Ганнибал - Томас Харрис

— Благодарю за пояснение, — не очень искренне произнес доктор Демлинг. — Распятие, вне всякого сомнения, являет собой подвергшийся уничтожению объект преклонения. Обратите внимание на то, что рука, образующая минутную стрелку, показывает на шесть, стыдливо прикрывая наружные половые органы. Другая изображающая стрелку рука обращена на девять часов или на начало десятого. Девять, совершенно очевидно, должно указывать на то время, когда, как традиционно считается, и был распят Христос.

— Но если поставить рядом шесть и девять, то мы получим 69, что, как известно, символизирует нетрадиционное оральное совокупление, широко распространенное в некоторых слоях общества, — не удержалась Марго.

В ответ на неодобрительный взгляд доктора Марго раздавила в ладони пару орехов, и скорлупа посыпалась на пол.

— Теперь обратим взгляд на письма доктора Лектера к Клэрис Старлинг. Корделл, не могли бы вы их нам продемонстрировать? — Доктор Демлинг извлек из кармана лазерную указку и продолжил: — Обратите внимание на почерк. Перед вами образец скоростной каллиграфии, выполненной чернилами, автоматической ручкой с пером типа «рондо». Шрифт настолько однороден, что напоминает типографскую печать. Подобного типа каллиграфическое письмо использовалось в средние века для воспроизведения папских булл. Шрифт очень красив, но одновременно и вычурно однообразен. В манере письма доктора явно отсутствует какая-либо спонтанность. Все тщательно спланировано. Ганнибал Лектер пишет вскоре после побега, в ходе которого убил пять человек. Попытаемся обратиться к тексту.

Ну как, Старлинг, ягнята теперь молчат?

Вы знаете, что должны дать мне ответ на этот вопрос, я хотел бы его от вас получить. Объявление в национальном издании «Таймс» или «Интернэшнл геральд трибюн» в первый день любого месяца меня вполне удовлетворит.

Еще лучше, если вы дадите его в «Чайна мейл».

Я не удивлюсь, если ответ будет и «да» и «нет». На некоторое время ягнята замолчат. Но вы, Клэрис, судите себя с тем же милосердием, которое дарили чаши весов правосудия в подземелье Триба, и вам вновь и вновь придется делать все, чтобы заслужить благословенное молчание. И все только потому, что вами движет страдание, вы видите страдание и страдание не кончается. Во веки веков.

Яне намерен посетить вас, Старлинг, ибо мир более интересен, пока вы в нем существуете. Однако я прошу и вас оказать мне любезность…

Доктор Демлинг поправил на носу соскользнувшие очки, откашлялся и продолжил:

— Перед нами классический пример того, что я в своих научных трудах называю «авункулизмом»[42] — появление термина нашло широкое отражение в профессиональной литературе, где его именуют «авункулизмом Демлинга». Нельзя исключать, что это понятие найдет свое место в очередном издании «Диагностического и статистического справочника». Для непосвященных термин можно определить следующим образом: авункулизм есть не что иное, как стремление предстать мудрым и внимательным ментором, преследуя при этом достижение личных целей.

Изучив материалы по делу, я пришел к выводу, что упоминание о криках ягнят относится к событию, имевшему место в детские годы Клэрис Старлинг. Речь идет о массовом забое ягнят на ранчо в Монтане, где воспитывалась мисс Старлинг, — продолжал профессор Демлинг своим сухим голосом.

— Клэрис Старлинг делилась с Лектером информацией, — вмешался Крендлер. — Он располагал некоторыми сведениями о серийном убийце по кличке Буффало Билл.

— Второе письмо, написанное семью годами позже, на первый взгляд представляется обычным посланием с выражением сочувствия и поддержки, — сказал Демлинг. — Он посмеивается над ней, упоминая ее родителей, которых эта женщина, видимо, боготворила. Ганнибал Лектер называет ее отца «ночным сторожем», а мать — «горничной». Однако затем он одаривает их великолепными качествами, которые дочь в них могла видеть, и обращает эти качества на то, чтобы оправдать ее провалы в служебной карьере. Это есть не что иное, как попытка снискать ее расположение и таким образом установить над ней контроль.

Я думаю, что рассматриваемая нами женщина по имени Клэрис Старлинг имела прочную привязанность к своему отцу, или его «образу», что мешало ей легко вступать в сексуальные отношения с мужчинами и привело к переносу «образа» на доктора Ганнибала Лектера, чем он, в своей извращенности, тотчас не преминул воспользоваться. Во втором письме он призывает ее вступить с ним в контакт путем опубликования персонального объявления под кодовым именем.

Бог мой, неужели он никогда не закончит? Зуд нетерпения был для Мейсона особенно невыносим, так как он не имел возможности даже сменить позу.

— Прекрасно, профессор, — наконец не выдержал паралитик. — Марго, приоткрой, пожалуйста, окно. У меня, доктор Демлинг, появился новый источник информации о докторе Лектере. Этот человек знает как Старлинг, так и Лектера, он видел их вместе и провел рядом с Лектером времени больше, чем кто-либо другой. Я хочу, чтобы вы с ним побеседовали.

Крендлер слегка поежился, увидев, как поворачивается дело, и начал испытывать легкую тошноту.

Глава 51

Мейсон произнес несколько слов в интерком, и в помещение вошел высокий человек. Он был одет в белое и казался таким же мускулистым, как и Марго.

— Это Барни, — сказал Мейсон. — Он шесть лет работал в отделении для буйных в больнице, где содержались умалишенные преступники. В то время там находился и Лектер. Теперь Барни работает на меня.

Барни предпочел остаться у аквариума рядом с Марго, но доктор Демлинг пожелал увидеть его на свету. Гигант уселся рядом с Крендлером.

— Значит, вас зовут Барни? А теперь скажите мне, Барни, какова ваша профессиональная подготовка?

— У меня есть ЛПМ.

— Лицензия практикующего брата милосердия? Очень мило. И это все?

— Имею степень бакалавра гуманитарных наук. С успехом окончил колледж, заочно, — ровным голосом сказал Барни. — Кроме того, имею аттестат Школы погребальных наук Камминза.

— Вы оплачивали расходы на медицинское образование, работая в морге?

— Да. Я увозил трупы с мест преступления и помогал при вскрытиях.

— А чем занимались до этого?

— Служил в морской пехоте.

— Понимаю. Работая в больнице Балтимора, вы видели, каким образом взаимодействовали между собой Клэрис Старлинг и Ганнибал Лектер. Я хочу сказать, что вы, видимо, являлись свидетелем их бесед. Не так ли?

— Мне казалось, что они…

— Начнем с того, что вы точно видели своими глазами, а не с того, что вам казалось и что вы думали по этому поводу. Вы, надеюсь, не возражаете?

— Он достаточно сообразителен для того, чтобы высказывать свое мнение, — вмешался Мейсон. — Барни, вы знакомы с Клэрис Старлинг?

— Да.

— Вы наблюдали Ганнибала Лектера шесть лет?

— Да.

— Какие отношения между ними складывались?

Крендлер не очень хорошо понимал слова, произнесенные высоким грубым голосом, но тем не менее именно он сформулировал наиболее важный вопрос.

— Скажите, Барни, не вел ли себя Лектер несколько необычно, беседуя со Старлинг?

— Да, он вел себя не так, как всегда. Как правило, он вообще не реагировал на появление посетителей, — ответил Барни. — Иногда он открывал глаза лишь для того, чтобы оскорбить очередного ученого, пытавшегося забраться ему в мозги. Одного профессора он даже заставил рыдать. По отношению к Старлинг он был достаточно крут, однако отвечал на ее вопросы гораздо подробнее, чем на вопросы других. Она его заинтересовала, или, скорее, заинтриговала.

— Каким образом?

— Ему почти не приходилось видеть женщин, — пожав плечами, сказал Барни. — Она же действительно красива и…

— Меня не интересует ваше мнение по этому вопросу, — оборвал его Крендлер. — И это все, что вам известно?

Барни не ответил, но посмотрел на Крендлера так, словно видел, что левое и правое полушария мозга заместителя помощника являют собой двух сцепившихся собак.

Mapro раздавила еще пару каштанов.

— Продолжайте, Барни.

— Они были откровенны друг с другом. Своим откровением он способен обезоружить собеседника. Создается впечатление, что он просто не снисходит до лжи.

— Чего-чего он не делает?

— Не снисходит, — повторил Барни.

— СНИ-СХО-ДИТ, — послышался из темноты голос Марго. — Не опускается до лжи, мистер Крендлер. Или, чтобы вы еще лучше поняли, не унижается до нее.

— Доктор Лектер давал ей весьма нелестные, характеристики, — продолжил Барни, — а затем говорил что-нибудь очень приятное. Она стойко и терпеливо сносила насмешки, после которых похвалы доктора казались ей особенно приятными. Она знала, что его слова — правда, а не какое-нибудь дерьмо собачье. Доктор же находил ее очаровательной и забавной.