Брат Посвященный - Шон Рассел

— О да, конечно! С огромным удовольствием. Окара и Нисима отставили чашки с чаем и спустились по ступеням к дверям студии.

К тому времени, как Нисима покинула усадьбу художницы, подул свежий ветер, и пока сампан княжны добирался до каналов имперской столицы, на озере поднялись небольшие волны. Отдернув занавесь в сампане, Нисима увидела на поверхности озера кудрявые барашки, и лодки, подгоняемые ветром, вдруг побежали быстрее.

Впечатления от мастерской госпожи Окары до сих пор будоражили ум девушки и в то же время заставляли чувствовать собственную ничтожность. Какая бездна таланта! В уверенной отточенности каждого мазка на всех полотнах знаменитой художницы проявлялись десятилетия кропотливого труда. Суйюн верно подметил, подумала Нисима, в каждую картину госпожа Окара вкладывает частичку своей внутренней красоты. Она не прячется за своими творениями. Странно, ведь в жизни она стремится к отшельничеству, хотя, наверное, уединение нужно ей для того, чтобы сосредоточиться на работе. Такую известную художницу постоянно отрывали бы от дел, если бы она не принимала необходимые меры.

Перед глазами Нисимы вновь всплыли увиденные ею картины. Один из пейзажей — незаконченный вид с террасы на озеро — особенно потряс княжну. Когда же она высказала художнице свое восхищение полотном, та лишь отмахнулась: «А, этот этюд. Я начала его много лет назад, и мне он никогда не нравился. Не думаю, что у меня появится желание закончить его», после чего увела Нисиму к другой картине.

Княжна покинула мастерскую, обуреваемая смятением. Она мечтала создать хотя бы подобие этого шедевра, а тут выходило, что госпожа Окара забросила его, как неудачный набросок.

Жизнь госпожи Окары казалась Нисиме невыразимо притягательной: ее приводила в восторг свобода художницы, отстраненность от суеты общества и обязанностей женщины из аристократического рода. Княжна Нисима считала такую жизнь идеальной.

Госпожа Окара посмотрела этюды, которые принесла с собой Нисима, и отозвалась о них очень лестно.

«Она — старая знакомая дяди, — думала Нисима, — вряд ли она сказала бы что-то другое». И все же какая-то часть ее души хотела верить словам художницы, и вскоре княжна убедила себя, что госпожа Окара слишком честна, чтобы солгать ей в глаза. Всего мгновение спустя девушка опять была уверена, что недостойна похвалы, и госпожа Окара просто проявила вежливость, как на ее месте поступил бы любой воспитанный человек.

Пока княжна металась между тайными надеждами и неуверенностью в своих силах, лодки свернули в более широкий канал, где чуть не столкнулись с десятком других судов, которые выстроились в очередь перед заграждением, поставленным императорской стражей. Нисима услыхала, как стражник на первой из трех ее лодок начал кричать: «Дорогу княжне Нисиме Фанисан Сёнто! Дорогу! Дорогу!» Какое неудобство, подумала княжна, откидываясь на подушки. Интуиция подсказывала ей, что следует держаться настороже.

Поворачивать назад было поздно — обходить посты императорской стражи запрещалось, к тому же телохранители княжны уже назвали ее имя. Лодки Сёнто подплыли к началу очереди. Нисима слышала, как лейтенант из ее сопровождения разговаривает с императорским гвардейцем. Несколько раз прозвучало ее имя, причем особое ударение лейтенант делал на слова «Сёнто» и «наместник». Тем не менее лодки княжны Нисимы не пропускали.

Сампан закачался — кто-то взошел на борт. Лейтенант гвардии Сёнто поклонился Нисиме, насколько позволяла качка.

— Стража намерена задержать нас, моя госпожа, непонятно почему. Они ссылаются на какие-то «приказы» и хотят поговорить с вами лично. Я сказал, что это абсолютно исключено, однако они настаивают и не пропускают нас. Я немедленно пошлю лодку во дворец, но пока все выяснится, придется немного потерпеть. Прошу прощения за это досадное недоразумение.

Нисима помолчала, пытаясь справиться с испугом, потом спросила:

— Они сомневаются, что в сампане нахожусь именно я?

— Нет, госпожа Нисима.

— Передай им, что я пожалуюсь на них лично императору. Посмотрим, как это на них подействует.

Лейтенант быстро поклонился и снова ушел на первую лодку. Нисима задернула занавеси, оставив только маленькую щелочку для глаз. Она видела, как лейтенант приблизился к императорским гвардейцам, изображая должное возмущение, но от нее также не укрылось, что императорскую стражу его гневное выражение лица отнюдь не смутило. Ее стражник и гвардейцы принялись спорить, голоса становились все выше. Без всякого поклона лейтенант стражи Сёнто развернулся, пошел назад и снова перебрался на лодку княжны.

— Они отказываются пропустить нас. — Нисима заметила, что молодой солдат едва справляется с негодованием. — Они ведут себя нестерпимо нагло! — вспылил он и тут же извинился за несдержанность: — Прошу прощения, моя госпожа.

Княжна ничего не ответила, словно и не слышала извинений. Положение становилось опасным. Нисима видела, что стражники Сёнто уже готовы обнажить оружие. Неужели гвардейцы хотят спровоцировать их? Зачем? Это бессмысленно. В подобных обстоятельствах княжна оказалась впервые и понятия не имела, как разрешить трудность. Року придет в ярость, когда обо всем узнает, промелькнуло у нее в голове.

— Скажите им, я согласна поговорить с ними, — неожиданно промолвила она.

— Вы уверены, госпожа? — переспросил лейтенант, ошеломленный решением княжны.

— Да, — подтвердила Нисима, стараясь придать голосу уверенность. «Я — Сёнто, — сказала она себе, — они не посмеют меня задержать».

Лейтенант перешел на первую лодку, находя ситуацию крайне унизительной. Он кивнул капитану гвардейцев и передал согласие своей госпожи. Она не расслышала слов, но лейтенант вдруг на мгновение замер, а потом схватился за меч. Гвардейцы императорской стражи ринулись на защиту своего командира, то же самое сделали стражники Дома Сёнто. К счастью, лейтенант опомнился, прежде чем дело дошло до рукопашной, и приказал своим солдатам отойти. Он снова без поклона развернулся и направился к княжне. Лицо его пылало от гнева.

— Их старший отказывается подойти к вам, госпожа Нисима. Он настаивает, чтобы вы сами вышли к нему. Простите, моя госпожа. Я потребовал, чтобы он отвел нас к своему командиру, но получил отказ. Какая неслыханная дерзость! Раньше я не сталкивался с подобным неуважением. Этим людям незнакомо понятие чести. Прошу меня извинить, госпожа, я не знаю, как нам поступить. Мы не можем повернуть назад, обратный путь тоже закрыт гвардейцами. — Лейтенант оглянулся. — Это целиком моя вина и мой позор. — От стыда стражник низко опустил голову.