Пять поэм - Гянджеви Низами

Жалобы на хулителей

Кипи, душа! Пришла пора кипенья.Вселенной всей мое владело пенье.

Зачем же я в молчанье погружен,Когда словами в бой вооружен?

С любым трудом я справился доселе,Своим напевом славился доселе.

Тем волшебством, что по утрам творил,Я семь седьмых Корана повторил.

Владел я даром необыкновеннымИ назван был зерцалом сокровенным.

И красноречьем острым, словно меч,Я, как Мессия, мог сердца привлечь.

Стихи такого жара достигают,Что берегись их трогать, — обжигают!

А те, что и без соли хлеб сожрут,В моей тени достаток свой берут.

Лев не скупится львиною добычей:Сыта лисица львиною добычей.

Богат мой стол, велик мой оборот,Щедротами осыпан весь народ.

Завистник же со мной пиров не делит,Поэтому он всякий вздор и мелет.

Всегда внизу он, словно тень, лежитИ где-то сзади, словно тень, бежит.

Едва начну я складывать газели,Он их подделывает еле-еле.

Едва налажу строй моих касыд,Он в подражанье вяло голосит.

А если обо мне сказать посмеет,—Что ж удивляться! — лжет и не краснеет.

Я отдал от души вам мой чекан,—Он делает фальшивым мой чекан.

Людей мартышка корчит неуклюже.Звезда и в мутной отразилась луже.

На чье-то тело упадает свет,—Страдает тень, но не страдает свет.

А тень любое тело искажаетИ мешкотно ему не подражает.

Но океан, когда прозрачен сам,Дает охотно выкупаться псам.

И я охотно в берег бью, как волны,Отнюдь не горьким сожаленьем полный.

Я честно бью киркой и рою рвы,—Вот почему мой враг без головы.

Все те, что мастерство мое порочат,Своей кончины близкой не просрочат.

Когда поймали у ворот воров,Воры кричат: «Держи, народ, воров!»

Так нет же! Если вправду он без денег,—Открыта дверь, пускай войдет бездельник!

Когда бы я нуждался в чем-нибудь,Не постыдился б руку протянуть.

Но если правлю я двумя мирами,Зачем же мне глумиться над ворами!

Я подаянье нищим подаю,—Пусть расхищают житницу мою!

Весь жемчуг, все сокровища ты видишь,Меня ты этим, право, не обидишь.

Извинения за жалобы

С тех пор что я самим собою стал,От рук моих и червь не пострадал.

Не трогал я ничьих чужих жемчужинИ был с любой чужой заботой дружен.

По доброте не ведал бранных словНи для собак, ни для тупых ослов.

Не гневаясь и ближних не ругая,Все сказанное выше — отвергаю!

Но я недаром часто примечал,Что мало чести тем, кто промолчал.

Моим друзьям известно, кто я родом,Откуда мой товар, куда он продан.

А тем, что нам завидуют сейчас,Отпор найдется и помимо нас.

Молчи, душа, иди своей дорогой,Обидчиков не помни и не трогай.

Спокойна будь, не трать пустых речей,Не прячь лучей от бедности ничьей.

Будь как цветок на горном перевале,—Целуй те пальцы, что тебя сорвали!

Начало повести

Рассказчик начинет речь, — и тутПусть жемчуг, им нанизанный, сочтут.

В краю арабов жил да был одинСлавнейший между шейхов властелин.

Шейх амиритов жизнь провел своюВ цветущем этом солнечном краю.

Взметенный им песков сыпучих прахДушистей был, чем чаша на пирах.

Исполнен добродетелей и сил,Под солнцем гордо он чело носил,

Был самовластен, как султан иной,Как сам Карун с несчитанной казной.

Приветлив с бедняками, справедливИ славен меж арабов, как халиф.

Но лишь одна ждала его беда!Он — раковина полая, куда

Не вложена жемчужина. Он — ствол,Что ни одним побегом не зацвел…

Да, как ни жаждал сына он, грустя,Как ни вымаливал себе дитя,

Каких дирхемов нищим ни давал,Каких красивых жен ни целовал,—

Как он ни сеял — не всходил росток:Все сына нет, все пуст его чертог!

Отцу и невдомек, что не слаба,Но мешкает в решениях судьба.

Пусть поиски напрасны! Не ропщи,Причину лучше тайную ищи.

Так связано все на земле узлом,Что счастье вечно следует за злом.

И вот Аллах вознаградил отцаЗа должное смиренье до конца.

И родился младенец дорогой —Такой любимый, слабенький такой.

Родные совершить обряд пришлиИ мальчугана Кейсом нарекли.

И год прошел — ребенок рос и рос,Стройней тюльпана, прихотливей роз,

Весь упоен предчувствием любви,Чья сущность разлита в его крови,

Как будто от него исходит свет,И весь он — мирозданию привет.

Семь лет прошло, — растет он все быстрей,—Тюльпан в венке фиалковых кудрей.

А через десять лет по свету шлаИз уст в уста его красе хвала.

И счастлив был и ликовал отец,Когда пошел он в школу наконец.

Был выбран и наставник, старший друг,Знаток — преподаватель всех наук.

И рядом с Кейсом в тот же день и часШумит ватага сверстников, учась.

И каждый мальчик, ревностен и строг,Готов учить и повторить урок.

А рядом с мальчиками у доскиЕсть девочки. Друг другу не близки,

Они сошлись из разных стран и мест,От всех племен, что ведомы окрест.

И Кейс меж них ученьем поглощен,Но и другим предметом увлечен!

С ним рядом есть жемчужина одна,Как бы с другого поднятая дна,

Еще не просверленная, в красеНежнейшей, — украшенье медресе.

Разубрана, как куколка, стройна,Как кипарис, прелестна, как луна.

Шалунья! Взмах один ее ресницПронзает сердце, повергает ниц.

Газель, чей смертоносен тихий взор,Чья кротость в мире вызовет раздор.

И если кудри — ночь, то светлый ликКак бы в когтях у ворона возник.

А крохотный медоточивый рот —Предвестие всех будущих щедрот.

Но сладостное диво с нежным ртомРассеет войско мощное потом,

Войдет, как трижды чтимый амулет,В мечты влюбленных через много лет.

Когда войдет ее звезда в зенит,Она стихом касыды прозвенит,

И капля пота на ее челеСвященной будет зваться на земле.

Румянец, родинки, сурьма очей —Все станет завтра звездами ночей.

От черных кос, что стан ей обвили,Зовут ее, как ночь саму, — Лейли.[257]

Ее увидел Кейс и стал иным,И сердце отдал за нее в калым.

Но и она, но и она полнаПредчувствием, — как будто от вина,

Которого пригубить ей нельзя,Все закружилось, медленно скользя.

Пришла любовь. И первый же глотокИз этой чаши — пламенный поток.

Но как им трудно в первый раз пьянеть,Как странно им, как дивно пламенеть,

Как сладко им друг с другом рядом жить,И с каждым часом все нежней дружить,

И ежечасно сердце отдавать,И никогда его не открывать!..

Товарищи учением полны,А эти два влечением пьяны.

Те говорят словами, как и встарь,У этих — свой учебник, свой словарь.

Те много книг прочтут, чтоб не забыть,А эти миг цветут — лишь бы любить.

Те сочетают буквы для письма,А эти лишь мечтают без ума.

Те знатоки в глаголах, в именах,А эти онемели в смутных снах.

О том, как Лейли и Меджнун полюбили друг друга