Шрам - Марина Дяченко

День Премноголикования был уже не за горами – Соллю хотелось то поскорее приблизить его, то любыми силами оттянуть. Лис все чаще обеспокоенно интересовался, все ли в порядке, потому что Эгерт впадал то в беспричинную возбужденную веселость, то в глубокий транс, часами сидел у окна, бессмысленно листая книгу о заклятиях, почти ничего не ел – зато вставал ночами, чтобы напиться из железного бака в коридоре; звон железной цепи, на которой висела кружка, будил соседей, и они роптали.

До рокового дня оставалась неделя, когда декан Луаян попросил Эгерта зайти к нему.

Солль ожидал увидеть и Торию, по обыкновению сидящую на краешке стола и покачивающую ногой – однако в плотно зашторенном кабинете оказались лицом к лицу лишь суровый, сосредоточенный декан и его нервный, напряженный гость.

Усадив Солля в высокое кресло, декан долго молчал; внутри стеклянного шара с нанесенными на него очертаниями континентов горела свеча, и в свете ее стальное крыло, простертое над столом, казалось живым и готовым к полету.

– Через день-два он будет в городе, – негромко сообщил Луаян.

Ладони Солля, сжимающие деревянные подлокотники, в одно мгновение сделались мокры, как лягушачьи лапы.

– Послушайте, Эгерт, – проговорил декан все так же негромко, но от звука его голоса у Солля мурашки побежали по коже, – я знаю, что вы пережили ради этой встречи… Теперь я спрашиваю вас в последний раз: вы действительно хотите говорить со Скитальцем? Вы уверены, что это единственный для вас выход?

Эгерт вспомнил Фагирру, затем девушку в дилижансе, ставшую игрушкой для шайки разбойников, и только потом – Карвера.

– Уверен, – отозвался он глухо.

Некоторое время декан сверлил его глазами – Эгерт не дрогнул и выдержал этот взгляд.

– Хорошо, – отвернулся, наконец, Луаян, – тогда я расскажу вам… Все, что знаю сам – а знаю я, к сожалению, немного.

Он отошел к окну, отодвинул край занавески и так, спиной к Эгерту, начал:

– Я уже рассказывал вам о человеке, лишенном магического дара и прошедшем путь испытаний. Я говорил вам о Двери, увиденной мною в Зеркале Вод – я был тогда мальчишкой, мой учитель умер, и я остался один… Перед Дверью в моем видении стоял некто, и засов был наполовину отодвинут… Вы не поняли тогда, зачем я вспоминаю все это – но теперь вы должны понять; слушайте же. По земле ходит Скиталец – никто не назовет вам его имени, и никто не знает точно, что за бездна его извергла; он носит в себе силу, неведомую ни магам, ни прочим. Ни разу, сколь не пытался, я не смог увидеть его в Зеркале Вод – а я ведь очень искусен, Эгерт, и любой человек, обладающий магическим даром, отражается в моем зеркале рано или поздно… А Скиталец недоступен моему взгляду – более того, всякий раз, пытаясь найти его, я натыкался будто бы на глухую стену… Необъяснимое пугает, Эгерт. Скиталец пугает меня, а я ведь не маленький мальчик… Не стану утверждать, будто бы он – воплощенное зло, но кто вообще знает наверняка, что доброе на земле, а что злое?

Декан замолчал, и Эгерт, прижимающий ладонь к помеченной шрамом щеке, сказал неожиданно для себя:

– Заклятье – зло.

– А убийство? – удивленно обернулся декан.

– И убийство – зло, – глухо отозвался Эгерт.

– А если убить убийцу?

Понемногу оплывала свеча внутри стеклянного шара.

– Ладно, – вздохнул декан, – я расскажу вам дальше… Полвека назад мир стоял на краю пропасти… Большинство из живущих так и не поняли этого. Нечто, явившееся извне – летописи называют это Третьей силой – пожелало войти в мир и воцариться в нем. Для того, чтобы преодолеть Дверь Мирозданья, Третьей силе понадобился Привратник… Им стал тот самый человек, лишенный магического дара, оскорбленный людьми и ослепленный гордыней. Открыв Дверь, он получил бы немыслимое могущество – но засов так и не был отодвинут, потому что, кто знает почему, в последний момент Привратник отказался от миссии… Неведомо, что было потом, но в мир живущих вернулся человек, посмевший отвергнуть Третью силу – и опаленный ею, получивший от нее не то проклятье, не то наследство… Говорят, что с тех пор он бродит по спасенному им миру, отсюда и прозвище – Скиталец… Похоже на правду?

Эгерт молчал.

– Вот и я не знаю, – чуть усмехнулся декан, – может быть, это совсем другой человек, и природа его силы другая… Раньше я хотел с ним встретиться – теперь не хочу. Кто знает… Он чужой, избегает встречи, и только время от времени я слышу о нем случайные рассказы…

– А я ниточка, – сказал Солль.

Декан встрепенулся:

– Что?

– Ниточка, привязывающая вас к Скитальцу… Я ведь поэтому вам интересен, да?

Декан нахмурился:

– Да… Вы правильно вычислили некий прагматизм моего к вам отношения… Вы – ниточка к Скитальцу, Солль, и вы же – убийца любимого моего ученика, жениха моей дочери… Вы – жертва жестокого заклятья. И вы же – человек на пути испытаний. Все это вы, – декан снова отвернулся к окну.

Свеча внутри стеклянного шара догорела и погасла – в комнате стало темнее.

– Что я должен сказать ему? – спросил Эгерт.

Декан пожал плечом:

– Что хотите. Вы изменились достаточно, чтобы самому решать… Не пытайтесь разжалобить его – это не поможет; не унижайтесь, но и не вздумайте дерзить – будет только хуже. А главное, Эгерт, хорошенько подумайте: под силу ли вам вообще эта встреча? Может статься, он наградит вас чем-нибудь еще, да таким, что прежнее заклятье покажется шуткой?

Декан испытующе склонил голову к плечу; Эгерт прошептал едва слышно:

– Страшно, конечно… Но я ведь уже виделся с ним однажды… Возможно, я найду слова… Я найду.

Эгерт слушал лекцию господина ректора, когда, порхающая по рядам, как бабочка, передаваемая из рук в руки, в зале обнаружилась записка. Эгерт не обратил на нее никакого внимания, и потому свистящий шепот заставил его подскочить:

– Эй! Солль!

Записка была свернута трубочкой, и надпись на ней не оставляла сомнения в том, что послание адресовано именно Эгерту; удивленно развернув жесткую бумагу, Солль прочитал короткую надпись посреди чистого листа: «Он в городе».

Дребезжащий голос господина ректора взорвался в его ушах разбитым стеклом, чтобы тут же отдалиться, затихнуть и обернуться жужжанием бьющейся в стекло мухи.

До праздника оставалось три дня; краснощекие служанки выбивались из сил, таская переполненные корзины со снедью; из окрестных сел съезжались торговцы мясом – прямо на улицах торговали окровавленными поросячьими тушами, свиными и коровьими головами, кроличьими окорочками и целыми связками битой птицы. Эгерта мутило, когда взгляд его случайно падал на равнодушную безглазую морду, насаженную для продажи на железный штырь.