Свидание вслепую - Татьяна Алюшина

В этот вечер шаман отменил спортивно-оздоровительные мероприятия на грани пыток изуверских. Осип указал Захару место у очага в центре чума, рядом с собой. Захар сел, как и шаман, скрестив ноги. Осип помолчал, покурил тонкую трубочку, с которой не расставался никогда, и вдруг улыбнулся, спрятав в щеках глаза-щелки.

– Однако, жизнь ухватил, Захарка! Завтра в стадо пойдешь, с чукчами олешек арканить, зверя почувствовать!

Помолчал, смотрел загадочно, в прищур на Захара, затянулся трубочкой, выпустил клубы дыма.

– Ты, Захарка, помнишь, где водили тебя? – спросил неожиданно, с нажимом.

– Ты про сны, которые я видел, спрашиваешь? – уточнил Захар.

– Однако глупый ты, Захарка! – издал скрипучий смешок Осип. – Это не сны, это ты в стране душ маетных, между мирами ходил.

– Не ходил, – всплыло перед глазами Захара калейдоскопом пережитое и виденное, – я оленем был, который в болоте застрял и вырвался, орлом, барсом, дрался за добычу, воином был разных народов.

– Никогда другим не рассказывай, нельзя! – предупредил Осип. – Великий Дух проверял тебя на жизнь. Удостоил! А помнишь, кто тебя назад вывел? – спросил, глядя Захару в глаза, шаман.

– Ты.

– Не моя! – покачал головой шаман. – Моя проводник, к Великому Духу обратился, он решал! Разрешил тебя назад вывести тому, кому ты нужен, однако!

Захар задумался над странной фразой.

– Женщина песню пела, позвала, – сказал Захар, окунаясь в яркое воспоминание. – И руку протянула, такую тонкую ладошку, я схватился, и она потянула и вытащила. Сказала: «Я с тобой».

– Твоя! – кивнул Осип.

– Да, – согласился Захар, – жена у меня, Ирина. Переживает очень, боится за меня.

– Не она, – выпустив порцию дыма, оповестил Осип, – другая. Твоя!

Захара поразили его слова и спокойная уверенность, с которой Осип утверждал нечто известное только ему. Он хотел было расспросить, да шаман не дал, остановил предупреждающим взглядом.

– Идем, покажу, что в тебе было, – позвал, поднимаясь с места, Осип.

Он привел Захара назад, к банному чуму, и повел дальше, к площадочке, где обливал его из деревянного ушата.

Ткнул трубочкой – смотри!

Там, где стоял поливаемый водицей Захар, среди девственно-белого, голубоватого сверкающего снега темнела почерневшая проплешина.

– Однако далеко ушел, еле вернулся, принес в себе много из того мира. Смыли, в землю ушло!

К назначенному Осипом времени для возвращения Захар научился арканить и скручивать оленей, перетаскал на плечах всех ездовых упряжки Осипа, бегал по целинному снегу по пять-десять километров, отжимался по тридцать раз, загорел от солнца и блискучести снежной, обливался еле теплой водой каждый день, научился понимать язык чукчей. Он был любимым развлечением и детей, и взрослых. Они учили его, крича что-то веселое, малышня висела на нем гроздьями, называя его «Захарка – носитель собак».

Через три месяца Василий Маркелович, выбравшийся первым из нарт, Захара не узнал, пригляделся – и аж рот открыл. Постоял, посмотрел, развернулся к Осипу и отвесил ему поклон до земли.

– Спасибо тебе, шаман великий, за друга нашего. Спас! С того света вытащил, век не забудем…

– Однако завтра поедете, – сказал Осип, – сегодня праздновать станем, песни петь, олешка кушать, ночевать останетесь.

Провожая следующим утром Захара, Осип прищурился и сказал напоследок:

– Однако, Захарка, твоя женщина тебя вернула, ты ее и ищи, мимо не пройди!

Захар кивнул – вроде как согласился, а вроде и нет…

Он не сразу понял выражение потрясения на лицах родных, когда ввалился с мужиками в дом. Никитка – так вообще его не узнал, убежал к себе в комнату, когда Ирина ему сказала: это же папа! Захар расстроился даже поначалу, но повернувшись к большому, во весь рост, зеркалу в прихожей и сам поразился в первый момент – кто это?

Из зеркала на него смотрел незнакомый мужик, старше его лет на десять, заросший бородой-усами, с загорелым до черноты лицом, шире в костях, выше ростом, больше и мощнее прежнего Захара, с суровыми морщинами и с мощной стальной мускулатурой.

Он не узнал себя. Это был другой человек.

А он и стал теперь другой…

Он уже не мог не тренироваться, бегать, качаться, отжиматься и обливаться холодной водой каждый день, словно в нем кровь, привычки, жизнь поменяли. И сознание заодно, наделив новыми непростыми и загадочными знаниями.

Загар сошел, бороду и усы он сбрил, пришлось поменять всю одежду – мала и коротка стала.

Цивилизовался, вернулся из первобытно-общинного в современный строй, в действительность.

О пении зовущей женщины, вытащившей его из потустороннего мира, о ладошке узенькой, запахе и дыхании ее не забыл, но задвинул ее образ подальше, туда, где хранилось все мистическое, странное, непонятое, произошедшее с ним, и к чему он относился весьма осторожно, стараясь не тревожить суетностью бытия.

Он еще раз побывал у Осипа – несколько лет спустя, когда Ирину отпустил, разводился. И приехал-то не за советом, не за помощью, а вроде как навестить.

Стал почему-то вспоминать об Осипе чуть ли не каждый день, улыбался далеким воспоминаниям и мытарствам своим исцеляющим и подумывал: надо бы съездить, повидаться…

Его вдруг так потянуло к старому шаману, словно звал кто-то!

Непонятно.

Захар знал: все, что связано с Осипом – не для мирского разумения, и послушал свою интуицию. Собрался, договорился, и надо же, удивительно: дорога сложилась легко, как по вешкам, без единой заминки и трудности! Запасся подарками и гостинцами для всего стойбища, любимыми конфетами Осипа, табачком дорогим, душистым для трубочки, всяческих мелочей набрал. Выяснил, где они сейчас стоят – и полетел.

– Однако жду тебя, – сразу ошеломил Захара приветствием ничуть не постаревший за эти годы шаман и пригласил в чум:

– Проходи.

И выдал указания окружившим Захара всем стойбищем чукчам:

– Вечером праздник будет! Петь будем, олешка кушать!

Что означало: всем готовиться, одежды праздничные надевать, оленя разделывать, а он пока с гостем разговаривать будет – не мешать.

Соблюли традицию, а как же! Сели возле очага в центре чума, скрестив ноги, Захар передал подарки, Осип принял, поблагодарил кивком, но смотреть не стал, положил рядом с собой, не разворачивая. Закурил трубочку, пустил дым, прищурился, рассматривая Захара.

– Однако глупый ты, Захарка! Отпустил уже, она уж и не жена тебе, а крутиться в мытарствах еще долго будешь!

Захар, помнивший, конечно, про сверхъестественные способности Осипа, отвык, забыл, как удивляет и поражает их проявление, высказанное в его неизменно спокойной уверенной манере. Хотел возразить, да Осип только ладонью отмахнулся: