Ах, уехал мой любимый - Тата Кит

всё ещё цеплялась за тонкий мостик в виде телефона между нами и неотрывно смотрела в его глаза, наблюдая за тем, как они наполнялись темнотой. Ладонью чувствовала, как часто вздымалась его грудь и гулко билось сердце, словно готовое вот-вот выпрыгнуть и сбежать подальше от сумасшедшей меня.

А дальше-то что? Между нами почти не осталось расстояния. Мозг мечется в поисках свойственного для меня выхода с бронёй в виде страхов и морали, но порывистое сердце азбукой Морзе выбивает свои, несвойственные мне, ритмы.

Будь, что будет! Должна же я хоть раз сделать в этой жизни то, что от меня ждут меньше всего?

Резко поднялась на цыпочках и прижалась своими губами к губам Матвея. С силой зажмурила глаза, готовясь к чему угодно, к любой его реакции, в основном ожидая, что он меня оттолкнёт.

Но ничего не происходило. Вообще ничего. На долю секунды мне показалось, что я целую пластиковый манекен и вся эта затея – чистой воды идиотизм или «бешенство матки» женщины, которая уже год не ощущала мужского тепла. Но уже в следующее мгновение широкие ладони скользнули по моей спине и с силой прижали к обнаженному торсу, оторвав от пыльного пола лестничной площадки.

***

Руки непроизвольно обвивают крепкую шею. Не сразу сообразила, что всё ещё удерживаю телефон Матвея, но уже одна. Его руки всецело заняты мной. Он словно хочет вдавить меня в себя, впитать.

Неспешное, но настойчивое касание губ перетекает в страстное переплетение языков и дыхания. Теперь и сама желаю вжаться в Матвея сильнее, оказаться настолько близко к нему, насколько это вообще возможно. Электрические разряды подобно фейерверку выстреливают из поясницы, ударяют в затылок и горячими искрами оседают на когда-то остывших углях внизу живота, моментально разжигая пламя, жар которого еще никогда не плавил меня так сильно.

Обстановка вокруг плавно меняется. Меня уносит словно на волнах и прибивает к берегу, когда дверь тихо хлопает где-то совсем рядом. Голые ступни косаются знакомого коврика в прихожей, посылая возбужденному мозгу сигнал о том, что я дома.

Сильные руки ослабевают хватку на моей спине, смещаются выше, путаются пальцами в волосах, обхватывают шею, стискивают подбородок.

- Анют, - рокочет низкий голос во время секундной передышки на то, чтобы сделать вдох и снова впечататься в мои губы.

Боюсь открыть глаза, полностью отдавшись поцелую. Казалось, стоит хоть немного приоткрыть даже один из них, как вся магия, пробудившая во мне смелость, спадёт, и я снова замкнусь в своём любимом давно обжитом панцире.

По наитию отступаю назад и тяну за собой Матвея в сторону своей комнаты. Он беспрекословно следует за мной. Чувствую, как он переступает с ноги на ногу, снимая кроссовки. По памяти кладу телефон в предполагаемое место нахождения комода и, на удивление, не промахиваюсь. Возвращаю ладони на щетину, что так невыносимо приятно щекочет мою кожу. Спускаюсь ниже, царапая его шею, забираюсь пальцами под толстовку эгоистично стягиваю её с широких плеч.

Руки Матвея лишь не несколько коротких секунд исчезают с моей талии, чтобы скинуть несчастную толстовку на пол у порога моей комнаты, а затем снова обхватывают и прижимают к горячему торсу.

- Ты уверена? – рваный шепот у самых губ.

- Просто помолчи, - тянусь к нему, но он лишь отстраняется.

И это тогда, когда мы заперлись в комнате, где нам никто не помешает?

- Посмотри на меня, - Матвей обхватывает моё лицо ладонями. Кончиком носа гладит щёку.

- Я боюсь. Вдруг это всё ненастоящее.

- Я здесь, Анют, - выдыхает уверено. – В твоей комнате и немного в шоке, - слышу улыбку в тихом голосе.

- Тем более не открою, - усмехаюсь и снова пытаюсь дотянуться до его губ.

- Посмотри на меня, - произносит он настойчивее. – Иначе я начну подозревать, что так ты представляешь кого-то другого на моём месте.

- Дурак! – распахиваю глаза и полумраке комнаты, которую освещает только луна, вижу его сверкающие глаза.

- Так-то лучше, - улыбается Матвей, тем самым подливая масло в мой внутренний костёр.

- Если утром ты убежишь без объяснения и снова исчезнешь лет на двенадцать, я открою на тебя охоту и объявлю награду за твою кастрацию, - выдаю на одном дыхании, чем вызываю на лице Матвея ещё более широкую улыбку.

- Я буду последним идиотом, если просру и этот шанс.

- Боже, как красиво ты сказал! – выдыхаю, цепляясь за широкие плечи, чтобы самовольно украсть его поцелуй и утонуть в моменте.

И Матвей поддается. Склоняется ко мне, чтобы я меньше стояла на мысках и больше отдавалась ощущениями. Тянет за пояс халата, и ещё одна деталь нашего гардероба падает холодным облаком у ног.

Не позволяю нам обоим одуматься – цепляю пальцами подол шелковой, холодящей кожу, сорочки и стягиваю её через голову, разрывая поцелуй.

Восхищенный выдох срывается с губ Матвея. В тишине комнаты слышу, как шумно он сглатывает и, кажется, застывает.

В затуманенный горячим желанием мозг врывается поток холодного ветра стыдливости. Обнимаю себя за плечи и опускаю взгляд.

- Не прячься, - шепот Матвея закрадывается в мысли пуховым одеялом. Теплые пальцы обхватывают мои запястья и закидывают руки ему на шею. – Ты очень красивая, Анют. Идеальная.

Губами скользит по губам, отчего я снова забываю обо всём на этом чертовом свете.

- Только не на кровать, - останавливаю Матвея, когда в плавном танце он подталкивает меня к кровати. – Я не хочу там.

- Понял, - бросает он коротко и подхватывает меня на руки, вынуждая обвить ногами его талию. Кожа прикипает к коже, мурашки делятся на двоих.

- К шкафу, - командую отрывисто, вплетая пальцы в волосы на его затылке.

- А что там?

- Нарния, - усмехаюсь я, затем быстро уточняю. – Пледы хочу достать с верхней полки. Поможешь?

- Конечно, - соглашается Матвей и ставит меня на пол у шкафа.

Открывает верхнюю дверцу, на которую я указываю и скидывает мягкие объемные пледы один за другим, пока в ноги ему не падает плюшевый медведь, который он подарил мне двенадцать лет назад.

Захлёбываясь в резком приливе стыда и паники, спешу поднять его и отшвырнуть в сторону, чтобы Матвей не успел заметить улику. Но мужчина оказывается гораздо быстрее. Подбирает медведя и выпрямляется, внимательно его разглядывая. Между густыми бровями пролегла задумчивая складка, жирной полосой перечеркивая всю мою смелость.

- Это тот самый? – спрашивает он глухо.

- Жалкое зрелище, да? – обнимаю