Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918 - Эрих Людендорф

Это, естественно, создало на Востоке весьма неопределенную ситуацию. Мы ни в коем случае не могли оставить ее в столь подвешенном состоянии. Она грозила бы нам новыми непредвиденными осложнениями именно в момент нашего решающего сражения на Западе. Военная обстановка требовала полной ясности.

13 февраля в Хомбурге состоялось совещание, имевшее решающее значение для последующих событий на Востоке. В нем приняли участие рейхсканцлер, вице-канцлер, статс-секретарь фон Кюльман, генерал-фельдмаршал фон Гинденбург, начальник главного морского штаба и я; иногда на нем присутствовал и кайзер. Позиция ОКХ сводилась к следующему.

В любой момент русский фронт может вновь укрепиться. Румыния тоже не заключит мира, пока Россия этого не сделает. В подобных условиях всякое наступление на Западе бесперспективно. А с этим была бы упущена возможность победой закончить войну, которую мы ведем со слабыми союзниками против превосходящих сил противника.

Чтобы предотвратить создание большевиками нового Восточного фронта, необходимо нанести русским войскам короткий мощный удар, который, помимо прочего, позволит захватить большое количество военного имущества. Дальнейшее течение военной операции на этом совещании не обсуждалось.

Большевизм на Украине следовало подавить. Оттуда уже поступили просьбы о помощи. Нужно было создать там полезные нам в военном отношении условия, позволявшие также получать в значительных объемах зерно и сырьевые материалы, жизненно необходимые Австрии. Для этого нужно было проникнуть глубоко в страну. У нас просто не было выбора. В лице Финляндии, одолеваемой большевиками и обратившейся к нам за помощью, мы тоже могли обрести надежного союзника в борьбе с большевистской Россией. Давление на Петербург усиливалось, нависла угроза и над дорогой, ведущей в Мурманск.

Наше положение в военной сфере и в снабжении продовольствием требовало денонсации соглашения о перемирии, ясности нашей политики и быстрых действий на Востоке. Я не очень-то желал вновь развертывать боевые порядки, но было бы преступлением безучастно наблюдать, как враг наращивает свои мускулы. Это было бы вопиющим нарушением первой заповеди всякой войны. Лишь действуя инициативно, мы могли быть уверенными, что получим долгожданный мир. И только к нему я стремился.

Именно эти мысли я высказал рейхсканцлеру и вице-канцлеру, указав на сложность задач, которые нам предстояло выполнить на Западе. Как я особо подчеркнул, от большевистских вождей вообще нельзя ожидать честного и справедливого мира, ведь они никогда не прекратят революционизировать, по крайней мере, Германию. Эту опасность нельзя недооценивать. Защититься от большевизма мы сможем только выдвинувшись далеко вперед за пределы наших государственных границ.

После первоначальных колебаний рейхсканцлер и вице-канцлер в конце концов приняли мои доводы и дали свое согласие на прекращение перемирия, принимая во внимание тяжелое положение с продовольствием. Статс-секретарь фон Кюльман был против, но в точности исполнил распоряжение рейхсканцлера. Его поведение не вызывало у меня доверия, которое я бы хотел испытывать к главе внешнеполитического ведомства. Его величество санкционировал прекращение перемирия.

После полудня 18 февраля и ранним утром 19 февраля на всем Восточном фронте возобновились боевые действия. Большевистское правительство сразу же поспешило заявить по радио о своей готовности заключить мир. Мы извлекли из пережитого в Бресте полезный урок и уже выдвинули совсем другие условия. С учетом мнений союзников и ОКХ и в соответствии с международно признанным правом наций на самоопределение германское правительство потребовало признания государственной независимости для Финляндии и Украины, отказа от Курляндии, Литвы и Польши, а также отделения Батума и Карса. Вопрос о судьбе Лифляндии и Эстонии остался нерешенным: нужно было эти территории сначала занять.

Сухопутные войска Великороссии следовало распустить, военно-морской флот поставить на якорь. Россия должна была также прекратить всякую пропаганду в Германии. Вопросы экономического характера и обмена военнопленными предстояло утрясти в ходе дополнительных переговоров. Продвижение германских войск в глубь страны должно было продолжаться до окончательного официального принятия указанных выше условий. Троцкий выразил готовность немедленно прислать в Брест новых уполномоченных. Лично он не приехал, вероятно, потому, что исчезла возможность для пропагандистских трюков.

Русская делегация прибыла в Брест 28 февраля. Никакие переговоры уже не велись. Как заявили русские уполномоченные, их задача – подписать мирное соглашение. Они держали себя с достоинством, несмотря на постигшую их, по собственной вине, беду. Церемония подписания состоялась 3 марта в 17.30, наступил мир, и боевые действия на русском фронте прекратились.

Условия Брестского мира касались только правительства большевиков, но состояние войны с ними на этом окончиться не могло из-за их революционной пропаганды. Я вовсе не стремился уничтожить Россию или серьезно подорвать основы ее существования. Условия не предполагали вмешательства во внутриполитическую и хозяйственную жизнь страны и не содержали ничего такого, что бы умаляло честь и достоинство независимого государства и порабощало его население. Достаточно сравнить мир, полученный тогда Россией, с тем, какой нам пришлось вынести, хотя мы никогда не отвергали предложения о мире, чтобы прекратить всякие разговоры о Брестском насильственном мире. И тем не менее определенная часть немецкого народа до сих пор охотно повторяет эту расхожую выдумку вражеской пропаганды.

Подавляющее большинство депутатов рейхстага одобрило условия Брестского мира и признало, что договор не ущемляет права наций на самоопределение. Значительная часть депутатов-социалистов воздержалась от голосования, а независимые социал-демократы проголосовали против.

Наступавшие германские части – преимущественно ополченческие – неожиданно быстро вышли к Нарве, Полоцку, Орше и Могилеву. Русские не оказывали сопротивления. Было захвачено невероятное количество военного имущества. Местное население приветствовало освобождение от большевиков. Управление оккупированной территорией возложили на главнокомандующего германскими войсками на Востоке. На границе с Россией создали пограничный заслон, чтобы без помех использовать хозяйственный потенциал вновь занятых областей, в чем ощущалась настоятельная нужда, и воспрепятствовать проникновению большевистской пропаганды в эти районы и далее в Германию.

Продвижение по Украине тоже шло быстрыми темпами. Нашей главной целью был Киев, который мы заняли 1 марта, австро-венгерские войска маршировали в направлении Одессы. Воинские части двигались вдоль железных и шоссейных дорог, время от времени случались дуэли между бронепоездами, приходилось малыми силами преодолевать огромные пространства. Отряды большевиков защищались слабо, чехословацкие подразделения, сформированные русскими из военнопленных, сражались лучше. С ними дело порой доходило до ожесточенных схваток. Переходы и бои длились вплоть до мая включительно.

Переговоры о мире с Румынией протекали так же трудно, как и с большевистской Россией.

Собственно говоря, мы могли, исходя из нашей общей военной обстановки, заключить такой же насильственный мир, какой нам навязала Антанта. Однако подобную цель мы перед собой не ставили. Германии приходилось, выдвигая условия, считаться с тем, что она все еще находится в состоянии войны с Антантой.

С точки зрения будущего Германии нам было одинаково невыгодны как передача Добруджи Болгарии, на чем настаивала болгарская делегация, так и аннексия Венгрией части румынской территории. Лишь некоторые изменения пограничной линии для улучшения обороноспособности Венгрии я считал вполне правомерными. Определенные сомнения вызывали у нас предложения относительно присоединения Бессарабии к Румынии и сохранения ее армии. Чтобы исключить со стороны Румынии любые сюрпризы, мы потребовали от короля и его семейства покинуть страну и оставаться вне ее до заключения всеобщего мира.

Австро-Венгрия, однако, опасалась усиления в Румынии политического и экономического влияния Германии. Граф Чернин всячески этому противился и даже подставил нам ножку: он без нашего ведома и за нашей спиной отправил бывшего военного атташе в Яссы к румынскому королю с заверением обеспечить Румынии почетный мир.

Эти и подобные действия привели к тому, что в переговорах с Румынией были приняты половинчатые и неопределенные решения, наложившие впоследствии свой отпечаток на окончательный мирный договор.

Сначала возглавить переговоры поручили генерал-фельдмаршалу фон Макензену, который, однако, скоро почувствовал себя стесненным со всех сторон австро-венгерскими посредниками. 24 февраля руководство перешло к дипломатам. Главную роль все явственнее стал играть граф Чернин. Поведение статс-секретаря фон Кюльмана на этих переговорах нисколько не соответствовало нашему статусу, нашим заслугам в разгроме Румынии и нашей военной мощи. Я часто напоминал рейхсканцлеру о необходимости ускорить переговорный процесс и ожидал, что моя настойчивость и чрезвычайно выгодная позиция – мы могли атаковать Румынию со всех сторон – вдохновят наших представителей на более энергичные действия. Между тем имперское правительство полагало удовлетворить мои просьбы, идя на уступки. Именно этот факт прекрасно иллюстрирует принципиальное различие в моем и правительства подходе к проблеме.