Все будет хорошо - Наталия Костина

Фигура обернулась, и Нина увидела, что это и есть сам доктор Емец. В руках у него было что-то металлическое, блестящее. Свет сиял на этом блестящем, мешая Нине рассмотреть, что же он держит в руках. Откуда-то взялись еще люди — тоже все в белых балахонах и с масками на лицах. Нина не заметила, как они вошли, — глаза ее все это время были прикованы к металлическому, явно очень острому предмету в руках доктора.

— Ложитесь, больная. — Кто-то потянул ее за руку, и Нина послушно легла.

Она почувствовала, что ее ноги и руки привязывают к каким-то поручням по краям стола. Свет от ламп бил в глаза нестерпимо, но она почему-то больше всего боялась именно закрыть глаза.

— Все готово, — раздался чей-то голос. — Можно приступать, доктор!

Нина почувствовала, как чьи-то руки задрали у нее на животе короткую больничную рубаху и взбили ее под самый подбородок. И увидела, как доктор Емец придвинулся вплотную к столу. Его лицо было закрыто марлевой маской, из-за которой были видны только темные непроницаемые глаза. Но Нина никак не могла поймать его взгляд, как ни старалась. Руки в резиновых перчатках сжимали тот самый блестящий предмет, и Нина увидела, что это то ли нож, то ли скальпель — большой, тяжелый, странной замысловатой формы. Она дернулась, но веревки, которыми она была привязана, не пустили ее.

— Спокойно, спокойно, — сказал доктор Емец. — Чем меньше будешь дергаться, тем быстрее все закончится. Он опустил руку с ножом, и Нина почувствовала прикосновение ледяного металла к коже. Она содрогнулась. Острое и холодное разрезало ее кожу со звуком, напоминающим звук лопнувшего спелого арбуза, и что-то теплое полилось потоком, и лилось по ее животу, из живота, и с тяжелым звуком капало на плиточный пол, и она поняла, что это ее кровь. Сколько крови! Что они с ней делают? Неужели они не понимают, что она теряет много крови? Внезапно ей стало очень больно, что-то тянули у нее из живота, отрезали, резали прямо по живому. Она рванулась изо всех сил, и снова веревки не пустили ее. Тогда она закричала:

— Наркоз! Вы забыли наркоз!!! Как же без наркоза?!

— Наркоз? — весело переспросил доктор Емец, роясь у нее в животе, как в кошелке. — Какой наркоз? Бесплатно режем без наркоза. За операцию платили, голубушка? Нет? То-то же! Тогда лежите тихо. — Он снова опустил руку с блестящим окровавленным предметом куда-то в низ Нининого живота, и Нина поняла и почувствовала, что сейчас и произойдет самое страшное. Чья-то рука легла ей на глаза, пытаясь закрыть их, как покойнице, но она рванулась еще раз и закричала:

— Квартира! У меня есть квартира! Я продам квартиру! Я вам заплачу!

— У вас ничего нет. Вы нищая, голубушка.

— У меня есть, есть квартира! Я вам обещаю…

— Нет у вас никакой квартиры. — Глаза хирурга зеркально блеснули, отражая сияющий безжалостный свет ламп.

И денег тоже нет. Ничего нет. — Доктор мертвенно усмехнулся под марлевой повязкой. Она не видела его губ, но по выражению его лица поняла — он ей не верит. И он точно так же, как она, знает, что у нее ничего нет. Ей не обмануть его.

— Лежите тихо. Держите ее. — Хирург кивнул своим подручным, и чьи-то холодные руки снова легли ей на запястья. — Будем кончать…

…Она страшно кричала и проснулась от собственного крика. В предрассветных сумерках Нина увидела, что сидит на отцовском диване, прижимая ветхое одеяло к низу живота. Простыня сбилась и свесилась на пол, подушка лежала бесформенной грудой там, куда она ее отбросила. Металлический будильник на полу рядом с диваном громко тикал. Балкон она оставила на ночь приоткрытым, воздух был свежий и холодный. Она хватала его открытым ртом, тяжело дыша, ноги не слушались, когда она спустила их на пол. Она добрела до стены и щелкнула выключателем. Свет от висящей посреди потолка стосвечовой лампочки мгновенно залил всю комнату, и она застонала — доктор Емец из ночного кошмара в таком же ослепительном безжалостном свете, с окровавленным ножом в руке все еще стоял у нее перед глазами. Бок, надавленный вылезшей пружиной, саднил тупой болью. Нина провела взмокшей рукой по животу, и ей показалось, что там зияет разрез. Дрожь все сильнее колотила ее. Она бросилась обратно на диван и зарыдала.

— Я убью его!!! — Она плакала и комкала ночную рубашку, зачем-то закручивая ее жгутом. — Я убью, убью его!

— Нин, ты чего бледная такая, как не отдыхала? Ты завтракала уже? В больницу поедем? Димка как? — Васька встретила подругу градом вопросов.

— Спала плохо на чужом месте. В больницу поедем. Димка? Да вроде бы в порядке. Час назад с ним говорила. Нет, еще не завтракала, — механически отвечала на все вопросы Нина.

— Тогда давай я тебя накормлю и поедем. У меня давно готово. — Васька выставляла на стол тарелки, чашки, резала хлеб. Нина равнодушно взглянула на еду.

— Вась, ты без меня завтракай, хорошо? Мне что-то не хо…

— Как так не хочется? Ты давай ешь без разговоров! В больнице тебя никто кормить не будет. Ну, кроме меня, конечно. — Васька самодовольно усмехнулась. — Нин, да не переживай ты так! — Она подошла и участливо обняла подругу за плечи. — Вот увидишь, все обойдется.

— Вась, ты меня извини. — На Васькином родном лице читались такие неподдельные забота и участие, что Нина немного оттаяла. — Мне с тобой серьезно поговорить нужно. Только давай так: как бы ты сейчас мне ни ответила — я не обижусь. В любом случае.

— А что такое? — Заинтригованная Васька с грохотом поставила чайник.

— Вась, все предельно просто. Мне нужны деньги на операцию, а у меня их нет. — Нина улыбнулась вымученной улыбкой. — И я прошу вас с Герой мне занять. На неопределенный срок. Потому что я не знаю, когда смогу выйти на работу.

— И из-за этого у тебя аппетит пропал? Значит, так. Давай действительно, чтобы без обид. Мы ж подруги? Сейчас мы завтракаем. Яичница, бутерброды, салат, кофе и пирожные. Причем съесть нужно все. А потом я даю тебе любую сумму, которая тебе нужна. Договорились?

— Вась, это очень большие деньги… — Сколько?

— Большие, Вась. Так что сразу не обещай.

— Да не тяни ты! Говори, сколько тебе нужно?

— Тысячу доктору за операцию и примерно еще пятьсот на остальное.

— Да, сумма приличная, но, как говорится, не смертельная. — Васька покрутила головой. — Все равно, давай есть, а то у меня кишки уже марш Мендельсона играют. А к вечеру я тебе деньги привезу.

— У Геры возьмешь? Знаешь, мне не очень хочется, чтобы он знал.

— Потому что он может сказать Сереге, какое он дерьмо? — Васька проницательно посмотрела на подругу. — Ты не переживай так. Он, по-моему, все ему уже сказал.

Нина неприязненно посмотрела на знакомую табличку «Емец И. М. Зав. отделением», как будто табличка была виновата в приснившемся ей ночном кошмаре, постучала, услышала веселое «Да-да!» и решительно толкнула дверь.