Пленница Хургады, или Как я потеряла голову от египетского мачо - Юлия Шилова

— Ахмед, а ты когда мне мой паспорт отдашь?

— А зачем он тебе?

— Да я, наверно, в Москву уеду.

— И давно ты в Москву собралась?

— Недавно.

— А кто же тебя туда отпустит? — Тон моего врага не предвещал ничего хорошего.

— Я с мужем развожусь.

— Ты это серьезно? — не поверил Ахмед.

— С тех пор, как я переехала в Хургаду на постоянное место жительство, мне стало не до шуток. Мне шутить вообще расхотелось.

— А Валид знает?

— Я ему уже об этом сообщила.

— И что он тебе на это сказал?

— Пока ничего, но это меня мало волнует.

— Он тебе не разрешит с ним развестись.

— Что значит, он мне не разрешит?

— Валид не даст тебе развода.

— А я его и спрашивать не буду! Я Валида просто в известность поставила — и все. Я вышла замуж, семейная жизнь у меня не сложилась. Муж гуляет, ворует. Мне такая жизнь не нужна. Я хочу развестись и вернуться на родину. Что здесь такого? Это может случиться с каждым, все довольно банально: не сошлись характерами и разбежались. Как у вас тут разводятся? Я бы хотела освободить Валида от семейных уз, чтобы все было по‑честному, чтобы он стал снова свободным мужчиной. Женится еще раз на другой, но уже на более покорной девушке. Вон сколько туристок приезжает, только успевай жениться. А если честно, то ему лучше и вовсе оставаться холостым.

— Почему? — удивился Ахмед.

— На кой черт ему эта женитьба нужна?! От нее только одни проблемы. Если он будет свободным человеком, то сможет много времени уделять своей работе. А самое главное, что никто ни за что не будет его пилить и обвинять в измене. Валид должен быть всегда в свободном полете, у него же работа такая специфическая.

— Валид не разрешит тебе с ним разводиться, — твердил, как попугай, Ахмед. — Он этого не допустит.

— Что значит не разрешит? Я же не вещь, а живой человек, и имею право на свое мнение. Я пока еще слава богу дееспособная, поэтому могу принимать самостоятельные решения.

— Ты — собственность Валида, и он может распоряжаться тобой как хочет.

— Ты так со мной разговариваешь, как будто я не женщина, а какое‑то имущество. Что значит мной можно распоряжаться?! Я могу собой сама распоряжаться, и никто другой мне не указ.

— Ты принадлежишь Валиду и должна быть с ним покорной, иначе он накажет тебя за твое непослушание.

— Ты мне паспорт отдашь или нет? — Я начинала терять терпение.

— Нет.

— Почему?

— Потому, что ты можешь сбежать.

— Так что мне теперь, до самой смерти жить в Египте?

— До самой смерти, — согласился со мной Ахмед. — Ты вышла замуж и должна жить со своим мужем до самой смерти.

— Если бы я знала, что могут быть такие последствия, я бы не сделала подобной ошибки, не вышла бы замуж за египтянина.

— Ты беременна.

— И что?

— Ты должна родить Валиду наследника.

— Интересно, кого я могу родить от такого бабника, — пробурчала я и отвернулась к окну.

Когда мы уже практически подъехали к дому, я увидела Клаву, которая прогуливалась вдоль торговых лавок, и тут же сказала Ахмеду:

— А ну‑ка, останови здесь.

Ахмед ударил по тормозам и повернулся ко мне.

— Что случилось?

— Я знакомую встретила.

— Откуда у тебя могут быть тут знакомые?

— Появляются. Обживаюсь, как видишь, Хургада уже как родная. Ты поезжай, ставь машину и занимайся своими делами, а я немного поболтаю и домой пойду.

— Ты не должна ни с кем разговаривать, — замотал головой Ахмед.

— Ну уж с этим я сама разберусь!

— Я должен отвезти тебя домой.

— Я пешком дойду.

— Я должен…

— Послушай, — я уже давно так ни от кого не уставала, как сейчас устала от Ахмеда. — Тут никто ничего никому не должен. Ты уже выполнил свою миссию, сводил меня на пляж позагорать. Что ты еще от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты шла домой.

— Да мы и так уже почти у дома. Ты что, собрался идти ко мне ночевать? А вдруг муж приедет? Застукает!

— Я не собирался идти к тебе ночевать, — наконец‑то смутился Ахмед. — Валид не просил меня о том, чтобы я остался у тебя на ночь. Ночуй одна.

— Вот и чудненько. Ты поезжай по своим делам, а я пошла домой.

— Если я буду нужен, звони.

— Непременно!

Выйдя из машины, я сделала вид, что застегиваю босоножки, а сама подождала, пока отъедет Ахмед, и бросилась к Клаве на шею так, будто она мне родная.

— Клава, привет! — громко закричала я.

— Ты что кричишь‑то? — отшатнулась от меня тучная Клава. — Прямо в ухо!

— Я так рада тебя видеть!

— И с чего это ты такая радостная?

— Знаешь, мне кажется, что мы с тобой тысячу лет знакомы. Ты второй русский человек, с которым я сегодня общаюсь.

— Да тут русских полно ходит, только успевай общаться, — небрежно бросила Клава.

— Да не со всеми же из них можно поговорить. Многие просто мимо проходят, спешат по своим делам. Я на русских только смотреть могу, можно даже сказать, любуюсь ими.

— Давно я не видела, чтобы так русским людям радовались. Приятно даже.

— Ты не представляешь, я смотрю на тебя и так радуюсь, так радуюсь!

— А ты местная, значит?

— Теперь уже местная.

— Тяжело тебе здесь, детка?

— Тяжело, — кивнула я и почему‑то почувствовала себя счастливой оттого, что я встретила такую простую русскую женщину, сибирячку Клаву.

— И как тебя в эту помойку занесло?

— Это все любовь окаянная.

— Ну ты даешь! А я бы здесь жить не смогла. Помойка — она и в Африке помойка. Грязь кругом, антисанитария страшная. У нас в Сибири воздух намного чище, лес шикарный. Единственный плюс — это то, что здесь есть море и мужиков бездомных много.

— Бездомных? — удивилась я.

— Я имела в виду — свободных. В Сибири такого нет. А здесь столько неженатых мужиков…

— В этом я с тобой полностью согласна.

— Сидят на улице в своих кафе‑шопах, курят да телевизор смотрят. Не могут найти себе применение, а у нас столько одиноких женщин в самом расцвете лет пропадает. А эти дурни так до старости и просидят. Послушай, если ты местная, то просвети, какого черта они целым скопом на улице телевизор смотрят? Что за удовольствие? Как, кстати, тебя зовут, ты так и не представилась.

— Валя.

— Понятно. Так что там насчет телевизора‑то?

— Здесь просто уровень жизни другой, — попыталась объяснить я. — Не у каждого дома есть телевизор. Вот мужики и собираются, кальян курят, общаются и телевизоры в уличных кафе смотрят.

— Надо же, просветила меня, а то ведь я и не знала. Так эти дурни и просидят в своих не кафе‑шопах, а в кафе‑жопах до старости! Я вот смотрю на них и думаю: как же их бабам‑то подфартило!