Глобалия - Жан-Кристоф Руфин

Они гуськом незаметно спустились с холма и поспешили укрыться в лесу. Когда же путники вернулись к тому месту, где оставили свою поклажу, их глазам предстала страшная картина.

Обратная дорога заняла около четырех часов. Свои заплечные мешки Байкал и его спутники припрятали у полуразрушенного элеватора, где все заросло колючим кустарником. Рядом протекала грязная речка, на берегу которой сидело несколько ребятишек с удочками. По возвращении друзья с ужасом увидели, что это место только что подверглось бомбардировке. Пострадали две рыбацкие семьи. Женщины рыдали над погибшими, среди которых был один ребенок. Огонь, потрескивая, пожирал сухие кусты, и мужчины бегали туда-сюда с ведрами песка и воды, пытаясь затушить пожар раньше, чем он перекинется на ближайшие хижины.

Бомбили поселок те самые вертолеты, чей гул Байкал и его спутники слышали издалека. Из разговоров с местными жителями выяснилось, что с военной точки зрения эта операция не могла иметь никакого смысла. Говард придавал таким вещам огромное значение.

Мысль где-то оставить всю поклажу перед тем, как приблизиться к безопасной зоне, принадлежала бунтарю. Своим спутникам он сказал только, что так будет удобнее. По его словам, лучше было отправиться в путь налегке, чтобы двигаться быстрее и при необходимости успеть вовремя скрыться. Но настоящая причина крылась в другом. Понаблюдав за Байкалом со стороны, Говард очень скоро понял, что все последние бомбовые удары были направлены против него. Как и двое друзей, бунтарь задумался, каким образом глобалийцы узнают, где скрывается Байкал. Конечно, нельзя было исключать возможность обычного доноса, но Говард все же подозревал, что роль шпиона выполняет какой-то предмет. Байкалу в рюкзак могли незаметно подложить маленький датчик, капсулу или любое другое устройство для слежения. Желая проверить это свое предположение, Говард и предложил оставить поклажу в другом месте. То, что случилось потом, полностью подтвердило его подозрения.

Они едва спаслись. Окажись они с рюкзаками в том строго охраняемом районе неподалеку от пушек для разгона облаков, дело могло закончиться не бомбардировкой, а появлением наземного патруля, который вполне мог захватить в плен всех троих.

Когда Говард изложил друзьям свои соображения, Байкал пообещал, что перетряхнет весь рюкзак, оставит себе только то, что вызовет меньше всего подозрений, а остальное выбросит. Вечером, на привале, сидя у костра, он выложил все вещи, в которые мог быть вделан датчик или прибор для скрытого наблюдения.

Согласившись разыгрывать перед Говардом главаря террористов, Байкал должен был теперь неукоснительно придерживаться своей роли. Поэтому ему пришлось поскорее стряхнуть с себя грусть, навеянную близостью Глобалии. Он попросил Говарда отвести их с Фрезером в какое-нибудь безопасное место, где можно было бы продумать план действий на ближайшее будущее.

Фрезер разжег огонь и принялся готовить сухой суп из тех, что еще оставались в запасе Байкала. Обычно он без всякого энтузиазма высыпал в котелок эти искусственные порошки, но на сей раз его забавляла перспектива накормить ими Говарда. Фрезер заранее хитро улыбался в бороду. Но каково же было его разочарование, когда бунтарь с явным удовольствием отведал это блюдо и даже опустился до того, чтобы попросить добавки. С досады сам Фрезер даже не прикоснулся к ужину, предпочтя еде хорошенько набитую трубку.

На рассвете следующего дня их разбудил ледяной ветер. За ночь погода совершенно изменилась. Не было ни вчерашней душной жары, ни тяжелых туч в небе. Все сделалось каким-то серым, лица обжигал холодный воздух. Говард повел Байкала с Фрезером на запад. Они шли по узким тропам, едва заметным на высохшей, покрытой щебнем земле. Судя но многочисленным пням, когда-то в этих местах рос густой лес. Но теперь кругом не видно было ни одного растеньица. Даже самые живучие кусты, стоило им немного подрасти, жители ближайших деревень сразу пускали на дрова.

Как бы уныло ни выглядела эта местность, заселена она была на удивление густо. Поскольку трудно было найти естественное укрытие, где жилье было бы незаметно постороннему глазу, люди селились на вершинах холмов. На каждом возвышении виднелись ровные изгороди, стены, дозорные башенки. Из невидимых очагов шел дым, вертикальными струйками поднимавшийся в неподвижном воздухе. Несмотря на присутствие человеческого жилья, пейзаж этот не выглядел ни гостеприимным, ни мирным. Повсюду царила атмосфера вражды и насилия. Глядя на недоверчивых местных жителей, вечно шпионящих друг за другом и всегда готовых обороняться, становилось ясно, что они терпят рядом себе подобных только для того, чтобы вместе противостоять более грозной опасности. Эти люди отличались скорее воинственностью, чем миролюбием, в глазах их читалась тревога, а не радушие, и вооружены они были явно лучше, чем накормлены. Чем дальше шли путники, тем опасливее становились попадавшиеся навстречу прохожие, так что ни с кем из них нельзя было перекинуться ни единым словом.

Как ни странно, в этих неприютных, засушливых краях встречалось довольно много крупного скота. Как-то раз за поворотом дороги Байкал и его спутники увидели небольшое стадо тощих коров. Нервно озираясь по сторонам, их охраняли двое мужчин, вооруженных автоматами с деревянным прикладом. Чуть дальше путники разглядели вдалеке осла, привязанного к колышку, и трех-четырех коз, что-то выедавших из земли. А однажды, к своему несказанному удивлению, они даже приметили вдали всадников на небольших, довольно нескладных лошадках.

Однажды, когда послеполуденное солнце жарило вовсю, а на небе не было ни единого облачка, Говард указал на холм, внешне ничем не отличавшийся от других, и объявил с широкой улыбкой:

— Вот мы и пришли.

Они осторожно приблизились к деревне бунтарей. Стоя на почтительном расстоянии, Говард долго отвечал на какие-то вопросы, которые кричал ему дозорный на неизвестном Байкалу языке. Потом путникам наконец разрешили войти внутрь. Деревню окружало некое подобие крепостной стены, гораздо более высокой, чем казалось издалека. Сооружение это выглядело вполне основательно, камни, хоть и необтесанные, были плотно подогнаны друг к другу. Наряду с глыбами песчаника, собранными на соседней пустоши, на постройку стены пошло множество самых разнообразных предметов, когда-то созданных человеком: старые обода от колес, обломки каких-то механизмов, с которых еще свисали провода, рваные покрышки, доски от ящиков, сломанные цементные столбы, ржавые сельскохозяйственные орудия, мотки колючей проволоки. Все эти вещи, наверняка добытые где-то далеко отсюда, давно уже утратили всякое воспоминание о своем первоначальном назначении. Теперь был важен только их вес и объем, они стали просто камнями среди других камней.

Говард провел своих спутников вдоль стены, осторожно выбирая дорогу, поскольку в округе было полным-полно мин. Наконец они подошли к широким воротам с подвесной металлической дверью. Вращаясь на болтах, дверь поднялась вверх и застыла в горизонтальном положении. В Глобалии подобные механизмы до сих пор еще можно было увидеть в некоторых старых гаражах. У ворот стояло около сотни вооруженных вилланов. От них отделилась женщина и, широко улыбаясь, бросилась навстречу Говарду. Они обнялись и заплакали от радости.

— Елена, моя сестра, — произнес Говард, повернувшись к Байкалу. — А потом, обращаясь к женщине, добавил дрогнувшим от волнения голосом: — Байкал. Тот, которого мы ждали.

— Ах! — воскликнула Елена, — я вас сразу узнала. Знаете, у нас ведь есть экран. Я вся трепещу...

Она говорила на таком же свободном, изысканном англобальном языке, что и Говард, но, пожалуй, еще более выспренно. В Глобалии ее жеманное произношение звучало бы на редкость старомодно. Впрочем, такая манера говорить не особенно вязалась и с обликом Елены.

Это была высокая, величавая женщина с широкими, округлыми плечами. Одета она была в серое самотканое платье, похожее на мешок. Широченный ремень, доходивший ей чуть ли не до груди, застегивался на медную пряжку. Пряжка эта явно была сварганена из куска старого мотора, по которому пару раз ударили молотком, чтобы придать нужную форму. Большие голубые глаза и длинные русые косы, висевшие по бокам, словно два каната, придавали широкому лицу Елены что-то детское. Эту впечатляющую картину дополняли лишь два украшения: между пышных грудей болталась золотая цепочка с крошечной круглой коробочкой, а за пояс был не без изящества заткнут пистолет девятимиллимет-рового калибра.

Байкал, который не знал толком, как себя вести с такой необыкновенной женщиной, просто протянул ей руку. В ту же секунду, к его несказанному удивлению, Елена склонила голову и опустилась на колени. Выстроившиеся за ней вилланы последовали ее примеру, и все население деревни пало ниц перед Байкалом, который теперь мог хорошо рассмотреть даже далеко стоящие строения.