Пять поэм - Гянджеви Низами

В восхваление царя Ахситана — сына Минучихра

Низами, по традиции, восхваляет заказчика поэмы, говорит о древности его царского рода, о ого щедрости, о могуществе, о том, как он крут с врагами и мягок с друзьями и т. п. В заключение Низами молит Аллаха, чтобы он ему, отшельнику, послал с помощью этого шаха пропитание.

Обращение во время целования земли

Глава содержит ряд традиционных восхвалений, обращенных к Ахситану.

В восхваление сына шаха (Ахситана, молодого Минучихра) и о препоручении ему (Низами) своего сына (Мухаммеда)

Низами восхваляет юного наследника Ахситана и просит его благосклонно принять как поэму «Лейли и Меджнун», так и своего сына Мухаммеда, который отвезет поэму ко двору Ширваншахов. Он просит назначить своему сыну постоянное жалованье.

Наставления сыну

Четырнадцатилетний сын мой скромный,Едва проникший взглядом в мир огромный,

Я помню, как ребенком лет семиТы розой мне казался меж людьми.

Ты вырос ныне стройным кипарисом:Бегут года, — смиренно покорись им!

Беспечных игр окончилась пора.Расти, учись познанию добра.

Ищи свой путь, заранее готовясьЧертог построить не на страх — на совесть.

Ребенка спрашивают: — Чей сынок? —Но взрослый отрок в мире одинок.

И если час ребяческий твой прожит,Тебе мое отцовство не поможет.

Будь сам как лев, сам побеждай в бою,Надейся лишь на молодость свою.

Добыв успех, не расставайся с честью,Не оскорбляй чужого благочестья.

И если сказку вздумаешь сложить,Сумей и в сказке истине служить.

Так поступай и делай, чтобы толькоВ грядущем не раскаиваться горько.

И верь нелицемерно в мой совет,—Тебе послужит верно мой совет.

В привычках, свойственных тебе, отмечуЗаносчивость и склонность к красноречью.

Со стихотворством только не дружи:Чем глаже стих, тем ближе он ко лжи.[253]

Нет, стихотворство — не твое блаженство.Здесь Низами достигнул совершенства,

Стих, может статься, громко прозвонит,Но пользой он, увы, не знаменит.

Пускай созреет сущность молодая,Одним самопознаньем обладая.

Познай себя,[254] познать себя стремись,—Таким стремленьем отчеканишь мысль.

Пророк учил, что правая дорога —Познанье жизни и познанье бога.

Стоят у двери этих двух победЛишь двое в мире: врач, законовед.

Так будь врачом, что воскрешает к жизни,Не костоправом, что лишает жизни!

Законоведом, любящим закон,—Не крючкотвором, губящим закон!

Будь тем иль этим, — уважаем будешь,Учителем людей, служа им, будешь!

Я все сказал. Исполнить должен ты.Работой жизнь наполнить должен ты.

Что слово! Беглый плеск воды проточной.Поменьше слов, — тогда значенье точно.

Пусть бьет ключом студеная вода,Не в меру выпьешь — берегись, беда!

Цени слова дороже всех жемчужин,Чтоб голос твой услышан был и нужен.

Нанизывай слова, как жемчуга,—Лишь редкостная снизка дорога.

Нам кажется чистейший жемчуг сказкойИ в кипени волны, и в глине вязкой.

Пока он цел — краса морских зыбей.Растертый в прах — лекарство[255] от скорбей.

Что россыпь звезд на пажити полночной!Одно лишь солнце согревает мощно.

Все мириады звезд во тьме ночей —Ничто пред славой солнечных лучей.

Низами поминает своих усопших родных

Встань, виночерпий, и налей вина,Дай жаждущей душе моей вина!

Пускай светла, пускай, как слезы наши,Прозрачна будет влага пирной чаши.

И только пригублю я чашу, — пустьВ стесненном сердце замирает грусть.

Так много в жизни видел я веселья,—Оно прошло, но памятно доселе.

Потом и память сгинет без следа…Потом и я исчезну навсегда…

Встань, виночерпий, и налей мне чашуРубинового сока, ибо вновь

От складных слов я стал мудрей и краше,Моложе стала старческая кровь.

Да, мой отец, Юсуф, сын Муйайеда,Ушел навек, догнал кончиной деда.

Что с временем бороться? Все течет.К чему вопить, что неоплатен счет?

Я видел смерть отца. Одним ударомЯ разорвал с его наследьем старым.

Я вырвал жало медоносных пчелИз тела и забвенье предпочел.

Встань, виночерпий, не сиди без дела!Налей мне чашу жидкого огня!

Чтоб тварь немая речью овладела,Чтоб сразу в пот ударило меня.

Да, мать моя, из курдского селенья,Скончалась. Все земные поколенья

Должны пройти. Все матери умрут.И звать ее назад — напрасный труд.

Но глубже всех морей людское горе.И выпей я все реки и все море,

Хоть сотней ртов прильни к его волне,—Не исчерпать соленой чаши мне.

Один бальзам враждебен этим волнам:Он называется забвеньем полным.

Встань, виночерпий, встань! Мой конь хромает.Но чтобы он идти спокойно мог,

Налей вина, которое ломает,Бросает в жар, но не сбивает с ног.

Хаджа-Умар — брат матери. Мне вскореРасстаться с дядей предстояло горе.

Когда я выпил горький тот глоток,По жилам пробежал смертельный ток,

Во флейте горла пенье оборвалось,А цепь молчанья вкруг него свивалась.

Встань, виночерпий! В погребе прохладномНайди вино, как пурпурный гранат.

Глотнув хотя бы раз усильем жадным,Посевы жизни влагу сохранят.

Где ближние? Где цвет моей семьи?Где спутники — товарищи мои?

Чтоб улей полнился медовым соком,Он должен жить в содружестве высоком.

Червяк растит свой шелковичный кокон,Но в тесной келье той не одинок он.

Китайцы шелк своей обновки ткутИ под ноги друзьям циновки ткут.

И муравей под тяжестью хлопочет:С товарищами он делиться хочет.

И если ты друзьям и близким рад,Настройся сам на их согласный лад.

Пусть голос твой не прозвучит, как скрежет,И стройного напева их не режет.

В чем равновесье? В помощи от всех.Лишь этим достигается успех.

Встань, виночерпий, и вина мне брызниДушистого, как мускус, — ибо в нем

Есть выжимки быстробегущей жизниИ сладостное дружество с огнем.

Доколе дом повергнут мой во прах?Доколе пить отраву на пирах?

Ведь паутина рану то затянет,То снова нас царапает и ранит,

То на руке нам остановит кровь,То кровь из мух высасывает вновь.

Ведь этот дом, в котором столько горя,—Непрочен, значит — распадется вскоре.

Встань, виночерпий, не беги от сборищИ в чашу дивной горечи налей!

Все тайное мое откроет горечь,Чем обнаженней, тем душе милей.

Забудь о прошлых днях, тоской увитых,Давным-давно запечатлен их свиток.

О прошлых жизнях, сгинувших во мгле,Не поминай, пока ты на земле.

Пускай прочел ты семь седьмых Корана,[256]Пускай семь тысяч прожил лет, но рано

Иль поздно на краю твоих дорогСемь тысяч лет пройдут, настанет срок.

Раз нам расти, чтоб сгинуть, суждено,—Великим быть иль малым — все равно.

Встань, виночерпий! Утро наступило.Налей вина, что можно и не пить,

Чтоб солнцем бы глаза мне ослепило,Пред тем как их водою окропить.

Шел в Каабу курд и потерял осленка,И начал бедный курд ругаться звонко:

«Куда в пустыню джинн меня завел?Куда девался подлый мой осел?»

Кричал, кричал, внезапно оглянулся —Осленок рядом… Тут он усмехнулся

И говорит: «Мне ругань помогла,Без ругани я б не нашел осла».

Честней же, слово крепкое, служи нам!Не то с ослом простимся и с хурджином.

А у кого коровья кротость, тотНигде потерянного не найдет.

Встань, виночерпий, не жалей глотка мне,Налей такого жгучего вина,

Что только вымоешь простые камни —И в яхонты их грязь превращена.

Не стоит возвеличивать ничтожных,И слушаться их приказаний ложных,

И пред насильем голову склонять,И пред глупцом достоинство ронять.

Как на скале воздвигнутая крепость,В бореньях с жизнью прояви свирепость.

Кто небреженье вытерпел, — тот слаб.Кто униженье вытерпел, — тот раб.

Носи копье, как шип несет шиповник,—Тогда ты будешь многих роз любовник.

Что силу ломит? — Бранные слова.А в жалобах немного торжества.

Встань, виночерпий, — ибо вечереет.Я умственным насытился трудом.

Налей вина, оно меня согреет.Я вспомню о рассвете золотом.

Двух-трех кутил возьмем мы на подмогу.Веселье разгорится понемногу.

Луч солнца и пылинку золотит,А шах твоих пиров не посетит.

Остерегайся жалованья шаха:Кто служит в войске — недалек от праха.

Остерегайся милостей владык,Не то сгоришь, как пакля, в тот же миг.

Огонь владыки жарок и прекрасен,Но лучше быть подальше: он опасен!

Как мотыльков огонь свечи влечет,Так манит нас и губит нас почет.

Дай мне вина такого, виночерпий,Чтобы услышал я призывный клич,

Чтоб снова мысль была не на ущербе!Меня, как Кейкубада, возвеличь!

Все твари мира, кроме человека,В своей норе блаженствуют от века.

Лишь человек проклятья голосит,Когда не слишком он, жадюга, сыт.

Хотя б один глоток его не допит,Он тотчас небо жалобой торопит.

Хотя бы каплей вымочен дождя,Он с облаком бранится, весь дрожа.

Хотя бы малость зной его и сушит,Он в солнце камни с яростию рушит.

Сам будь как свет, чтоб мощь твоя росла,Не замарайся от добра и зла.

Сам, как вода, любезен будь и нежен,Сам, как вода, прозрачен и безбрежен.

Встань, виночерпий, хватит отговорок!Найди мне ту волшебную струю,

Что на пиру сулит веселья ворох,Становится оружием в бою!

Пляши, как ночью пляшут звезды в небе!Пускай тебе изранит ноги щебень!

Пускай хромает конь — иди пешком.На зуботычину ответь смешком.

Ты бремя всех поднять на плечи вышел.Освобождать других, — что в жизни выше?

Когда же сам под тяжестью падешь,Плечо, чтоб помогло тебе, найдешь.

Пришла пора кочевья и блужданья!Не на себя смотри — на мирозданье!

Тяжел твой путь, а ноги в волдырях.В путь, труженик! Все остальное — прах.

А если слаб, клади мешок заплечный,Укройся дома. Время быстротечно.

Раз в обществе нет пищи для ума,Запри свой ум в глухие закрома.

Чем привлечет пустая нас страница?Куда без ветра челноку стремиться?

Встань, Низами! Твой замысел возник.Тебе укажет Хызр благой родник,

И увлажнит твой самоцвет неюныйСтуденая вода, любовь Меджнуна.

Жалобы на хулителей