песни, страшные для врагов. А для неё он так и остался просто мужчиной, сильным, умным и ласковым, и трудно сказать, сколько ещё детей хотелось ей родить от него и как она сейчас мучается, что не успела прошептать ему самые нежные слова. Постеснялась, должно быть, или подумала, что скажет завтра. Но завтра не наступило для Патриса Лумумбы, и для неё всё осталось вчера, там, за кроваво-красной чертой. Хорошо, что живы дети и что они знают, кем был их отец, и могут им гордиться.

Вот такие вехи встречаются в этом городе на недлинной дороге в аэропорт. В остальном вполне респектабельный тихий район, застроенный двух- и трехэтажными домами с садами за решетчатыми заборчиками и скамейками у ворот, на которых спят сторожа. Пешеходы тут редкость, магазинов и лавок минимум. Широкая лента дороги делится пополам газончиком с посаженными в ряд толстыми пальмами. Всё это быстро остается позади.

Здесь нет плавного перехода города в пригород, с дачками и огородами, природа предлагает на выбор что-нибудь одно — пустыню или оазис, смерть или жизнь. Исход зависит от человеческой воли и упорства в стремлении добыть воду, напоить бескрайнюю пустыню, заставить её цвести и плодоносить. Вот почему так резко проведена граница города, он словно сжал мускулы, собрался с силами для следующего скачка, чтобы отвоевать ещё хотя бы пару гектаров песка.