Экран наизнанку - Леонид Марягин

Перронный репродуктор щелкнул и захрипел.

Ленька задрал голову на эти звуки.

- Поезд "Горький-Москва" прибывает через три минуты, - сообщила дикторша.

- Уезжаешь? - Перед ним в замызганном распахнутом халате стояла мать Риты.

- Да, - он торопился в объяснениях, как вор, пойманный с поличным, - я Рите письмо написал. Наверное, сегодня получит...

- А времени дойти до нее не было? - Мать спрашивала резко и зло.

- Так... Не получилось...

Она поглядела на объемистый фибровый чемодан.

- Куда едешь?

- Отдыхать. На юг, - опять соврал Ленька. - Я скоро вернусь....

- Вернешься? Ой ли! - криво усмехнулась мать Риты.

Он не смел поднять глаз.

- Говорила я Ритке, - мать погрозила ему пальцем, - не связывайся с этим... козлом, ничего у тебя с ним путного не будет - бросит он тебя... И плаксиво передразнила: - А она: люблю, люблю...

Мать подошла на шаг ближе и дохнула ему в лицо запахом стойкого перегара:

- Катись ты к ядрене фене! Кому ты нужен!

Плюнула Леньке под ноги и ушла.

Загудел подходивший дизель. Ленька, глядя вслед Ритиной матери, не сразу нащупал ручку чемодана, чтобы взять его на изготовку.

- Скорый поезд на Москву отправляется, - звучало из репродуктора, а Ленька еще стоял на перроне.

Но вот двинулись шпалы, исчезая под колесами дизеля. Мелькнул на обочине километровый столб с табличкой "101". И полетела навстречу дорога, бесконечная дорога.

Здравствуй, cтолица!

(Кинодрама)

Здравствуй, столица,

Здравствуй, Москва,

Здравствуй, московское небо!

В сердце у каждого эти слова,

Как далеко бы он ни был...

Слова бодрой, зажигательной песни звучат в темноте и исчезают в предрассветной мгле подмосковного пейзажа.

По узким мосткам через речку - такие зовут лавами, их сооружают на лето, после того как сойдет лед, чтобы удобнее было обывателям перемещаться из городских районов в дачные места, - по узким лавам идет парень в кепочке-восьмиклинке, ведя рядом шуршащий приспущенными шинами велосипед.

Из прибрежных кустов за велосипедистом наблюдают четыре глаза.

- За нашим пошел, сучара! - шепчет из-за кустов Булка.

- Булка, заткнись, - обрывает Вова Новый.

Мостки опустели - велосипедист скрылся в зарослях противоположного берега. Только качнулись ветки орешника - и был таков.

- Сейчас он похиляет обратно, и я его запорю, - шепчет Булка в своем укрытии.

- Перебьешся. - Вова Новый, останавливая напарника, приподнимает пятерню. - Без мокрухи. Он просто - потонет.

- Как? Он же плавать умеет...

- Тут не поплывешь - тут по пояс всего.

- А как же? - не унимается Булка.

- Покнокаешь... - Вова Новый пошевелил ветку - с нее ссыпался град капель.

И тотчас на противоположном берегу так же зашевелилась ветка.

- Чего теперь? - спросил Булка.

- Там верзила. Он знает чего. - Вова Новый, не отрываясь, наблюдал за мостками.

- Зря ты наших никого на это дело не позвал. Мы бы этому сучаре устроили. Это надо же - у своих ворованное красть, - не переставал причитать Булка.

- Булка, последний раз говорю: умолкни, - прохрипел Вова Новый, вывернув губы, отчего лицо его стало брезгливым.

На мостках у противоположного берега появился парень в восьмиклинке, ведя теперь уже навьюченный велосипед: два внушительных мешка на раме и один на багажнике.

Вова Новый, передернув затвор "вальтера", вышел из-за кустов навстречу и стал у начала мостков, держа перед собой "машину".

Одновременно с ним у противоположного берега на мостки вошел верзила, держа руки за спиной.

Велосипедист замер на полушаге.

Обернулся и, увидев верзилу, снова замер.

- Кто тебя, сучья рожа, на товар навел? - спросил Вова Новый.

- А отпустите? - выдавил велосипедист.

- Скажешь - своими ногами уйдешь по воде, - заверил Вова Новый.

Велосипедист торопливо застрекотал:

- Булка говорил, на двоих удобнее товар делить, чем на троих

Булка дернулся и исчез в прибрежных кустах - только качались ветки и стучали по листьям потревоженные капли.

- А меня кто заложил? - теперь велосипедист говорил медленно и еле слышно.

Вова Новый криво усмехнулся:

- Тоже Булка. При любом раскладе хотел в порядке быть, падла! Ну его-то мы достанем, с ним отдельно потолкуем... А ты - иди. - И он показал стволом, куда следует идти велосипедисту.

Велосипедист отпустил руль, навьюченный велосипед, глухо звякнув, свалился на доски мостков.

Велосипедист прыгнул в речку.

И в этот момент верзила, выхватив рогатину из-за спины, с мостков пригнул ею к воде шею велосипедиста.

А затем вдавил голову и все тело под воду.

Он напрягаясь держал рогатину, пока поверхность речки не успокоилась.

- Сам оступился и утонул, на корягу напоролся, - проронил Вова Новый.

- Товар заберем? - спросил верзила.

- А товар оставим здесь, - Вова Новый был категоричен.

- Меня жлоба давит, - слабо возразил верзила и перешагнул лежащий под грузом велосипед.

- А идти по мокрому - не давит? - Вова Новый прятал пистолет под пиджак.

Верзила согласно кивнул и зашвырнул рогатину подальше в воду.

- Ну-ка, покаж. - Вова Новый сам поднялся с корточек и взял листочки из рук Севы.

Он стоял у сарая и перебирал страницы, а Сева с тревогой наблюдал за выражением лица Нового.

- Молоток, - одобрил Вова Новый, вывернув губы, отчего лицо приняло брезгливое выражение, - молоток, что кликухи заменил, а иначе - стук... все по правде. В Москву поедешь? Фарт ловить?

- Поеду, - сказал Сева, как о давно решенном.

- Только учти: в столице мира правды не любят, ни на бумаге, ни в толковище, - предупредил Вова Новый.

Сева передернул плечами.

- Я - не салага. Соображаю...

- Но все равно, ты - молоток, - поддержал Севу Бадай, вмешавшись в разговор, - вырастешь - кувалдой станешь!

Бадай поднял с земли гитару и под парочку блатных аккордов запел:

Заболеешь, братишки, цингою

И осыпятся зубки твои,

И в больницу тебя не положат,

Потому что больницы полны.

Там же, братцы, конвой заключенных,

Там и сын охраняет отца,

Он ведь тоже свободы лишенный,

По приказу убьет беглеца!

Рецензент держал картонную папку в одной руке и, похлопывая другой по обложке, растолковывал Севе, сидевшему рядом на скамейке в сквере Литинститута:

- О ком ты написал? О знакомых урках? И ничего хорошего в жизни не нашел. Не нужно нам этого... у нас Литературный институт, а не библиотека блатных воспоминаний.

Мимо скамейки проходили веселые удачливые абитуриенты, оживленно бросали на ходу:

- Он думал, я Олешу не знаю! А я с ним лично знаком!

- А меня мучил метафорами!

- Ну, главное - все завершилось.

Рецензент глянул на Севу, заметил его почти скорбное выражение лица и успокоил:

- Но ты не расстраивайся! Научиться быть писателем в институте нельзя... - рецензент поднялся, - сам пиши и читай хороших писателей.

- Что ж вы сами в институте преподаете? - поднялся следом Сева.

- Я? Я... Кормиться семье надо.

Консультант протянул Севе его "творения" и ушел, влившись в Бульварное кольцо.

Он сидел за столиком, уткнувшись взглядом в чашечку остывшего кофе. Разлившаяся невзначай кофейная жижа накрыла часть надписи на блюдце и можно было прочесть "фе "Националь".

Напротив него на пустующее место плюхнулся кто-то солидный - он видел только рыхлый живот, прикрытый широким пестрым галстуком. Поднял взор и обнаружил пятидесятилетнего мощного мужика в темно-синем габардиновом пиджаке с привинченным к отвороту орденом Ленина, которым награждали до войны - штучно.

Рядом с мужиком уже стояли официантка с метрдотелем. Мужик диктовал:

- Банку крабов с майонезом...

- Нужно узнать, есть ли...

- Узнайте, - тоном, не терпящим возражений, перебил посетитель и продолжил: - И два раза пожарские котлеты с макаронами в одну тарелку.

Он узнал посетителя.

Обслуга ушла, и посетитель обратил свое незанятое внимание на него: тельняшка, суконка - непривычный наряд для этого заведения.

- Ты знаешь, кто я? - спросил посетитель.

- Вы кинорежиссер.

- И народный артист, - похоже угрожающе добавил режиссер, - а откуда меня знаешь?

- Ваши портреты висят в кинотеатрах.

- Какие фильмы я поставил?

Сева приготовился было отвечать, но подошел метрдотель и угодливо поставил перед режиссером банку с крабами:

- Нашли последнюю...

Режиссер с упоением занялся принесенным, а Сева, чтобы не мешать мэтру, на блокнотном листке перечислил все творческое наследие режиссера и протянул реестр...

Режиссер облачился в золотые очки явно забугорного изготовления и глянул в листок.

- Правильно! Ты что - моряк?

- Недавно демобилизовался

- Где служил? - допрашивал народный артист, глядя поверх золотых очков.

- На Балтике.

- Точнее!

- Рижская военно-морская база...

- О! - оживился режиссер, - я поднимал в Риге национальное кино. Там тогда командовал адмирал Головко-младший...