Чародей в ярости. Чародей-странник - Кристофер Сташеф

Вскоре он увидел впереди большой валун, вокруг которого валялись камни поменьше. Род остановился, поднял один из них — с фут в поперечнике — и поднял над головой, свирепо зарычав. Пару мгновений он стоял, вперив взгляд в валун, а потом запустил в него камень и прокричал:

— Будь ты проклят! — Камень врезался в валун, издав подобие ружейного выстрела. Во все стороны брызнули острые осколки. — Сгори в своем колдовском пламени! Провались в крысиную нору и забудь про то, что умел телепортироваться! Улети в небо, а назад не спускайся!

Еще минут пять он так бушевал, изрыгая одно бессмысленное проклятие за другим.

В конце концов ярость пошла на убыль. Род опустился на одно колено, не спуская глаз с ненавистного валуна, постоял немного, а потом понурил голову и, тяжело дыша, стал ждать, когда уймется дрожь.

Вскоре сердце его забилось ровнее, он встал и едва заметно покачнулся. Потом он заставил себя развернуться лицом к дороге. Возле повозки стоял Фларан и смотрел на него.

А вот Саймон стоял совсем близко. Опираясь на посох, он не сводил с Рода сочувственного взгляда.

Вот это-то и было самым болезненным — сочувствие. Род поежился, ему стало еще хуже и тоскливее.

— Прощу прощения, — пробормотал он и отвел взгляд. — Со мной такое нечасто приключается.

— Да ты не переживай. Я бы на твоем месте так же сделал, — заверил его Саймон.

— Ну… спасибо, — не слишком обрадованно отозвался Род. — Просто меня возмутила мысль о том, что кто-то посягает на свободу других людей, не дав себе труда даже подумать о них!

Саймон кивнул:

— А когда того, на кого злишься, рядом нет, еще труднее бывает. И ты правильно сделал, что нашел этот камень, — он ведь ничего не почувствовал, а ты злость свою на нем выместил.

— И силы израсходовал — ты это хотел сказать? Но зачем, зачем тратить столько сил, когда тому, на кого я зол, от этого не жарко и не холодно?

Саймон нахмурился:

— Вот об этом я не подумал. Вообще-то лучше приберегать свою злость, чтобы потом обрушить ее в полной мере на того, кто ее заслужил.

— Сказать легко, — невесело улыбнулся Род. — Но как сдержишь гнев? Понимаю, звучит просто, но ты сам когда-нибудь возьми да попробуй! Да ты… — Он умолк, уставился на Саймона и медленно проговорил: — Ты пробовал, да? Вижу, — кивнул Род, — пробовал.

— Так и есть, — признался Саймон.

— Ты выходил из себя? Ты гневался? Ты?! Ты, кому на грудь можно повесить табличку «Славный Малый»? Само спокойствие? Ты?!

— Я самый, — подтвердил Саймон с ироничной улыбкой. — Не так-то легко, друг Оуэн, притворяться, что ничего не знаешь, когда тебе ведомы чужие мысли. Такое искушение, когда разозлишься на кого-нибудь, взять да и выложить все, что знаешь про него. А не выдержишь, так и брякнешь: «Кто трус? Я трус? А не ты ли был готов бежать с поля боя, и бежал бы, если бы командир с мечом у тебя за спиной не стоял?» Ведь на самом-то деле тот, про кого я тебе говорю, бежать не бежал, он шел вперед, а вот про что он думал, шагая вперед, — это: только ему да мне было известно. А я проговорился, дурак такой. И еще раз было. Священнику говорю: «Что же вы, святой отец, меня прелюбодеем называете, а сами какие мысли имели насчет жены Тома-пахаря, а?»

Род присвистнул:

— Со священниками так нельзя!

— Нельзя, конечно, да только молод я тогда был и заносчив, вот и думал, что имею власть надо всеми. Я тогда только-только понял, что умею читать чужие мысли, и с радостью предавался этому занятию. Никого не пропускал. Стоило кому-то посмеяться надо мной — и я тут же объявлял во всеуслышание о его самых сокровенных тайнах, срамил его перед всеми! Те, кого я вот так задевал, само собой, злились ужасно, но стукнуть меня при всех не решались — я ведь правду говорил, если на то пошло. Так что они только ругались да глаза отводили, ну а я ликовал, радовался тому, что властен надо всеми!

Род сдвинул брови:

— И долго ли тебе это сходило с рук?

— Трижды. — Саймон скривился, покачал головой. — Только трижды. Обиженные мною позлились-позлились, а потом стали соображать. Они-то помнили, что про свои тайны или про похоть свою никому никогда ни словечка не говорили. Ну и так уж вышло — случайно, — что эти трое разговорились между собой…

— Случайно, тоже мне! Ведь ты каждого из них оскорбил принародно, вот они и стали товарищами по несчастью!

— Вот-вот, — вздохнул Саймон. — Ну и как только они уяснили, что я болтал про такое, о чем они ни разу никому не рассказывали, они почти сразу допетрили, что я — чародей и что я готов им еще немало бед наделать. Слух по всему городку пошел, само собой…

— Само собой, — согласился Род, — тем более что ты задел и священника. А кто станет сомневаться в его приговоре? Даже если он и заглядывался на жену соседа, он ведь к ней, по сути, не прикасался.

— Верно, такое можно было про кого хочешь из его прихода сказать, — кисло усмехнулся Саймон. — Ну да, он тоже заговорил про то, что одержим, дескать, злым духом, и слухи поползли по городку, и все мои соседи ополчились против меня, — с горечью проговорил он. — О, конечно, я это заслужил, и все же, когда все отвернулись от меня, чувство было такое, будто меня предали. Вскоре в меня начали тыкать пальцами и кричать: «Похититель мыслей! Колдун! Сплетник!» Да-да, мне казалось, что меня предали — ведь многие из тех, кто обвинял меня, и сами прежде пускали какие-то сплетни про меня, но я прощал их.

— Да, но у тебя было оружие, которым они не могли воспользоваться.

— Вот именно. Не могли. Кто знает — отказались бы они им воспользоваться, если бы могли… — горько усмехнулся Саймон. — Думаю, именно поэтому они подняли шум и выгнали меня из города. — Он поежился, закрыл глаза. — Ох, слава богу, что я умею только мысли читать и более никакими талантами не наделен! Я такой злой был тогда, что запросто мог бы развернуться и осыпать моих бывших соседей камнями, огненными шарами и острыми ножиками. Я был готов поднять их над землей, а потом с размаху швырнуть вниз! — Он снова зябко повел плечами и широко раскрыл глаза.

Род ощутил, как снова забурлил в его сердце гнев, и поспешно проговорил:

— Полегче. Спокойно. Это было много лет назад.

— И этот урок пошел мне на пользу. Верно. — Саймон вымученно улыбнулся. — Я понял, как надо себя вести, покаялся и искупил свой грех. Покинув родной городок, я пошел куда глаза глядят — брел, ослепленный обидой и злостью, не разбирая дороги. Сорок лиг прошел, пятьдесят, сто… и, наконец, изможденный, добрел до какой-то пещеры, свалился там без сил и уснул. А во сне меня словно кто-то омыл целительным бальзамом, успокоил мой мятежный дух. И когда я проснулся, я почувствовал себя отдохнувшим, обновленным. Гадая, что же такое могло со мной приключиться, я попытался найти того, кто сотворил это чудо. И я нашел источник святых мыслей, из которого испил во сне, сам того не ведая. То была община монахов. По счастливому совпадению, та пещера, в которой я заночевал, располагалась всего-то в сотне ярдов от их обители. — Саймон задумчиво уставился вдаль. — Моя душа нуждалась в утешении и привела меня к ним.