Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918 - Эрих Людендорф

Рейхстаг перестал выполнять свои прямые обязанности, связанные с войной, известные депутаты встали на защиту «представителей» народа, чья связь с событиями в военном флоте была доказана; они открыто готовили революцию и подтачивали воинскую дисциплину в армии. Немецкому народу не разъясняли всю серьезность происходившего на военных кораблях.

Принятые в ВМС меры лишь серьезно навредили. Случившееся на флоте живо обсуждалось в сухопутных войсках. Подавление мятежа произвело глубокое впечатление на солдат.

Боевой настрой немецкой нации после кратковременного подъема начал в июле снова быстро падать и достиг критической черты. Стало отчетливо проявляться то самое состояние духа, которое обезоружило немецкий народ осенью 1918 г. и в 1919 г. Несмотря на радикализацию ситуации в революционной России и упомянутые события на кораблях военно-морского флота, ничего по нашим предложениям относительно усиления воспитательной работы внутри страны и контроля над прессой – что соответствовало бы степени нависшей над Германией угрозы – сделано не было.

Все явственнее обозначались неполадки и сбои в нашей военной промышленности, подогревая горечь и озлобление в народе. Ухудшилось и общее экономическое положение Германии. Все острее ощущалась нехватка разнообразного сырья. С большим трудом мы справлялись с обеспечением населения и армии продовольствием.

В момент кончины рейхсканцлера Михаэлиса будущее Германии выглядело довольно мрачно. Я очень надеялся, что полный развал России, в чем уже никто не сомневался, поможет нам вновь преодолеть депрессивные настроения. В сочетании с нашими великолепными успехами в Италии и героической борьбой на Западном фронте этого вполне хватило бы, чтобы вновь воодушевить нацию и помочь ей преодолеть чувство неудовлетворенности результатами неограниченной подводной войны, не оправдавшей в полной мере возлагавшихся на нее надежд. У народов стран Антанты все выглядело по-другому. Невзирая на сплошные неудачи, они, демонстрируя единую волю и проявляя сильное национальное сознание, тесными рядами сплачивались вокруг своего государственного руководства, которое твердой рукой энергично вело их за собой. Подрывные элементы не имели свободы действий. К своему несчастью, Германия во внутренней политике пошла по иному пути. Рейхстаг отверг принцип государственного единоначалия, пацифисты приобрели в народе много сторонников. Канцлер не справился со своей ролью руководителя германского государства. Внутриполитическая ситуация в воюющих державах изменилась не в нашу пользу. Надежды противника на наш развал изнутри помогали ему преодолевать разочарования от военных неудач.

После доктора Михаэлиса пост рейхсканцлера в конце октября занял граф фон Гертлинг. Он был первым рейхсканцлером, назначенным кайзером и безоговорочно поддержанным депутатским большинством в рейхстаге. ОКХ узнало о назначении, когда дело уже было решено. Графа фон Гертлинга я не знал и не имел о нем четкого представления. Мы ожидали от него инициативного решения задач, которые перед правительством ставила война: энергичное руководство внутри страны, укрепление боевого духа нации, активная пропаганда против наших врагов, реализация предложений ОКХ, переданных еще Михаэлису.

Познакомившись с рейхсканцлером Гертлингом, я убедился, что и этот человек не соответствует роли главы правительства государства, находящегося в состоянии войны. Он полностью разделял взгляды парламентского большинства, из среды которого он, по существу, и вышел, и являлся сторонником идеи достижения мира на основе переговоров. Граф фон Гертлинг заявил об этом в первых же своих программных выступлениях, которые, однако, не нашли отклика в странах Антанты. Сам он называл себя «канцлером примирения». Но, по-моему, время тогда для примирения еще не созрело. Нам нужен был глава кабинета, целиком посвятивший себя военным проблемам, который бы действовал решительно и энергично и убедительно объяснил народу, какие опасности ему угрожают в случае поражения. Но все это было не в характере графа фон Гертлинга. Он ладил с представленными в рейхстаге политическими партиями и неизменно проявлял уступчивость, вопреки даже требованиям военного руководства. Личная порядочность побудила Гертлинга согласиться на эту должность, однако суровое время требовало более воинственную личность. При его пожилом возрасте и общей дряхлости выпавшая на его долю рабочая нагрузка была слишком тяжелой. Быть может, мне следовало высказать свои соображения на этот счет его величеству? Но кто стал бы рейхсканцлером после того, как кайзер уже отверг кандидатуры князя фон Бюлова и гросс-адмирала фон Тирпица? Кто мог бы загородить собою образовавшуюся брешь и данной ему властью объединить народ и повести к победе?

Многие уговаривали меня стать канцлером. Эта идея была явно неудачной, хотя эти люди, вероятно, таким образом хотели выразить свое расположение ко мне. В ОКХ мне приходилось выполнять огромный объем работы; чтобы руководить вооруженными силами в условиях мировой войны, нужно было хорошо владеть всей совокупностью средств ведения военных действий. Это давалось с колоссальным напряжением всех сил. Безответственно было бы брать на себя дополнительные обязанности по управлению столь громоздкой и неповоротливой организацией, как правительство. Безусловно, на эту хлопотливую должность требовался особый человек. Германия нуждалась в диктаторе, который сидел бы в Берлине, а не в ставке Верховного главнокомандования. Таким диктатором мог стать только человек, прекрасно знающий происходящие в стране процессы. Быть может, за ним народ и пошел бы. Взять на себя эту роль я не мог. Осознание пришло ко мне в процессе внутренней борьбы. Меня удержала вовсе не боязнь ответственности, а четкое понимание того, что никаких человеческих сил не хватит, невзирая на все противодействия и препятствия, как должно управлять народом в тылу и войсками на фронте в условиях всенародной и мировой войны.

Не оставалось ничего другого, как, наряду с моими обширными прямыми обязанностями военачальника, продолжать добиваться от правительства всего того, что было необходимо войскам для окончательной победы.

Подготовка наступления на западе в 1918 г

На рубеже 1917–1918 гг. военная ситуация на суше накануне и после выхода из войны России сложилась для нас лучше, чем можно было предположить. Как в 1914 и 1915 гг., можно уже было подумать о том, чтобы решающим ударом сухопутных войск довести все-таки войну до победного конца. Соотношение сил было благоприятнее, чем когда-либо прежде.

В экономическом плане неограниченная подводная война не дала тех результатов, которых от нее ожидал начальник главного морского штаба и на которые я, исходя из оценок специалистов, надеялся. Из-за слишком позднего ее начала Антанта за два года сумела подготовиться к ней и принять действенные защитные меры. И хотя подводный флот не решил исхода войны, его достижения были очень весомы. Было бы неверно не признать существенной помощи, оказанной подводниками Западному фронту. Наша родина и германские военно-морские силы могут по праву гордиться героическими делами своих подводников.

В конце 1917 г. я еще в какой-то мере полагался на оптимистические прогнозы главного морского штаба, но у меня уже появились определенные сомнения, и при планировании я должен был считаться с возможностью прибытия американских войск на европейский континент до наступления весны 1918 г. Предугадать их количество было трудно; однако можно было с уверенностью предположить, что весной соотношение сил будет для нас все же лучше, чем летом и осенью 1918 г., если мы до тех пор не одержим победы.

В конце осени 1917 г. ОКХ предстояло ответить на вопросы исключительной важности. Стоит ли использовать благоприятную обстановку для нанесения весной 1918 г. решающего удара на Западе или же выгоднее ограничиться активной обороной и отдельными наступательными операциями местного значения, например в Италии или в Македонии?

Но ведь Четверной союз связывала вместе лишь надежда на победу германского оружия, а победить, только обороняясь, было невозможно.

Армия двуединой монархии серьезно ослабла, потеряв 1 миллион 800 тысяч человек военнопленными и не имея достаточного пополнения. Однако при весьма низкой боеспособности она была все-таки в состоянии что-то предпринять в Италии. Мы рассчитывали, что австро-венгерская армия еще могла нам пригодиться для решения некоторых ограниченных задач. Правда, внутри самой Австро-Венгрии сложилась трудная ситуация.

Болгария в ходе войны приобрела все территории, о которых мечтала в мирное время, и больше воевать не желала. Правительство Радославова потеряло в стране всякую опору, стали явственно ощущаться противоборствующие течения. Я считал, что Болгария будет нам верна, пока дела у нас идут хорошо. Но как только шансы на победу уменьшатся или даже нас постигнет крупная неудача, отношение изменится; ведь позднее все так и вышло. С какой стати поведение целого народа должно в чем-то отличаться от поведения отдельного человека?