Иван Шуйский - Дмитрий Володихин

Тогда же пострадали крупнейшие сторонники Шуйских — Колычевы и князья Татевы.

Князья Иван Петрович и Андрей Иванович Шуйские также отправились в ссылку. Там первого из них — великого полководца, известного всей стране после яркой победы над полчищами Стефана Батория! — заставили постричься в монахи. Затем обоих убили приставы. Уничтожение двух видных аристократов, двух крупнейших русских государственных деятелей, совершенное в отдалении от Москвы, не создало сколько-нибудь серьезного политического резонанса. Но для семейства Шуйских это было как удар молота по голове. От такого разгрома они долго не могли оправиться.

История падения И.П. Шуйского позволяет увидеть, как в блистательном полководце, честном слуге государевом проснулось древнее аристократическое буйство.

Бог весть почему Иван Петрович, большую часть времени проводивший во Пскове, позволил родне, в частности князю Андрею Ивановичу Шуйскому, бунтовать посад. Может быть, его дух оказался потрясен и смятен смертью жены, которая скончалась в феврале 1586 г.? Может, пошатнулось здоровье — он делает в кремлевский Успенский собор большой вклад, чтобы монахи «о его здравии Бога молили»489? Или, как свидетельствуют некоторые источники, Шуйские оказались вынуждены защищаться от жестокой мести Годуновых за игру с «царской невестой»? В любом случае Иван Петрович не был заводилой в истории с мятежом посадского люда, но не отступил от родни и тут вновь оказался замаран.

Мог ли он отойти в сторону? Мог. Его соратник по защите Пскова от Батория, князь В.Ф. Скопин-Шуйский, буйную родню никак не поддержал. И от опалы он тоже соответственно не пострадал.

Русские посланники, отправленные в Речь Посполитую, получили инструкцию, по которой видно особое отношение правительства к Ивану Петровичу. Если сам король или кто-то из королевского окружения заведет разговор о судьбе князя И.П. Шуйского, то следует отвечать, мол, Федор Иванович жаловал его, но «...братья490 его князь Ондрей Шуйской з братьею учали измену делать, неправду и на всякое лихо умышлять с торговыми мужики... а князь Иван Петрович их потакаючи, к ним же пристал и неправды многие показал перед государем. И государь наш ещо к ним милость свою показал не по их винам, памятую княж Иванову службу, опалы своей большой на них не положил: сослал их в деревни...»491.

Годуновы — первейшие враги князя! — какое-то время пытались сохранить ему жизнь. Вероятно, казнь народного любимца грозила новыми волнениями, а потеря Ивана Петровича для армии лишала русское войско одного из лучших его вождей. Поэтому И.П. Шуйского убивают далеко не сразу. Долгое время он всего лишь отбывал ссылку.

Ивану Петровичу был дарован еще один шанс проявить смирение, отказаться от политических амбиций и остаться в живых. А то и вернуться ко двору... чуть погодя. Князь оказывается в недавно пожалованной ему Кинешме, а затем в своей вотчине, селе Лопатничи, под наблюдением верных людей Бориса Годунова. Среди них и князь Д.И. Хворостинин, другой блистательный военачальник, получивший к тому времени боярский чин. Это страж почетный, сам факт его назначения — знак высокого статуса «поднадзорного». Виднейший из Шуйских, таким образом, удален от государственных дел, однако смерть ему не грозит...

Но энергичная натура не дает ему смириться с поражением. Гордыня жжет сердце князю Ивану: кто победил его? Если бы царская тяжелая рука! Если бы равные по крови — те же Мстиславские, Воротынские! Да хотя бы Романовы-Юрьевы, они ведь ненамного ниже, хотя и лишены монаршей крови! Только не Годуновы — знать второго сорта, выскочки, да кем они были еще пятнадцать лет назад? Никто, собаки, хуже собак — тараканы! Самое дно, самый низ московского боярства, низший слой старинной боярской знати! Не простые дворяне, разумеется, но... Им покориться — срам! А ведь всего за несколько месяцев до ссылки, князь Шуйский, пребывая на Москве в полной силе, раздавил Романа Алферьева... Могущество и — падение. Слишком уж резкий контраст, слишком уж сильное искушение.

Весной 1587 г. Иван Петрович принимается за какие-то странные переговоры со старицей суздальского Покровского монастыря Прасковьей — бывшей женой царевича Ивана Ивановича492. Москва живо интересуется ими: ведь если расстричь старицу, то она после смерти Федора Ивановича может оказаться реальным претендентом на престол.

Как видно, последняя «матримониальная комбинация » переполнила чашу терпения Годуновых.

16 ноября 1588 г. жизнь блистательного полководца и неудачливого политика оборвалась493. Сначала его сослали на Белоозеро и там постригли в монахи. Но этого торжествующим Годуновым показалось мало. В ноябре 1588 года Ивана Петровича убил пристав князь И.С. Туренин494, по всей вероятности, имея на этот счет инструкцию от Бориса Годунова. По свидетельству Пискаревского летописца, Иван Петрович «положен (т.е. похоронен) в Кирилове монастыре»495. На нем, видимо, извелась и вся младшая ветвь Шуйских: родословия не упоминают каких-либо детей Ивана Петровича. Богатое имущество, конфискованное у боярина «на дворе », отошло казне496. Английский торговый агент в Москве Джером Горсей описал кончину вельможи в трагических тонах: «Нашли предлог для его обвинения. Ему объявили царскую опалу и приказали немедленно выехать из Москвы на покой. Он был захвачен стражей под началом одного полковника, недалеко от Москвы, и удушен в избе дымом от зажженного сырого сена и жнива. Его смерть была всеми оплакана»497.

Так завершилась биография славного воеводы грозненских времен. Вся придворная партия Шуйских была разогнана, некоторых лишили жизни, кто-то оказался в тюрьме, а кому-то пришлось отведать горький хлеб ссылки. На несколько лет род Шуйских ушел в тень...

Иван Петрович был прежде всего частью большой семьи князей Шуйских. С нею он отстаивал отечество, с нею разделял славу и почести, с нею боролся за власть, с нею интриговал. За политическую интригу в ее пользу он и сошел в могилу. Несчастливый конец Ивана Петровича известен в наши дни одним только специалистам по русской истории XVI столетия. Всё, что касалось узкокорыстных дворцовых устремлений, для памяти потомков умерло. Зато жива до наших дней добрая слава великой псковской победы.

Князю Шуйскому на роду было написано стать «командармом» в беспокойное царствование Ивана Грозного. Само происхождение его возносило воеводу над абсолютным большинством современников и соотечественников. Господь предназначил князя для военной службы. Что оставалось Ивану Петровичу? Только один выбор: стать достойным высокой судьбы, славного рода своего, большой власти, полученной по праву крови, или позволить себе слабость и по слабости провалить великие дела, которым князь оказался причастен. Служить государю, земле и Христу, или искать своей корысти.

Подводя итог под судьбою этого отважного и талантливого полководца, можно с уверенностью сказать: Шуйский был достоин своего предназначения. И когда следовал ему честно и отважно, Бог его возвышал. А когда возжаждал большего, когда память рода затмила в душе князя христианскую истину, что ж, тогда и Господь его унизил.

Великая сила — неистовая кровь древней нашей знати. Сколько энергии она несла! Сколько подвигов во имя Бога и отечества позволяла совершить! Сколько храбрости и силы даровала! Но как только воздвигала она могучего вельможу на бунт, кем бы он ни был, а скоро приходило вразумление: крест сильнее любой крови.

Москва, 2010—2011

Список имущества князя боярина

И.П. ШУЙСКОГО, конфискованного казной после его гибели

Список имущества, взятого в казну «на дворе» князя И.П. Шуйского, писан на оборотах двух листов дела о поверстании поместьем и назначении на службу русского беглеца из шведского плена Г.С. Бекетова. Документ имеет характер черновика с обширными исправлениями. Поскольку грамота о поверстании Г.С. Бекетова датируется 23 февраля 1589 г., а князь И.П. Шуйский ушел из жизни в ноябре 1588 г., список конфискованного имущества датируется скорее всего концом 1588 г.

Документ неполон, низ второго листа утрачен. Судя по первым строкам документа, первый лист также не является начальным в деле о конфискации имущества казной.

РГАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. 1589 год. Д. 11.

(А. 2 об.) ...Платье княж Ивановское ж Шуйского, что взято з двора, *и что осталось*498, а в росход не отданы.

Шуба, бархат червчат499 на соболе.

Охобень500, зуфь501 зелена, плете/с[и] золотые, а [на] вороту и на прорехах 21 пугвица коротки502 с жемчюги.

2 шапки, лисьи горлатны503.

Шапка, камка504 золотна червчата, петли земчюжные, окол лисей.

Шалом булатной, травы505 навожены золотом.

Шапка булатна, навожены травы золотом.

Седло крымское, под отласом рудо-желтым506 з золотом, с воилуки507 и с тепеньками508, об одном стремяни.