Любовные секреты - Монетт Камингз

Когда никак не подбирались слова или мысли отказывались приходить в голову, она переставала писать и мгновение другое смотрела вдаль, пока ее смутные мысли не начинали приобретать форму нового романа. Радовал ли ее взор ковер цветов, колышущийся под весенним или летним ветерком, или насыщенный красками танец падающих листьев осенью, или снег, свисающий с обнаженных ветвей, — пейзаж любого времени года помогал растормошить ее мысли, а слова начинали проситься на бумагу.

— Время ланча, должно быть, уже давно прошло, — сказала она, посмотрев, как высоко стоит в небе солнце. — Есть время набросать страничку-другую нового романа, прежде чем придет пора идти к чаю.

Завязав халат и откинув назад волосы, она уселась за свой стол, придвинула к себе бумагу и подняла перо.

И обнаружила, что у нее нет ни единого слова. Ни одной мысли.

Взгляд в окно совершенно ей не помог. За ним был всего лишь заросший сорняками кусок земли и деревья, растущие там и сям. Цветы росли, как всегда, но их вид ее не вдохновлял. Где же тот новый роман, который она обещала мистеру Уоррингтону написать? Миранда вздохнула и отложила перо.

Наверное, я все еще слишком усталая с дороги, подумала она, хотя и помнила, что дорога в Лондон вовсе не была для нее столь утомительной. Она тогда приехала в дом своих кузин в нетерпеливом ожидании, когда же ей можно будет взяться за перо.

— Конечно, я уже была переутомлена, когда мы уезжали из Лондона, и пожалуй, нам нужно было потратить больше времени на поиски подходящего экипажа, — сказала она себе, хотя тогда она слишком торопилась уехать, чтобы интересоваться, что за экипаж они наняли. — Отдохну еще денек-другой, а потом опять смогу писать. Я знаю, что смогу.

Спустившись вниз и обнаружив, что Самми готовит чай, она подумала, не следует ли ей сказать своей подруге о продолжающейся слабости и спросить, не испытывает ли и Самми усталости с дороги, но решила, что не нужно. Ничего серьезного с ней не произошло. Как сказала Самми, она просто переутомилась, пытаясь сделать слишком много. Скоро она с таким же нетерпением захочет работать, как и всегда.

Самми в свою очередь с беспокойством смотрела на Миранду, пытаясь определить, началось ли уже выздоровление. Миранда редко говорила о своей работе над романом на ранних стадиях, но по мере развития замысла она иногда рассказывала, что собирается делать ее герой или героиня, а то и злодей.

Говорить о своих планах Миранде было еще слишком рано, но Самми тщетно старалась отыскать какие-нибудь признаки того, что ее ум занят сюжетом новой истории. Истории, которая вытеснит несчастливые воспоминания о Лондоне и сделает ее вновь той девушкой, какой она была прежде.

Каждый день Миранда усаживалась на свое обычное место за столом, брала перо и устремляла взор в окно в поисках вдохновения, которое обычно там находила. Но вид за окном ни о чем ей не говорил. Ни о чем, что могло бы ей помочь. Ветерок, насыщенный ароматом цветов, приносил с собой воспоминания о прогулке с Джонатаном. Прогулка была таким наслаждением до того, как… как…

Вместо монахов, привидений или преследуемых дев воображение все время рисовало ей Джонатана… выражение его зеленых глаз в тот, самый первый день, когда он сказал Люси, что не считает визит ее кузины удачной мыслью… его беспрестанные нападки на ее творчество… розы, которые он прислал ей после бала у Олмака, и цветок, который он вынул из ее букета и вдел себе в петлицу… его руки, стиснувшие ее плечи, в то время как его губы впились в нее… ощущение его рук, прижимающих ее к его сильному телу… Вновь и вновь повторялось самое невыносимое — воспоминание о том, что она сначала восприняла как предложение выйти замуж, но что оказалось совсем иным.

— Ничего удивительного, что я не могу писать, раз я продолжаю мучить себя подобными воспоминаниями, — сказала она себе. — Я должна забыть о том, что такой человек, как Джонатан Мюррей, вообще когда-нибудь существовал на свете. Тогда я освобожусь и снова смогу работать. — Но эти слова не принесли ей никакого избавления. Ничего ей не помогало. Как он был в ее мыслях, так он там и оставался.

Спустя несколько недель, за которые Миранду в обычных обстоятельствах давно переполняли бы хитросплетения ее романа, Самми заметила, что она уже даже и не притворяется, что пишет. Она больше не роняла слез, но часами сидела в своей комнате или на маленькой лужайке, глядя в пространство. Имя Джонатана не упоминалось, но Самми опасалась, что этот человек по-прежнему, занимает мысли ее девочки.

Если Самми предлагала совершить поездку за покупками в Йорк или еще куда-нибудь, чтобы немного развеяться, Миранда неизменно отвечала: «Пожалуй, я сегодня не поеду, Самми», — или: «Почему бы тебе и не поехать?». Самми не слышала больше знакомых слов: «Ах, я не могу сейчас отрываться от своей книги!»

Такого Самми никогда и предполагать не могла. Надо было что-то делать, чтобы вывести девочку из этой апатии. Но единственное, что приходило ей в голову, без сомнения заставило бы Миранду возненавидеть ее, если бы она об этом узнала.

— Пусть лучше возненавидит меня, чем смотреть, как она бродит тут полумертвая.

Она всегда делала то, что было лучше для ее девочки, независимо от того, нравилось это тогда Миранде или нет. Но теперь дело все же обстояло несколько иначе, чем когда она заставляла ее глотать слабительное, если та съедала что-то неподходящее.

И все же она больше ничего придумать не могла. А у мисс Сампсон самым подходящим временем для выполнения ее планов всегда был настоящий момент. Была только одна трудность, но она вскоре сообразила, как ее преодолеть. Миссис Хэмпхилл поможет ей и ничего не скажет об этом детям. Они не должны ничего знать, пока ее план не удастся.

Если он удастся.

Глава двадцатая

Когда Джонатан заглянул к Оуэнсам узнать, что скажет Миранда на его предложение, и обнаружил, что она внезапно уехала в деревню, не потрудившись как-то известить его об этом, он выразился так, что Джайлс поглядел на него с благоговейным трепетом, соображая, сумеет ли он запомнить такие слова, в то время как женская часть обитателей дома заткнула руками уши и строго попросила его следить за своим поведением.

— Вот что, капитан Мюррей, — обратилась к нему миссис Хэмпхилл, убрав руки от ушей и уперевшись ими в бока, — я полагаю, что вам лучше всего прекратить посещения этого дома до тех пор, пока вы не вспомните, как подобает вести себя джентльмену. Я не желаю, чтобы дети слушали такое сквернословие.

— Миссис Хэмпхилл совершенно права, Джон, — сказала ему Люси голосом, столь похожим на миссис Хэмпхилл, что Джонатан почти наяву увидел, как из Люси через тридцать лет получится еще одна миссис Хэмпхилл. — Вам вовсе не обязательно злиться на всех нас из-за того только, что Миранда заболела. Да и на нее тоже, потому что она в этом не виновата. Я думаю, вам лучше уйти.