Мой тайный мир - Паулина Киднер

— Похоже, дело и в самом деле серьезное, — в шутку сказал он, но тем не менее почувствовал, что я сильно озабочена. — Пожалуй, мне и в самом деле стоит приехать взглянуть на нее. Возьму-ка я ее на рентген, окей?

Это был серьезный шаг. Блюбелл никогда не ездила в машине, ее даже никогда не сажали в ящик для перевозки. Но это единственный вариант, подумала я. Было бессмысленно звать кого-то на помощь, ибо это вызвало бы у нее еще большие подозрения. Я просто открыла дверь рукотворного гнезда и стала ждать. Как всегда, она выскочила наружу и потерлась о меня, делая на мне свою отметку; я тут же подхватила ее на руки, сунула в ящик и заперла, прежде чем она успела выскочить. Я чувствовала себя так, будто предала ее. Поставив клетку с драгоценным грузом на сиденье, я на полном газу помчалась к ветеринару.

Стюарт уже дожидался меня.

— Привет, Блюбелл, — сказал он и взял у меня из рук ящик, — Ну что ж, сегодняшний день ты проведешь со мной! — Глянув на меня, он сказал: — Я позвоню попозже. Не волнуйся, я уверен, все будет хорошо!

— Делай что хочешь, — сказала я милому айболиту, — и не бойся! Она не опаснее, чем любой ручной барсук.

Я знала — что бы он ни стал делать, Блюбелл непременно воспримет это как чуждое. Я и представления не имела, как: она на это отреагирует. Конечно, она была в талантливых у руках, и это меня в какой-то мере успокаивало, но все равно я чувствовала, что новости будут недобрые.

Когда Стюарт позвонил мне вечером, по первым же ноткам; я поняла, что не ошиблась.

— Боюсь, дело худо, Паулина, — мягко сказал Стюарт. — У нее тяжелая легочная инфекция, ей трудно дышать. Больше всего опасаюсь, как бы это не оказался туберкулез, я послал мазки на анализ. Может, я сгущаю краски, но ситуация все равно сложная. Если бы ты помедлила с приездом еще три-четыре дня, ее уже не было бы в живых.

У меня сделались спазмы в горле. Я подняла глаза к потолку, отчаянно сдерживаясь, чтобы не заплакать, но все же спросила, что делать дальше.

— Полагаю, с тобой ей будет веселее, — сказал Стюарт, — но посади ее в загон-«лечебницу» — там тебе легче будет наблюдать за ней. Запомни: по одному уколу в область шеи в течение семи дней. Справишься?

— Да, конечно, — ответила я. — Справлюсь.

— Нам остается дожидаться результатов анализа. Если это чахотка, антибиотик тут не поможет. Боюсь, Паулина, ты была права — ей очень плохо.

Я немедленно полетела к Стюарту и забрала Блюбелл домой. Она придирчиво обнюхала загон-«лечебницу», хотя один раз в жизни ей довелось там побывать… Нет, не в качестве пациентки. Просто я как-то наводила там порядок, и она зашла ко мне поиграть! Я постелила ей большое одеяло и зажгла лампу для тепла. Тут я имела неосторожность сесть на пол, а она влезла ко мне на колени… Зарывшись лицом в ее шкуру, я дала волю слезам.

Только позже я сообразила, как долго тут сижу, — Дерек небось голову потерял, куда же я могла запропаститься. Я аккуратно положила барсучиху на одеяло и пошла прочь из загона. Думая, что ей тоже надо выйти, Блюбелл устремилась за мной. Я едва успела защелкнуть перед ее носом дверь.

Наблюдая за ней сквозь смотровое окошко, я увидела, как она прислонила ухо к стенке — ушла ли я? Потом подняла лапу и стала царапаться в дверь. Потом стала царапаться обеими, явно поняв, что ее оставили. Но сил у нее хватило ненадолго, и она вернулась к своему одеялу. Понюхала, забралась под него с головой и уснула. Она явно устала за день.

…Прежде чем ложиться спать, я еще раз заглянула к ней в загон. Увидев, как она блаженно растянулась на спине поверх одеяла, подставив пузо теплому потоку лучей, я почувствовала себя счастливее. Ей явно было хорошо — что ж, все, что могла в тот день, я сделала.

Я глянула в окошко соседнего загона, где жительствовал мистер Достопочтенный Барсук — пока жара не спадет, выпустить его не удастся.

— Ничего, дружище, — тихо сказала я ему. — Синоптики обещают перемену погоды, и ты выйдешь на вольные просторы!

— Конечно, теперь, когда он полностью отошел, тяжело было видеть его в четырех стенах загона. Но что делать: только дождик поможет ему обрести свободу.

Следующие дни несколько подняли мне настроение. Складывалось впечатление, что лечение шло Блюбелл на пользу, к тому же пришедшие два дня спустя результаты анализов отмели подозрение на чахотку. Как хорошо, подумала я, что догадалась вовремя свозить ее к врачу!

Неделю спустя приехал сам Стюарт.

— Ну, как там моя любимая пациентка? — спросил он, потрепав ее по загривку, — Она ведь держалась молодцом, когда была у меня в операционной! Колин (другой ветеринар хирург) был так рад поносить ее на руках! Ты говорила, она может испугаться — да что ты, она вела себя превосходно!

Он прослушал ей сердце.

— Похоже, она чувствует себя гораздо лучше.

— Могу я пустить ее ко всем остальным?

— А почему нет? — промолвил айболит. Он был так же рад, как и я.

Под вечер я открыла дверь рукотворного гнезда и пустила туда Блюбелл, которая тут же кинулась к себе в «палату». Все детеныши, как один, столпились вокруг нее, приветствуя многоголосым хором. Акорн и Тэнси «пометили» ее мускусным запахом, а Кэткин в волнении прыгнула ей на спину, а оттуда на голову. Забравшись в самую большую «палату», Блюбелл зарылась в солому — она была так счастлива, что снова оказалась дома! Все шестеро прижались к ней — расчесывали ей шерсть, отпихивали друг друга, соревнуясь за право быть ближе к ней, и наконец успокоились. Я не могла налюбоваться на это зрелище — Блюбелл и шестеро прижавшихся к ней приемных детенышей — в одной «палате», а Клавер и Сноудроп — в соседней!

Но вот наконец-то природа смилостивилась, и хлынули долгожданные дожди. Целую неделю хлестало не переставая, так что даже водосточные трубы ревели от потоков воды, низвергавшейся в наш мощенный старинным кирпичом двор. Выгоревшие на солнце бурые пустоши в мгновение ока облачились в ярко-зеленый наряд, будто и не расставались с ним никогда. Все вокруг блестело, теплый летний воздух был напоен свежестью.

— Ну что, старина, — сказала я Достопочтенному Барсуку, — погостил, пора домой!

Меня иногда спрашивают — как вам удается изловить крупного пожилого барсука, если вас к нему вызывают. Но, это-то как раз нетрудно, потому что зверь обыкновенно бывает болен и слаб. Самое смешное начинается, когда он выздоравливает, набирает хорошую форму, а порой — и излишний вес.

Вот тогда поди попробуй запихать его в ящик, чтобы отвезти домой, на волю вольную!

Держа ящик наготове, я деликатно заманила барсука в угол и, сцапав за загривок, сунула в ящик с открывающейся сверху крышкой. Теперь единственная трудность — закрыть на задвижку, пока он не успел выскочить наружу.