Ходи осматриваясь - Вадим Григ

Квартира показалась какой-то выветренной и сиротливо-нежилой. Я стянул с себя куртку, позакрывал все окна и забился в кухню. Выставил на стол «Гжелку», наполнил рюмку, залпом выпил. Потом еще и еще, но теплее не стало.

Когда несмело тренькнул дверной звонок, я не шелохнулся. Представилось, что щелкнуло где-то в ушных раковинах — или в мозгах. Но сигнал повторился и звучал уже продолжительней и настырней. Чертыхаясь, я поплелся в прихожую, вяло гадая, кого еще занесла нелегкая. Открыл — и обомлел:

— Господи, Вера!

— Я самая, — хихикнула она. — Собственной персоной.

В голове закопошилось брюзгливое недовольство — с какой стати, и без предупреждения и без звонка. Но вслух я лишь промолвил:

— Могла ведь и не застать?

— Еще чего, — блеснула она лукавыми глазами. — И не надейся. Все равно дождалась бы. А что, не рад? А то могу и возвернуться. — И с задором прибавила: — Ты мой должник, не забыл? Я так поняла, это благодаря тебе моего дурака куда-то задвинули. На несколько дней. То ли лечиться отправили, то ли грехи замаливать.

Мне было начхать, куда и как далеко задвинули проклятого Курлясова, и похоже — ей тоже. Она скинула плащ мне на руки, смачно чмокнула в нос, размашисто отодвинула. Потом бегло огляделась и устремилась в мое прибежище.

— Ага, вот ты где кукуешь. Я тоже люблю посиделки на кухне. Но что вижу?! В обнимку с бутылкой и в одиночестве? Ты что, дорогой Гришенька, затосковал? С чего, а? Нет, мне это не нравится, милый.

— Я никому не нравлюсь, — проворчал я. — Я кисельная барышня. И себе я тоже не нравлюсь.

Она засмеялась.

— Никакая ты не барышня. И не кисельная. Ты просто малость раскис. Надо тебя слегка встряхнуть. И мы это быстро сделаем, да? И без этого чертова пойла.

Она обхватила меня сильными руками, прижала к пышному бюсту и — пятясь, вразвалку — потащила в гостиную. Вмиг я оказался распростертым на софе с задранной рубахой. Меня никогда еще не раздевали женщины. Я удержал ее за пальцы и буркнул:

— Я сам.

Она опять рассмеялась — и принялась с какой-то томной, кошачей грацией сбрасывать свое облачение. Жакет, блузка, юбка — вещи, как птицы, плавно взлетали и чередой опускались на кресло. Потом она закинула руки за спину, сманипулировала — и ажурный лифчик упруго отскочил на палас, освободив из заточения разом вздыбившиеся белые груди. И вот она уже стоит передо мной совершенно обнаженная — без всяческого жеманства и смущения, гордая своим телесным великолепием.

— Я тебе нравлюсь?

— Угу, — прогнусавил я, задохнувшись.

— Я ведь не жирная, да? Не толстая? Я только немного полновата. Но ты, наверно, знаешь анекдот? Хорошего человека чем больше, тем лучше.

— Господи, Верочка! Ты просто напичкана старыми-престарыми побасенками.

— Ну и что, — хохотнула она. — Старый — не старый. Если верно, какая разница. А ведь это верно, правда?

— Правда, — сказал я. — Абсолютная правда. Хорошего человека чем больше, тем лучше. И вообще, хорошего должно быть…

Но я уже ощутил на себе тяжесть пышного крепкого тела, и сочные губы наглухо перекрыли мой фонтан.