Под куполом - Стивен Кинг

— Там у него стэйки из мастодонтов, — подхватила Линда. — Конец связи, дорогой мой. Я буду тебя ждать.

Расти засунул рацию в карман своего белого халата, и обратился к Твичу.

— Что случилось? И убери сигарету у себя из-за уха. Здесь больница.

Твич достал сигарету из укрытия и взглянул на нее.

— Я хотел ее выкурить около склада.

— Плохая перспектива, — заметил Расти, — для того места, где хранится запас пропана.

— Именно об этом я и пришел тебе сказать. Большей части баллонов нет, пропали.

— Бред. Они же огромные. Точно не помню, каждый на три или на пять тысяч галлонов.

— Так что ты хочешь этим сказать? Я забыл заглянуть за веник?

Расти почесал затылок.

— Если они будут — кем бы там они не были — гасить это силовое поле дольше трех- четырёх дней, нам понадобится много газа.

— Расскажи мне что-то, чего я не знаю, — откликнулся Твич. — Согласно учетной карточке на дверях, там должно стоять семь баллонов, а в наличии лишь два. — Он положил сигарету себе в карман белого халата. — Я проверил и другой склад, просто на всякий случай: а что, если кто-то передвинул баллоны туда…

— Кому такое могло прийти в голову?

— А откуда мне знать, Боже правый. Короче, там хранятся самые необходимые в больнице вещи: садовые инструменты и прочее дерьмо. Зато там все указанные в карточке инструменты на месте, только удобрений, сука, почему-то нет.

Расти не волновала пропажа удобрений, он думал о пропане.

— Ну, если очень припечет, мы можем взять из городских запасов.

— Придется биться с Ренни.

— Это когда наша больница — его единственная надежда, если у него вдруг кое-что застопорится в груди? Сомневаюсь. Как ты думаешь, буду я иметь возможность на некоторое время вырваться отсюда после полудня?

— Как Чудотворец решит. Сейчас он выглядит боевым командиром.

— А где он?

— Спит наверху. И храпит, словно бешеный. Хочешь его разбудить?

— Нет, — ответил Расти. — Пусть поспит. И я не буду называть его больше Чудотворцем. После того, как он работал с того момента, когда на нас опустилась эта зараза, он заслуживает лучшего.

— Воля ваша, сенсэй. Ты достиг нового уровня просветления.

— Отсоси у меня, хуйлуша, — ответил Расти.

10

А теперь смотрите; смотрите очень внимательно.

Сейчас в Честер Милле два часа обычного, невероятно хорошего — такого, что аж глаза ломит — осеннего дня. Если бы отсюда не погнали прессу, фотокорреспонденты чувствовали бы себя, как в профессиональном раю. И не только потому, что деревья пылают на полную силу. Жители запертого города массово выдвигаются на пастбище Алдена Динсмора. Алден уже согласовал с Ромео Бэрпи сумму аренды: шестьсот долларов. Оба удовлетворены: фермер тем, что заставил бизнесмена значительно поднять ставку от сначала предложенных двухсот, а Ромео тем, что готов был дать и тысячу, если бы до этого дошло.

От демонстрантов и призывателей Иисуса Алден не получил и ломаного цента. Но это не означает, что он не имеет навара с них; фермер Динсмор родился ночью, однако же не в последнюю ночь создания. Как только появились первые машины, он определил большое место для автостоянки, сразу на северной стороне от того места, куда вчера попадали обломки самолета Чака Томпсона, и поставил там свою жену (Шелли), своего старшего сына (Олли, вы же помните Олли) и своего наемного рабочего по имени Мануэль Ортэга, беспаспортного янки, который умел поладить со всеми. Алден установил таксу пять долларов с машины — огромная сумма как для мелкого молочника, который в течение последних двух лет спасает свою ферму от загребущих лап банка только потому, что вцепился в нее зубами. Эта такса вызывает недовольство, а впрочем, не очень многочисленное: на ярмарке во Фрайбурге они платят дороже, а поскольку никто не хочет парковаться на обочинах шоссе, где на ближайших уже стоят машины тех, кто прибыл заранее (а с дальних пешком идти не менее чем полмили), выбора у них нет.

И какое же это странное, пестрое зрелище! Самый настоящий большой цирк на три арены, где обычные жители Честер Милла скопом выступают в главных ролях. Когда сюда прибывают Барби с Рози и Энсом Вилером (ресторан закрыт, они откроются вновь уже на ужин — только холодные сэндвичи, никаких блюд с гриля), смотрят они на все, затаив дыхание, разинув рты. Джулия Шамвей и Пит Фримэн фотографируют на пару. Джулия задерживается, чтобы подарить Барби привлекательную, хотя и большей мерой обращенную к самой себе улыбку.

— Охренительное шоу, как думаете?

Барби улыбается.

— Конечно, мэм.

На первой цирковой арене мы видим тех, которые откликнулись на объявления, развешенные Пугалом Джо и его бригадой. Демонстрантов собралось вполне приличное количество, почти двести человек, и шестьдесят сделанных ребятами плакатов (наиболее популярный — ПОЗОР! ВЫПУСТИТЕ НАС НА СВОБОДУ!!!) разобрали мгновенно. К счастью, многие люди принесли с собой собственные плакаты. Джо больше всего понравился тот, где поверх карты Милла начерчена тюремная решетка. Лисса Джеймисон его не просто держит, а еще и агрессивно им размахивает вверх-вниз. Тут же и Джек Эванс, бледный, хмурый. Его плакат — это коллаж из фотографий женщины, которая вчера истекла кровью насмерть.

КТО УБИЛ МОЮ ЖЕНУ? — взывает надпись. Чучелу Джо его очень жаль… но какой же крутой плакат! Если его увидят репортеры, они от радости все вместе обсерутся себе в коллективные штаны.

Джо сгруппировал демонстрантов в большой круг, кружащий прямо перед Куполом, линия которого обозначена мертвыми птицами с их стороны (со стороны Моттона военные их поубирали). Круг предоставляет возможность каждому из людей Джо — ему нравится считать их своими людьми — шанс помахать собственным плакатом в сторону охранников, которые стоят решительно (и до оголтелости оскорбительно) повернувшись к ним спинами. Джо раздал людям также листы с напечатанными «стихами для скандирования». Он их придумал вместе с Норри Келверт, скейтбордисткой и живой иконой верного Бэнни Дрэйка. Кроме того, что Норри умела на своей Блиц-доске отжигать головокружительные пируэты, она также находила простые и достойные рифмы, ничего себе? Одна из речевок звучит так: Ха-Ха-Ха! Хи-хи-хай! Честер Миллу волю дай! Другая: ВИНОВНЫ ВЫ! ВИНОВНЫ ВЫ! В ТОМ, ЧТО МЫ ЗДЕСЬ, КАК В ТЮРЬМЕ! Джо — очень нехотя — забраковал еще один шедевр Норри: Свободу печати! ИНФУ В МАССЫ! ПРОЧЬ СЕКРЕТНОСТЬ, Пидарасы!

— В данном случае мы должны быть политкорректными, — объяснил он ей. Сейчас же его интересовал другой вопрос: не слишком ли юна Норри Келверт для поцелуев? И еще, будет ли она целоваться с языком, если он отважится? Он не целовал еще ни одной девушки, но, если им судилось погибнуть здесь от голода, словно каким-то накрытым пластиковым сосудом жучкам, вероятно, следует попробовать ее поцеловать, пока еще есть время.