Чужая жизнь. Мистические практики для обретения самого себя - Токо-па Тернер

главы из истории двух жизней, собрать воедино все эти разрозненные имена; что во мне так страстно стремилось к воссоединению, сведению воедино и начала жизни, и ее достойного венца. Это похоже на усилия самки паука, которая позволяет ветру раскачивать паутину, как ему захочется, но затем, во время скоротечного штиля, трудится изо всех сил залатать прорехи в едва заметных структурах нитей, чтобы между делом создавать новые планы. Я не знаю, что поддерживало меня в поисках родственников, но, возможно, это именно то, что заставляет лосося плыть против течения реки или скворцов безудержно щебетать. Вероятно, это земля, на которую еще не ступала моя нога, но которую помнит мое тело со времен оных, к чьим местам меня тянет, как к себе домой.

Нам не доступны навыки расслабляться при наступлении критического момента. Мы знаем лишь быстротечные симптомы, сигнализирующие о том, что скоро боль начинает нас раскалывать на части. Сейчас все спрятанное внутри нас захочет, чтобы с ним встретились. Ему необходимо, чтобы вы знали о нем. И ничего вас больше не удержит ближе, чем это желание дать о себе знать.

Возможно, это было мое ощущение недостаточной принадлежности в моей жизни и в мире, которое тянуло меня вслед за собой не вперед, а, наоборот, назад в историю, где накал страстей уже ослабевал, а истории судеб и поэмы постепенно догорали в памяти. Возможно, это поиск тех наставников и родителей, а также их великих предков, кто уже прошел через все это, кто мог рассмеяться, положить холодную руку на мой горячий лоб, успокоить меня вопросами и напомнить мне о принадлежности.

Однако этой силой оказалась боль в ногах, это страстное стремление в сердце к никогда не слыханным рассказам, которое затягивало меня назад в историю своей судьбы и, как оказалось, в мою будущую работу в этом мире. Как очень точно подметил раввин, несмотря на то, что все материальные свидетельства моего еврейского происхождения сожжены во времена Холокоста, утраченные воспоминания продолжали жить в моих костях. Я посвятила жизнь «вниманию к своим костям», поэтому мне, возможно, в случае неожиданного подарка с небес удастся уловить слабый обрывок песни, которую я знала всегда и никогда. Манера говорить, замеченное сходство, до боли знакомый ритм переносят меня во власть всего этого.

Мы ― выражение и продолжение длинной череды выживших предков. Наши жизни ничем другим для нас не могут быть, как только продолжением всех тех, кто пришел в этот мир раньше нас. И хотя многие из них канули в вечность, ваш род выжил. Они думали, жили и терпели, и их жизнестойкость стала вашим истинным наследием. Таким образом, их раны стали нашими собственными, в том смысле, что это зависит только от нас, превратим ли мы горечь утрат в мудрость жизни. Не мешайте себе задумываться о том, что, исцеляя унаследованные от предков модели поведения, мы вылечиваем прошлое, освобождая все те души, которые остались неразгаданными, непрощенными и неправильно понятыми.

В начале сотворения мира было страстное стремление, сакральная тоска. Только в таком состоянии утраты, отсутствия можно привлечь внимание жизни к ней самой. Подобно тому, как утроба, являющаяся пустым сосудом, ожидает семя жизни, так же и стремление представляет собой силу, которая притягивает к нам потенциальные возможности. В отличие от вещи, которую мы терпим или выбрасываем, страстное стремление следует почитать, как непреодолимую гравитацию, притягивающую к нам жизнь и мир, в которых мы так нуждаемся.

Возможно, все те, кто опосредованно участвуют в нашем личном путешествии в поисках принадлежности, испытывают огромное облегчение от любви, оживающей при воссоединении со страстным желанием. Да сохранится их достоинство в нашей заботе об окружающих, и да укрепятся все наши отношения «незабыванием».

Глава XII. Сферы принадлежности

Пройдя огромное расстояние от нашей изначальной отчужденности до осиротелых глубин изгнания, мы познали разницу между умением приспосабливаться к ситуации и истинной принадлежностью. Как мы знаем, принадлежность ― динамический процесс, которому требуются попеременные чередования периодов духовного единения и одиночества, для того чтобы оставаться жизненно важным. Мы вступаем в дружеские отношения с часто пугающей Инаковостью, живущей внутри нас, учимся превращать в союзников даже самых омерзительных гостей. И мы начинаем следовать нашему страстному стремлению, которое приходит к нам через родословные предков, прямо из самой души мира. Мы приходим к осознанию великой тайны: принадлежность на самом деле ― умение, набор навыков, которые мы обязаны практиковать, если хотим откликнуться на призыв страдающего сердца и разваливающегося на куски мира.

В следующих шести главах я буду исследовать основные сферы принадлежности. Во многих отношениях это начало большой дискуссии, в которую другие смежные дисциплины вносят огромный вклад, и я надеюсь предложить вашему вниманию все разнообразие как внутренних, так и внешних инструментов, с помощью которых вы сможете начать практиковаться в принадлежности.

Подобно любому делу, стоящему того, чтобы им занимались, принадлежность нельзя освоить за одну ночь. Из-за того, что это исчезающее искусство, мы должны какое-то время действовать в одиночку. Мы можем разочароваться из-за отсутствия отклика, когда попытаемся его достичь, а искушение потерять надежду окажется очень сильным. Но мы должны сохранять понимание того, как хотим смотреть на наши жизни и мир в целом, и работать над переплетением этих первых нитей. Даже если одеяние принадлежности кажется не внушающим доверия и не соответствующим складывающейся ситуации, мы должны придерживаться поставленной задачи, пока не добьемся ее полного воплощения.

Приверженность: забота о преданности

Ранее на страницах этой книги мы упоминали слово «выносливость», чей смысл подразумевает перенесение тяжести. Вынести ― значит справиться с выпавшими на свою долю трудностями. В свою очередь, слово «тяжесть» можно истолковывать как жесткость, в смысле внутренней твердости характера. Это умение «оставаться неизменным» или приверженным чему-нибудь, даже если оно меняет формы, ― фундаментальная способность принадлежности. Как можем мы принадлежать месту, сообществу или даже ремеслу, если не остаемся неизменными в течение достаточно долгого времени, чтобы всей душой привязаться к этому?

Аналогично ― как же окружающие смогут всей душой принадлежать нам, пока мы не докажем на деле, насколько крепка текстура нашей дружбы, чтобы быть осно´вной нитью