Завоеватель сердец - Хейер Джорджетт

– По крайней мере, это не я отдал приказ о трусливом отступлении. Не я, чтоб мне провалиться на этом месте! Если бы я командовал армией, то встретился бы с Бастардом лицом к лицу в бою!

При этих словах с королем случился припадок истерического смеха, и он язвительно напомнил Мартелю о его прежнем отступлении из-под Домфрона и Амбриера. И вот в таком меланхолическом настроении два союзника и разорвали наконец заключенный договор. Потрепанное войско доковыляло до границы и, окунувшись в объятия родной Франции, ощутило себя в безопасности. Его Величество Генрих в последний раз испытал силу собственной армии на нормандском оселке.

Вскоре стало ясно, что крушение несбывшихся надежд короля самым серьезным образом подорвало его здоровье. Создавалось впечатление, будто за один день он постарел на добрый десяток лет, демонстрируя апатию, которая шокировала его придворных. Генрих был вынужден вновь заключить мирный договор с Вильгельмом, и, пока его советники изо всех сил старались смягчить унизительные условия, он, совершенно отстранившись от происходящего, сидел, кутаясь в мантию и глядя перед собой неподвижным взглядом. Ему прочли согласованные пункты; он кивнул, как если бы они ничего более для него не значили. И только когда вслух был зачитан параграф, в соответствии с которым Тийер отходил Нормандии, на лице короля отразилось сожаление. Губы его искривились, а в глазах вдруг загорелось нечто похожее на прежнее старое пламя. Но эта вспышка быстро угасла; Генрих, согласившись на все условия, поручил своим советникам как можно скорее скрепить договор печатью.

А в Руане герцогиня вновь возлежала в объятиях Вильгельма. Она оказалась крепко прижатой к стальным кольцам его хауберка, но, похоже, не чувствовала боли. Зато живо поинтересовалась:

– Значит, вы вернули себе Тийер, милорд?

– Да, как и обещал, я вернул себе Тийер, – ответил Вильгельм.

Матильда вся горела как в огне: глаза, щеки и сердце. Губы ее манили и ждали его ласк.

– Ах, Вильгельм, вы достойны того, чтобы быть отцом моих сыновей! – проворковала она.

Герцог отстранил ее от себя, безжалостно стиснув ей руки.

– И тебя более не отвращает то, что моя бюргерская кровь смешается с твоей, жена? – осведомился он.

В голосе его прозвучали жесткие нотки, но если она и вспомнила о нанесенном ему оскорблении семилетней давности, то лишь на мгновение. Матильда почти не слушала, что говорит Вильгельм; она наслаждалась мгновениями своего триумфа.

– О, Воинственный Герцог, если бы я способна была вновь стать девушкой! – воскликнула она. – Тогда ты мог бы взять меня и я стала бы наградой победителю!

Матильда до сих пор могла воспламенить Вильгельма, вытеснив из его головы все мысли, кроме любви к ней. Он, прижав ее к себе, негромко произнес:

– Неужели только потому, что ты больше не девушка, я не должен более взять тебя, мое Холодное Сердце?

– Я – твоя, – ответила она, кладя ему руки на грудь.

Не прошло и года, как Нормандия избавилась от двух своих злейших врагов. Король Генрих, на которого после подписания мирного договора обрушилась тяжелая болезнь, кое-как протянул зиму и весну, но потом все-таки скончался: его здоровье было окончательно подорвано тоской и горечью поражения. Через несколько недель умер и Мартель. Создавалось впечатление, будто герцог Нормандский попросту лишил обоих жизненных сил.

Свою страну Мартель отдал в наследство двум сыновьям, разделив ее между ними.

– Здесь нам больше нечего опасаться, – узнав об этом, заявил Вильгельм.

Корону же Франции унаследовал Филипп, сын Генриха, но, поскольку он был совсем еще ребенком, то, согласно завещанию короля, регентом до момента достижения им совершеннолетия назначался Болдуин, граф Фландрский. Хотя бы в смерти король Генрих постарался искупить глупости, совершенные им при жизни. Невозможно было найти более подходящего человека, способного взять в свои руки нити управления страной, к тому же честного и дальновидного. Но вассалы в Оверни и Вермандуа, Аквитании и Гаскони, Бургундии и Ангулеме приняли выбор своего короля с разочарованием и раздражением.

Если Францией предстояло править Болдуину, то Нормандия в ее лице теряла своего самого могущественного врага. На протяжении целых тринадцати лет герцогу Вильгельму пришлось обороняться, сначала – от собственных баронов, потом – от Франции и Анжу, угрожавших ему войной. И только теперь, в возрасте тридцати двух лет, он почувствовал себя в безопасности. К востоку от него Понтье принесло ему вассальную присягу; к западу Анжу было разделено на две части по завещанию Мартеля; Францией на юге управлял мудрый граф, приходившийся Вильгельму тестем.

Вассалы съезжались на коронацию Филиппа, дабы присягнуть ему на верность, снедаемые дурными предчувствиями. Последним прибыл Нормандец, и те, кто раньше видел его лишь в доспехах, теперь были поражены грандиозным великолепием и роскошью его свиты, затмившей собой всех остальных гостей. Свиту Вильгельма с великим трудом разместил во дворце гофмейстер.

– Что ж, жена, – безо всяких церемоний заметил Болдуин, – мне представляется, наша дочь сделала правильный выбор, отдав свою руку и сердце Нормандцу.

– На мой взгляд, он стал чересчур уж самоуверен, – ответила графиня-француженка. – И чем все это кончится, милорд?

Граф Болдуин задумчиво погладил бородку.

– Думается мне, – медленно проговорил он, – ничего еще и не начиналось.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовалась его супруга.

Задумчиво глядя на нее, граф сказал:

– Мы видели, как он победил всех, кто хотел лишить его наследства. И как он чувствует себя теперь?

– В полной безопасности, слава богу! – ответила графиня.

– Да, – согласно кивнул Болдуин. – Вот только испытывает ли он от этого удовлетворение? Боюсь, что нет, дорогая.

Часть четвертая

(1063–1065 гг.)

Клятва

Гарольд, ты не можешь отрицать, что принес клятву верности Вильгельму на священной реликвии.

Глава 1

– А теперь расскажи мне обо всем по порядку, с самого начала, – попросил Эдгар. – Клянусь терновым венцом, ты загорел дочерна! Ты не ранен?

– Ни царапины. – Рауль взял друга под руку. – А как твои дела? Что произошло с тех пор, как мы виделись с тобой в последний раз?

– О, решительно ничего заслуживающего внимания! – отозвался Эдгар. – После вашего отъезда в Руане стало тихо, как на кладбище. – Друзья медленно двинулись по дворцовым садам. Землю под ногами прихватил легкий мороз, а на траве лежал иней. – Около месяца назад я получил новости из Англии, – сообщил Эдгар. – Мой отец пишет о победах Гарольда. Пока вы покоряли Мэн, он завоевал Уэльс. – Щеки сакса порозовели от гордости. – Обратно в Лондон Гарольд привез голову Гриффида[50] и носовую фигуру его корабля, – сказал Эдгар. – Что ты об этом думаешь? Он хорошо поработал?

– Не просто хорошо, а, я бы сказал, отлично, – согласился Рауль. – Судя по всему, он великий воин. Какие еще новости у тебя есть?

– Почти никаких. Вульнот нашел себе возлюбленную. Теперь твоя очередь рассказывать. Правду ли говорят, что герцог беспрепятственно вошел в Ле-Ман, даже не предприняв попытки штурма?

Рауль кивнул.

– Он отложил его напоследок. Ты же знаешь манеру Вильгельма. Мы не хотели проливать кровь сверх того, что было совершенно необходимо. Но тот, кто удерживает Ле-Ман, владеет всем Мэном.

– Гарнизоном командовал Вальтер Мантский, если не ошибаюсь?

– Нет, там верховодил один из его лучших друзей, Жоффруа Майенн. Так я и знал, что эта собака не заслуживает доверия.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи мне, как все прошло! – нетерпеливо вскричал Эдгар. – Все эти долгие и тоскливые месяцы я очень сожалел, что не могу оказаться рядом с тобой.