Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе - Вэчел Линдсей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вам бы лучше пойти со мной за стойку.
— Нет, благодарю покорно, — ответил тот, покрыз-шись холодным потом, — я уж лучше буду там, откуда можно удрать через заднюю дверь.
Тогда последовал мягкий, но не допускающий возражений жест. Повинуясь, коммивояжер сел на ящик за стойкой так, что голова его оказалась ниже края стойки. И вдруг он заметил на ее внутренней стороне всевозможные украшения из меди и цинка. Они придавали его укрытию сходство с щитом, и словно бальзам пролился на его душу. На соседнем ящике устроился хозяин.
— Понимаешь, — прошептал он, — Сатана Вильсон чудит со своим оружием, ну да, чудит, и, когда он вступает на тропу войны, мы все прячемся по норам, ей-богу. Он вроде бы последний из шайки, которая шаталась здесь вдоль реки. Он чистый ужас, когда пьян. Когда трезв, то в полном порядке, сама невинность — и мухи не обидит, просто самый милый парень в городке. Но выпьет — у-у-х, держись!
На время наступила тишина.
— Жаль, Джек Поттер еще не вернулся, — продолжил хозяин. — Однажды он уже стрелял в Вильсона и попал ему в ногу. Джек бы вмешался и нашел выход.
И в этот момент они услышали один за другим три диких вопля, потом выстрел. Это словно вывело их из оцепенения. Снаружи послышалось шарканье ног. Все переглянулись:
— А вот и он.
IIIЧеловек в щегольской фланелевой рубашке свекольного цвета, сшитой, скорее всего какой-нибудь еврейкой в восточной части Нью-Йорка, завернул за угол и вышел на середину главной улицы Йеллоу-Ская. В каждой руке он держал по длинному тяжелому револьверу вороненой стали. Время от времени он начинал пронзительно орать, и вопли его разносились по безлюдной, вымершей стороне так громко и сильно, что казалось, они не могут исходить от человека. Окружающая тишина нависла над ним могильным сводом. Свирепые угрозы, прорывавшиеся в этих жутких воплях, безответные, разбивались о стены молчания. Его сапоги с красными обшлагами, покрытые золотым тиснением, напоминали такие, какие любят носить мальчишки, катаясь зимой на санках по склонам холмов Новой Англии.
Лицо мужчины пылало яростью, порожденной выпитым виски. Глаза, безумно вращающиеся, но еще способные заметить засаду, внимательно следили за дверьми и окнами домов. Шел он крадучись, как полуночный Кот на охоту. Грозный рык его, он думал, наводит на всех страх. Длинные револьверы казались в его руках легкими как соломинки; он вертел ими с головокружительной скоростью, выделывая при этом мизинцами обеих рук движения, как пианист за роялем. Вены на шее, выпирая из-за низкого ворота рубашки, вздувались и опускались, вздувались и опускались, подчиняясь приливам его гнева. И больше ничего вокруг, кроме его истошных, нечеловеческих криков. Стены безмолвствовали, не меняя своего отношения к этому ничтожному, на их взгляд, существу, двигающемуся посередине улицы.
Желающих драться не было, ни одного. Человек взывал к небесам. Никого это не интересовало. Он буквально кипел от ярости, изрыгал проклятия и размахивал своими револьверами.
Пес хозяина салуна «Утомленный джентльмен» не почуял надвигающейся угрозы. Он по-прежнему дремал возле дверей. При виде собаки человек остановился и смеха ради направил на нее дуло револьвера. При виде человека собака вскочила и, сердито рыча, отошла в сторону. Человек завопил, и собака опрометью кинулась от него. Когда она уже сворачивала в узкий проулок, раздался страшный грохот, свист, и что-то ударилось в землю прямо перед ней. Собака взвизгнула и в ужасе завертелась волчком на месте, потом бросилась уже в другую сторону. Снова раздался грохот, свист, и песок струйками взвился перед ее мордой. Обезумевшая от страха собака крутилась и металась как дикий зверь в загоне. Человек хохотал, откинувшись всем телом и прижав револьверы к бедрам.
В конце концов, его внимание привлекла запертая дверь салуна «Утомленный джентльмен». Он подошел к ней и, стуча револьвером, потребовал спиртного. Дверь сохраняла полную невозмутимость. Тогда он, наклонившись, поднял с земли клочок бумаги и ножом пригвоздил к дверному косяку. Затем, презрительно повернувшись спиной к этому почитаемому публикой заведению, пересек улицу и, быстро и ловко развернувшись на каблуках, выстрелил в свою мишень. Пуля прошла мимо, в полудюйме от нее. Выругавшись себе под нос, он пошел прочь. А чуть позже уже преспокойно палил по окнам своего закадычного друга. Человек забавлялся. Город стал для него игрушкой.
Но по-прежнему драться с ним не хотел никто. Вдруг он вспомнил о Джеке Поттере, своем старом противнике, и решил, что совсем неплохо пойти к дому Джека и отчаянной пальбой заставить его выйти подраться. И, распевая боевую песню апачей, Сатана двинулся туда, куда звала его новая прихоть.
Добравшись до Поттерова дома, он увидел, что тот столь же спокоен и безмолвен, как и все прочие. Выбрав напротив дома место поудобнее, Сатана выкрикнул свой вызов. Но дом взирал на него как сфинкс и не подавал никаких признаков жизни. Подождав немного из приличия, он продолжил свои угрозы, сдабривая речь сочными выражениями.
А дальше начался театр одного актера — человека, обезумевшего от ярости к неподвижно стоящему дому. В припадке гнева он налетал на него, как зимний ветер обрушивается на одинокую лачугу где-нибудь в прериях на севере. Издалека шум, который он производил, можно было принять за кровавую схватку двух сотен мексиканцев. Лишь необходимость перевести дыхание или перезарядить револьверы ненадолго останавливала его.
IVПоттер и его жена двигались сторожко, но быстро. Иногда они начинали смеяться, тихо и робко.
— Последний поворот, дорогая, — сказал он наконец. Они шли согнувшись, словно против сильного ветра. Джек уже поднял руку, собираясь показать жене ее новый дом, едва станет виден, но, повернув за угол, они вдруг лицом к лицу столкнулись с человеком в рубашке свекольного цвета, лихорадочно запихивающим патроны в огромный револьвер. Увидев их, человек тотчас же отбросил этот револьвер в сторону, молниеносно выхватил из кобуры другой и нацелил дуло прямо в грудь жениху.
Наступила тишина. У Поттера язык словно прилип к небу. Инстинктивно он мигом высвободил руку из сжимавших ее рук жены и поставил саквояж на песок. Лицо невесты пожелтело, как выцветшая от времени ткань. Подобно жертве, прикованной к месту взглядом вмеи, она не могла пошевельнуться.
Двое мужчин стояли на расстоянии трех шагов друг от друга. Тот, что был с револьвером, смотрел уже по-другому: спокойно и жестоко.