Съемочная площадка - Джун Зингер

— Барбара Джин будет стоять здесь, — сказала ей мать. — Это послужит тебе напоминанием не только о твоем дурном поведении, но и о твоем редком упрямстве.

От страха Кэсси всю ночь не могла заснуть. Даже в темноте ей мерещились темные глазницы. Следующей ночью заснуть ей удалось, но ее мучили беспрерывные кошмары. С тех пор, ложась спать, она стала отворачиваться от кукольной полки, а входя в комнату, старалась отвести от нее глаза. Об играх в куклы и вовсе не могло быть и речи.

В день восьмилетия гостей решили не звать, но Кэсси не расстроилась. Напротив, она была рада, что не придется приглашать Одри Бус. Зато ее мать соизволила наконец снять с полки Барбару Джин.

— Думаю, ты извлекла соответствующий урок. Твой отец был неисправимым упрямцем. Это исключительно неприятная черта, и мы обязаны тебя от нее уберечь.

Кэсси радовалась, что Барбары Джин больше нет, и словам матери не придала никакого значения. Ее воспоминания об отце были довольно смутными — он был добрым и ласковым, часто ее целовал и очень любил. В этом она не сомневалась. Что же касается Барбары Джин, то ее она никогда не забудет. Никогда.

Едва войдя в дом, Кэсси связалась с секретарем Гая. Иногда, очень редко, он оставлял для нее сообщение — что вернется домой поздно или что просит ее присоединиться к нему в таком-то месте, на такой-то вечеринке. Это, как правило, означало, что он хотел произвести на кого-то впечатление, продемонстрировать, что его жена — не обычная пышнотелая голливудская красотка, а классическая красавица, представительница старого, богатого и влиятельного калифорнийского рода. Она является как бы символом его собственной значимости. Именно этим она и была ценна для него.

Любезный голос на другом конце провода сообщил, что информации для миссис Гай Саварез оставлено не было. Кэсси отправилась на кухню и обнаружила в раковине несколько тарелок и чашку, оставленные Гаем. Она ополоснула их и положила в посудомоечную машину. Затем решила приготовить ужин, но тут же передумала. Пустая трата времени — все равно Гай никогда не ужинает дома. Она занялась уборкой: подмела пол и быстро протерла его влажной тряпкой. Полы в Блэкстоун Мэнор не мыли, а натирали. Но ее привычки не соответствовали обычаям, заведенным в поместье. Всю домашнюю работу Кэсси выполняла сама, когда возвращалась из музея. Для этого она разработала специальный график: один день пылесосила, другой — вытирала пыль и полировала мебель; один день внизу, другой — наверху. Дом был слишком большим, и управиться за один день было невозможно.

Отложив в сторону веник и тряпку, Кэсси представила, как удивленно подняли бы брови ее знакомые, узнав, что дочь Кассандры Хэммонд и жена Гая Савареза, только что подписавшего контракт, обеспечивающий заработком пять человек, не может позволить себе раз в неделю или хотя бы раз в месяц нанимать прислугу для уборки дома. Ей и самой это казалось немыслимым.

Стоя у изразцового кухонного стола, Кэсси ела йогурт прямо из банки. Это была сытная и богатая витаминами пища для тех, у кого отсутствовал аппетит. Поужинав, Кэсси пошла в свою комнату. Этого момента она ждала весь день. Она зажгла неяркий свет, налила полстакана виски и уселась на стул у окна, чтобы лучше видеть дом на склоне.

Зазвучит ли в нем когда-нибудь человеческий голос или смех? Вспыхнет ли свет, зажженный человеческой рукой? Или ему суждено оставаться таким же пустым, как ее душа?

Кэсси отхлебнула виски. Она знала, что поступает неправильно, даже противоестественно: живет в полупустом доме с совершенно посторонним, равнодушным к ней человеком, пытается выиграть сражение с женщиной, которая никогда не проигрывает. Это качество Кассандры Хэммонд известно всем.

Но теперь Гай запускает собственный сериал, и ее свобода скоро станет осязаемее. Наконец она сможет сказать: «Видишь мама, он не просто выскочка. Он добился настоящего успеха. Я сделала правильный выбор. И теперь могу себе позволить дать ему отставку. Теперь мне решать, как поступить».

Еще ей захотелось завести ребенка. Все, что удастся извлечь из этого брака, она использует ради своего триумфа. «Видишь мама, кое-чего я все же добилась. Не такая уж я никчемная. Благодаря нашему браку появилось на свет это чудо. Он продолжатель твоего рода. А мне есть теперь кого любить».

А потом она бы сказала: «Прощай, Гай. Прощай, мама. Ни один из вас неспособен любить».

Поначалу Кэсси не понимала, почему Гай не бросил ее. Ведь он женился на ней ради того, чтобы получить доступ к состоянию Блэкстоунов, а ее мать всячески препятствовала ему в этом. В постели она его не привлекала. Это было очевидно. Его еженощное отсутствие подтверждало, что он удовлетворяет свою потребность в сексе, какова бы она ни была, где-то на стороне. Она подозревала, что нужна ему в качестве вывески, но едва ли этого было достаточно, чтобы вынудить его оставаться с ней. Вероятно, ему тоже нужен ребенок — лучший способ заставить Кассандру оказывать им поддержку. В противном случае, придется ждать ее смерти. Тогда на долю Кэсси и их чада, возможно, и выпадет какая-то часть наследства. А Кассандра рано или поздно должна умереть — ведь не бессмертная же она.

Итак, они оставались вместе; совокуплялись один-два раза в месяц, объединяемые общим желанием подарить Кассандре внука. При этом она испытывала лишь леденящий страх, а он — жестокое наслаждение.

«Интересно, задумывался ли Гай, почему я остаюсь с ним?» — спросила себя Кэсси, когда виски ударили ей в голову. Они были друг для друга чужими, а их встречи в постели — бесцветными и жестокими. Неужели его самонадеянность и нарцисстическая гордость за свой колоссальный член позволяли ему думать, что она влюблена в его тело, если уж не в него самого?

Неужели ему невдомек, что его объятия приносят ей не наслаждение, а только боль в страх? Нет, этого не может быть. Виски помогло ей найти ответ. Ему известно все. Он догадался, что для нее их брак и их секс никоим образом не связаны с ним. Они служат лишь продолжением ее отношений с матерью. Половой акт для них больше не является ни актом любви, ни даже актом секса. Это просто акт отчаяния.

29

Очередное письмо от Клео, полное свежайших новостей, пришло, пока Тодд находился в Мариетте, где завершал строительство торговой улицы «Кинг». Она должна была напоминать швейцарскую деревню: небольшие симпатичные магазины в альпийском стиле и рестораны, похожие на шале. В 1976, то есть на следующий год, мы планировали открыть еще одну, в Толедо, и уже обсуждали, в каком она будет стиле. Я надеялась, что он скоро вернется — мне ужасно нравилось читать ему письма Клео. Никто не умел писать их лучше, чем она.