Пленница Хургады, или Как я потеряла голову от египетского мачо - Юлия Шилова

— Чем? Бабы‑то у них совсем забитые. Хоть все и говорят про свободу женщин на Востоке, но на самом деле никакой тут свободы нет. Мужчина в доме царь и бог.

— Да я не это имела в виду. Просто египтянкам повезло, что мужчин в их стране больше, чем женщин. Вот это выбор, вот это я понимаю! Этому не дала, этому не дала, а вот этого себе на ночь оставила.

— Да толку‑то! Им все равно больше, чем одного мужика, иметь нельзя.

— Зато у них есть среди кого выбирать, а у нас в России с этим напряженка. Мужиков — раз, два и обчелся. Мало того, что постоянно какой‑нибудь кризис случается, то энергетический, то экономический, так еще и мужчин мало. А ведь у нас на первом месте именно этот кризис должен стоять и никакой другой: кризис нехватки мужиков.

Когда Клава замолчала, я улыбнулась и не могла не спросить:

— А ты все‑таки к Хасану приехала?

— Да вот, караулю своего перца, — сразу призналась она.

— А где он?

— Сменщик говорит, что приболел, домой отпросился, а я думаю, может, он меня испугался.

— А чего ему тебя бояться‑то?

— Я ему сказала, что, как бы он ни сопротивлялся, я его все равно в Сибирь увезу. Со мной шутки плохи! Поедет, как декабрист, и никаких разговоров.

— А может, оно и к лучшему?

— Что к лучшему? — не поняла Клава.

— Ну то, что он испугался.

— Что ж хорошего‑то? Жениться на мне обещал. Да он много чего обещал, ты сама слышала.

— Мужики здесь все такие, они только обещать и умеют.

— Я у напарника спрашивала адрес моего перца, а он не дает. Говорит, что не знает, где Хасан живет. Разве такое может быть, чтобы два человека в одной лавке работали, а друг про друга ничего не знали?

— Не может, — покачала я головой.

— Значит, врет второй перец, — сразу сделала вывод Клава. — Может, просто стесняется.

— Что значит стесняется? — не сразу поняла я Клаву, потому что хорошо знала, что здешний народ особо стеснительным не назовешь.

— Может, мой перец в каком‑нибудь шалаше живет, спит на циновках. Я же понимаю, что здесь жизнь не сахар.

— И долго ты будешь здесь его караулить? — на всякий случай поинтересовалась я у Клавы.

— Сегодня постою еще немного да завтра еще приеду. Если узнаю, что он от меня прячется, из‑под земли достану и разнесу его лавку к чертовой матери.

Пока мы с Клавой тихо‑мирно беседовали, к нам то и дело подходили самые разнообразные арабы и делали такие комплименты, от которых у кого хочешь голова пойдет кругом.

— Видишь, сколько здесь такого добра: египтяне приставучие до ужаса! — сказала я.

— Да, — согласилась со мной Клава. — Я еще никогда так много симпатичных и говорливых мужиков не видела. Но я своего перца все равно ни на кого не променяю, он мне в душу запал. Хасан сказал мне то, что я десять лет хотела услышать. Только чем я его напугала, не могу понять. Видимо, он в Сибирь боится ехать — холодов испугался.

— Конечно, он же столько лет просидел под пальмой, а ты его сразу на мороз вывезти хочешь.

— Так я бы его укутала. Что ж я, враг ему, что ли? Чудные они, эти египтяне. Да и ласковые слова у них тоже чудные, наши мужики такого не говорят. А что, я правда похожа на кошку?

— Тебе это Хасан сказал?

— Да, он сказал, что я похожа на кошку, а все кошки мои сестры. Чудной какой!

— Это у них рабочие, заученные фразы.

— Ты хочешь сказать, что египтяне это всем говорят?

— Без разбору.

— Не верю! Хасан сказал это с такой искренностью… Заученные фразы так не говорятся. А может, во мне и в самом деле что‑то кошачье есть… Вот твой муж тебе такое говорил?

— Говорил.

Напарник Хасана вышел из лавки и с любопытством посмотрел на нас. Я не сомневалась в том, что Хасан прячется где‑то здесь и ждет, когда Клава уедет в отель, но не хотела расстраивать очарованную арабом женщину, потому что понимала, что если она в этом убедится, то возьмет лавку штурмом.

— Красавицы, покупайте сувениры! — улыбнулся напарник Хасана — У меня халява. Русские любят халява.

— Да какая у тебя халява?! — возмутилась Клавдия. — Цены взвинтил! Крохобор! Дуришь нашего брата.

— Халява — это у них любимое слово, — пояснила я Клаве.

— Да я так сразу и поняла. Они это всем русским постоянно говорят. А как цену спросишь, так они ее сразу так понимают, что плохо становится. Арабы что, не понимают, что халява — это когда тебе что‑то дают бесплатно?

— Ничего они не понимают.

— Послушай, Валька, и как ты здесь живешь? Море здесь, правда, очень красивое. Ты хоть купаться‑то ходишь? Наверно, из воды не вылезаешь?

— Была на море всего один раз.

— А что так?

— Тут порядки дурные. Муж не хочет, чтобы я одна на улицу ходила. Можно выходить из дома только в присутствии его родственника.

— Ничего себе они здесь намудрили! Ты же не в тюрьме сидишь, — понимающе произнесла сердобольная Клава. — Я поэтому и говорю, что лучше мужика здесь цеплять и к себе везти, чтобы он жил по нашим порядкам. Ты знаешь, я сегодня мимо мечети проходила, сколько же там мужиков, это надо видеть! И все раком стоят. Красота! Правда они все зачуханные какие‑то, пыльные. С душком. От них какой‑то прелостью воняет. Но это не беда, мужичка всегда отмыть можно: в ванну с пенкой посадить, мочалкой потереть, только воду менять почаще надо. А потом его одеколоном обольешь, и он чистенький будет, свеженький, новенький.

Напарник Хасана не сводил с нас глаз и, видимо, ждал, когда мы уйдем, потому что скорее всего Хасан действительно прятался в лавке.

— Девушки, покупайте сувениры! — напомнил о себе он.

— Да что у тебя покупать? Какие сувениры? Я Хасана скоро в Сибирь увезу вместе со всеми твоими сувенирами. Он у меня сам, как сувенир будет, на него весь наш поселок посмотреть сбежится.

Напарник Хасана сверкнул в сторону Клавы злобными взглядом и возмутился:

— Послушай, красавица, езжай в свой отель. Хасан болеет. Он не поедет в твою Сибирь, он не любит мороз. Хасан хочет жить в Хургаде.

— Да кто его спрашивать будет?! Будет сопротивляться — я его упакую бандеролью и в Сибирь‑матушку отправлю. Мороз он не любит! Тоже мне, неженка нашелся. Он что, думает, я к нему в Хургаду мотаться буду, а он в мое отсутствие будет разгульный образ жизни вести и девок портить?! Не угадал!

— Слушай, да каких девок он будет портить?! — еще больше возмутился напарник Клавиного возлюбленного. — У вас все девки уже давно испорчены, у вас неиспорченных не бывает.

— У меня нет столько денег, чтобы туда‑сюда мотаться, — продолжала Клава, — Я троих детей одна ращу. На эту‑то поездку еле накопила. Так что у меня разговор короткий: назвал прилюдно меня женой — значит, пусть женится, и точка! А то ишь надумал, чтобы я к нему постоянно моталась! А о моем бюджете он подумал?! Так что дадим ему валенки, ушанку и пусть привыкает к сибирским морозам.