Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина - Чингиз Гусейнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что от ангела останется, подумал (кто?), исчезнут если обе его части, из коих состоит он: погаснет пламя, лёд водой прольётся и пепел унесёт в небытие, неведомо куда? И как непостижимое осмыслить, случится если исчезновение ангела, который вечен? Но снова Ибрагима голос: "Сжигаемое гневом пламенеющим, и голова дымится, и леденящей злобою кровь в жилах застывает, - пространство Ледопламенного ангела, тобой увиденное, земное отразив пространство иль отразившись в нём, станет..." - не дали досказать: обрубленное выкриками слово точно уши пса пастушьего, чтоб был свиреп. И эхо задохнулось. Утоплено водой? Иль сожжено в огне? Исчезло, обессмыслив опыт прожитого. Разведены далеко пространства меж небом и землей (а в ней, её нутре - ещё круги!): одно, другое, даже третье - и сказанного смысл блуждает, не услышан.
(74) Очевидно, имеется в виду отсутствующее завершение фразы: "...добра пространством станет!" Это - если следовать логике, правда, земной. Но, думается, нет расхождений между земным и небесным, если речь о пророках.
И буквенно запечатленное созвездие в том небе (а может, горная гряда земная?), что Мухаммедом покинуто, - Каф'ский и чужеродная нелепость: вариант (в хвосте созвездия - но сколько их, хвостов?!). Нет, возглас был земной - как вопль, как всплеск мольбы, как стон, идущий из глубин души, и, точно снежная лавина, прогрохотало, чтоб вздрогнули живущие вокруг гряды той горной, над головой завидя букву священную, она светилась светом огненным. И слово... - нет, то была всего лишь буква арабская: прямая линия с изгибом точно ковш! - обведена, подчёркнута на свитке и выставлена напоказ: Каф!
И вставка в свиток непонятная, поверх зачёркнутого, - Каф сокрыл сокровища, драконом оберегаемые, и мелким почерком, дабы уместить фразу-совет: найди язык! (с кем: Ибрагимом, Мусой?).
И хитрость применить?- вопрошается.
Стократно да!
Легко сказать - но как?!
И молвил Ибрагим: "Чему вы поклоняетесь?" - скажи им, мекканцам и йатрибцам! Да, уж там ты, в Йатрибе!
Молвит забывшим праотца: иудей ли, многобожник ли,
христианин ли он. Самомнения полны? Увлечены наживой?
Доблестью признали братоубийство? Вера их сомнительна! А у
родичей нет даже веры в собственные божества: Кааба
приманка для легковерных!
84. Сиротством чувства обострённые
- ...Постой! - спросил вдруг Ибрагим. - Разве здесь поселился навсегда?!
Что значит навсегда?! Страх обуял: как назад вернётся?!
- Я жив ещё! - Нежданно голос рядом, и вытеснен надеждой страх: Успеешь воротиться! И в ожидании встречи... - услышалось: Муса!
Вдруг, оболочку разорвав, возникла плоть, ожило видение:
- Внимаешь ли ты мне?- то голос Ибрагима был.
- Другой я голос слышу!
- Рассеян ты, а мне так много надобно сказать! - выговориться жаждет, и Мухаммед - благодарный слушатель.
- Как никогда внимателен я, о славный праотец! Знаю, - отвечает в нетерпении, ибо, если не скажет - обидит, а если смолчит - тот уловит лукавство, но и хитрить не смеет: - иудеи, христиан не принимающие... дальше что? - Христиане, мусульман отвергающие... - только ли они?! Многобожники... - но вторгся Ибрагим в речь Мухаммеда:
- Да, ведомы мне помыслы сородичей твоих!
Но разве он за них в ответе, хоть родичи его? И длинный ряд - имён иль вер? Сравнимый... но с чем? Сказать бы надлежало, что точно жемчуга, нанизанные... - но веры или имена?! - на шёлковую нить.
Но как отвлечься от обидных слов, услышанных и там, где земля, и здесь, где небо, что лишь иудеи избраны Богом, Его родные дети? А мы?! Мы что же, пасынки Его?! Но разве Ибрагим, а не Муса, пророк и Боговидец, с ним о том толкует? Вдруг голос Джебраила - то нет его, а то он рядом, и незримо ангела присутствие, и речь его обидна: "Сиротством чувства обострённые? Ну да, конечно, пасынки!"
- О нет! - невольно вырвалось у Мухаммеда.
- Не по нутру мне, - Джебраил вскричал, - протест твой! Да, вы пасынки, и потому ты здесь! Чтоб с пасынством своим расстаться! Ужели даже здесь, в кругах небесных, ты этого ещё не разумеешь?
Мухаммед слышит вдруг: Иса! Подсказка?
- Ты вскоре с ним увидишься!
Но молвить, пусть услышится:
- А христиане, ставшие через Ису детьми Его родными?! Не потому ли, что иудейкою рождён?!
- То ваше заблуждение! Не спрашивай, а слушай! Самих себя лишь почитаете, неуёмны и горды, несговорчивость известна ваша!
- Но разве...
- Как будто вы и только вы, но более никто, есть истинные верующие в Бога Единого!
- Не тобою ли мне это внушено?..
Джебраил снова его прервал:
- Не спорить явлен! - Услышалось: - Небесный круг четвёртый!
85. Небо четвёртое
Глянул Мухаммед: земли клочок открылся, а там, где лестницы
ступень земли касалась, - толпы:
- О Мусе расскажи! - кричат Мухаммеду.
- Мало ли говорил о нём?! Белое серебро осветило небо,
покровительствуемое Зухрой, оно вкруг неё кружилось. По
белому пламени чёрным огнём начертан завет!
- Огнём по пламени?!
- Добро пожаловать, о праведный... - сказал-таки Муса, точно выдохнул: ...пророк! - Тут же вздохнул: - О Боже! Ещё один пророк явился - несть им числа! - Я ни при чём, Муса высокочтимый. - Так мы о чём? Ах да: воля не твоя, что явлен в земном обличье! - Богу угодно было. - Чуть что - именем Его прикрыться?!
- Ведом я Джебраилом! - Муса прервал: - О, знает он, Джебраил, что я думаю о нём: злой дух он, провозвестник бедствий! - Мухаммед замер: ангел рядом! Молчать? Возразить? - Являлся ли ангел ко мне?
- Сказывают, что являлся раз четыреста! Двенадцать раз к Адаму, сорок два - к Ибрагиму, десять - к Исе... - прервал: - Умолкни! - Глянул на него насмешливо: - А сколько раз к тебе являлся? Без него ни шагу! Небось, двадцать четыре тыщи раз?* - Тут же всерьёз: - Меня обходит ангел Джебраил, пускай услышит: я без посредников общался с Богом! А впрочем, бойся, не то покинет посреди небес, застрянешь, обречённый на вечное блуждание: ни жив, ни мёртв. Так вот запомни: не лицезрел Бога, кроме меня, никто! - Мухаммед вспомнил - иудей хвастал: "Знал Бог Моисея лицем к лицу!" Тут кто-то сбил с того уверенность: "В спину лицезрел? Увидал, что Бог сидит над Торой? Трогательная картина: учит Своё создание!
______________
* По хадисам, Джебраил действительно являлся Мухаммеду двадцать четыре тысячи раз.
- ...Нет, не удастся тебе, - говорит Муса, - узреть Его. Непонятна мне твоя уверенность! - Но разве что сказал Мухаммед? Ироничен, чем-то недоволен, но чем? А тут и вовсе новый Муса, лик, усмешкой озарённый, в глазах хитрость вспыхнула: - Ты мне ответь, который век я бьюсь над тайной: мне часто видится летящая стрела.
- Уже вылетевшая! - От неожиданности услышанного ухмылка слетела с лица Мусы. - Ибо стрела, - поспешил заметить, дабы успеть выговориться, - уже вонзилась в цель, не будучи выпущенной из лука!
- Вот-вот! - обрадовался Муса. Но тут же сник: - Возможно ли, чтоб тайна разгадалась?! - И неожиданно, будто пытаясь вывести из равновесия Мухаммеда: - А что ты собственными руками недруга убил - что скажешь в оправдание?! - Я никого не убивал! - Испытывает?! - Сегодня не убил, завтра убьёшь! Чтоб человек не убил? - точно неотвязной думой терзается, не довершил задуманное, может, иначе б вышло, случись по-иному? - Некогда и я... участь наша такова: кто не убивал? Бог?! Но даже Он!.. А ты уж удивлён! Все наши поступки - с ведома Его, если случились! Не так ли? - Сам же ответил: - Нет, не так! Успокоение людское! На убиение, запомни впредь, согласия не даст Он никогда, кто б ни был убиенный! Кто-кто? Иисус?! Нет, не убивал, однако, пророк ли он?!
- Не ты ли с неба с Илйасом на землю по велению Бога спустился и лицезрели Ису на расстоянии трёх стрел? Сиянием объятый, он на гору взошёл молиться, пред ним ученики предстали, и глас Божий услыхали?
- Не стану спорить, - согласился, - но что Иса сын Бога?! - Умолк, задумался: о смерти ль там, куда Мухаммед воротится, о жизни ль здесь, куда Мухаммед прибыл лишь на миг? - О, тяжкий грех! Никто пусть не желает смерти, пока сама к нему не явится!
(75) Не беседа ли с Мусой подвигла Мухаммеда сказать человеку, пожелавшему с собой покончить: "Запретно верующему убивать себя из-за чего бы то ни было!"
Что ж, Мухаммед во плоти земного бытия явлен Мусе, наделённый и небесной жизнью, а потому и гость он, и хозяин. - Но явлен - и уйду! - И воротишься, чтобы дожить земную жизнь? Уж пройдена она!
Новость для мекканцев, что небо - твердь?
- О Боге твоём довольно мы слыхали, поведай о Мусе,
коль явлен нам твой лик!
- Муса... он смугл, и волосы кудрявы, высок и статен.
- Мы тоже можем, не повидав, обрисовать: голос точно гром,
глаза сверкают молнией, плечист, и копта, чтоб сородича
спасти, убил руки прикосновением.
- Раскаялся: "О Боже, мой тяжкий грех прости!" -сказал.
- И мы пытаемся!
- Убить?
- Тебя спасти от самого себя, убив в тебе другого!
86. Исчезнувшая могила
- ...и вызволил сородичей из плена фирауна. Шли и шли. Голодали, но напитал Бог небесный манной. "Надоела манна!" - кричали. Бог во множестве перепелов послал. Жажда мучила - посохом ударил по земле, родник забил, вода текла густая, сладкая. Но Богом спасённые сородичи тельца златого богом выбрали, скрижали бросил я, негодуя, пламени предал тельца, пало по моему велению - без крови, видишь, обойтись не удалось - сородичей три тыщи! Снова сорок дней и ночей не ел хлеба, воды не пил, вымаливал народа и свои грехи! Чтоб голод заглушить, припадал к земле, к животу подвязывал камень. Снова мне скрижали были явлены. - Неожиданно спросил: - Испытывал когда ты голод? Вдруг... Мухаммед испытал голод, ведь сюда живым явился, тотчас вспомнил, что не успел... - ему сестра оставила горсть ячменя! - Есть вещи поважнее, чем насытить брюхо! Сородичи закидали меня камнями: "Долой!.." Было искушение - ропот родился: "Куда ведёшь нас?!" Неверие и тоска. Тоска и страх. А с ним в обнимку - малодушие: "На гибель нас ведёшь!.." И в привычное возжелали вернуться: лучше рабство, но сытое, чем голод свободы! "Хотим мы к фирауну!" - кричали. Сорок лет по пустыне аравийской водил их, чтоб ни один не знал, не помнил, что значит быть рабом. Снова возроптали: "Хотим на Бога взглянуть!" И наказаны за дерзость! Змей ядовитых наслал на них Бог! Вновь тысячи погибли, убиты и повешены, но как иначе образумить?!