Завоеватель сердец - Хейер Джорджетт

– Хо, хо! Бастард решил, будто он – на охоте, да? – с презрением вскричал граф. – Славная шутка!

– Шутка! – завопил король. – Будь я проклят, над чем тут можно шутить? – Он резко развернул коня, одновременно выкрикивая Сен-Полю новые распоряжения.

А лучники Вильгельма уже выпустили с дальнего берега первую тучу стрел. Некоторые не долетели до французов, другие просвистели над их головами, но большинство нашло свою цель. На гати возникло замешательство, град стрел поверг воинов короля в панику. Те же, кто поспешно выстроился в боевые порядки, готовясь противостоять атаке кавалерии, были парализованы ужасом и сбились в кучу на узкой дороге, будучи не в силах пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы отразить нападение, с которым доселе им не приходилось иметь дела. Кое-кто из солдат спрыгнул с гати, чтобы добраться до лучников, но они не знали потайных тропинок, поэтому их поглотила трясина.

Лицо короля залила смертельная бледность, а рука его, сжимавшая уздечку, тряслась, будто в лихорадке. Первой мыслью Генриха было отправить авангард обратно через брод, но не успел он отдать приказ, как военачальники стали умолять его взглянуть и убедиться, что переправа невозможна.

Прилив наступал стремительно; пока Генрих пытался развернуть своих людей, лучники и копейщики с болот выстроились вдоль берега, перекрывая брод.

– Сир, сир, пешие ратники уже не смогут перейти реку! – отчаянно закричал Сент-Поль.

– Моя кавалерия еще может успеть! – оборвал его король.

Но тут вмешался Мондидье.

– Это безумие, Ваше Величество, настоящее безумие! Ничего не выйдет; мы падем жертвами проклятых стрел, пока будем медленно брести против течения. Мы более ничего не сможем сделать! – Он поднес руку козырьком к глазам, закрывая их от солнца. – Ха, Дю Лак сумел подчинить их! Смотрите, Ваше Величество, они готовы сражаться!

– Бастард идет вперед, – заметил Сен-Поль, глядя на всадников на дальнем конце гати. – Он лично возглавил атаку; я вижу золотых львов на его знамени. Господи, помоги нашим людям отразить его нападение! Кровь Христова, неужели никто не способен добраться до этих лучников?

На гать тем временем обрушился новый ливень стрел; зрителям на восточном берегу стало очевидно, что ужас, который сеяла эта несущаяся издалека смерть, поверг французский авангард в безрассудную панику. Нормандские копейщики, пробравшись по болоту к гати, атаковали французов с фланга; лошадь без всадника понесла и врезалась в первые ряды, буквально смяв их. Французы растерялись, не зная, с какой стороны обороняться. В воздухе вновь пропели стрелы; нормандские пехотинцы уже оказались среди них и сошлись с солдатами врукопашную; кавалерия же теснила французов назад, прямо под стрелы лучников и копья ратников, которые удерживали брод за их спинами.

В бессильной ярости король Генрих смотрел, как погибает половина его армии. Он попытался отправить свою кавалерию вброд через предательскую реку, но вода поднималась слишком быстро, и град стрел заставил всадников повернуть назад. Его Величество, ссутулившись, сидел на своем жеребце, не в силах оторвать взгляд от бойни на западном берегу, и видел, как отчаянно сражаются его солдаты, уже не для того, чтобы победить нормандцев, а чтобы избежать смерти, что окружила их со всех сторон.

К Мондидье вернулся дар речи, пока остальные хранили ошеломленное молчание. Заикаясь, он пробормотал:

– Боже милосердный, что это за сражение? Ах, трусы, отбросьте врага! Их всего-то горстка! Кровь Христова, неужели там, внизу, не найдется ни одного вожака? – Он отвернулся, не в силах более выносить зрелище смертоубийства на узкой гати.

В конце концов соратники силой заставили короля уйти оттуда; Генрих безвольно покачивался в седле, заявив, что они могут поступать так, как им заблагорассудится. Из арьергарда не осталось в живых ни единого человека. Сражение переместилось к повозкам и обозу армии; те, кого не зарубили в рукопашной или не пронзили беспощадными стрелами, попытались бежать по болотам. Одни с ужасными криками утонули в трясине, захлебываясь грязью и зеленой водой; за остальными бросились в погоню нормандские крестьяне, после добив либо взяв в плен. Кое-кто кинулся в воды реки в отчаянной попытке доплыть до восточного берега, но тяжелые хауберки утянули их на дно, и выплыть против течения они не смогли. Порозовевшая вода, усеянная трупами, бурлила от отчаянных взмахов рук; на гати громоздились опрокинутые телеги вперемежку с рассыпавшимся награбленным добром. Вот труп лошади перегородил дорогу; в другом месте груда мертвых тел еще колыхалась от слабеющих усилий какого-то несчастного, пытающегося выбраться из-под завала.

Гуго де Гурней вырвал стрелу, застрявшую в толстой коже его туники.

– Премного благодарен, монсеньор, – с мрачным юмором пошутил он.

Жеребец Вильгельма стоял среди кучи разбросанных сокровищ. В пыли блестел смятый золотой кубок; рядом лежал изорванный копытами отрез тончайшего шелка, расшитого золотой нитью; на дороге там и сям виднелись сосуды из серебра, ожерелья из драгоценных камней, сверкающая золотая застежка, забрызганные кровью убитой лошади, труп которой совершенно неуместно покоился здесь же.

Герцог следил за отступлением французского авангарда на другом берегу, но обернулся на голос де Гурнея и увидел стрелу.

– Ты ранен? – спросил он. – Мне очень жаль, Гуго: на такое я не рассчитывал.

– Это всего лишь царапина. Стрела попала в меня уже на излете. Но не могли бы ваши лучники в следующий раз не стрелять в своих, а?

Герцог расхохотался.

– Договорились, это больше не повторится. Но ты же не станешь отрицать – именно мои лучники принесли нам победу?

– Если ими правильно командовать, да еще и обучить, – отозвался де Гурней, осторожно щупая плечо, – то они и впрямь могут пригодиться.

– Как, неужели ты наконец решил поддержать лучников, Гуго? – осведомился граф Роберт д’Э, перешагивая через убитых. Сняв с головы шлем, он не глядя швырнул его оруженосцу. – Если бы эти олухи не опустили луки, когда увидели, что мы схватились с французами врукопашную, то мы потеряли бы не меньше дюжины своих людей. Что скажешь, Вальтер?

Лорд Лонгевиль только фыркнул в ответ.

– Да, я видел, как несколько наших были ранены, но это потому, что безмозглые сервы выстрелили не вовремя. А вот если бы у нас были хорошо обученные лучники, да еще под командой опытного капитана… – Он поджал губы, уже представляя себе формирование такого отряда.

Роберт метнул выразительный взгляд на герцога. Уголки губ Вильгельма дрогнули в улыбке.

– Что ж, выходит, моих лучников можно оставить, Вальтер? – невинно поинтересовался герцог.

Его вопрос отвлек лорда Лонгевилля от приятных размышлений.

– Оставить? Кого… ах, да! Оставить! Да после сегодняшнего урока во всех уголках христианского мира начнут использовать лучников! Неужели вы готовы отказаться от них только потому, что они не обучены, монсеньор? Нет-нет, теперь надо придумать, как использовать их к наилучшей выгоде. – Лонгевилль добродушно кивнул своему молодому сюзерену. – Имейте терпение, монсеньор, и совсем скоро вы увидите в деле уже других стрелков.

Герцог поклонился.

– Большое тебе спасибо, Вальтер, – совершенно серьезно сказал он и пустил своего коня шагом по дороге, пробираясь между завалами мертвых тел. Проезжая мимо графа Роберта, Вильгельм едва слышно пробормотал: – Не пройдет и недели, как Вальтер и старый Гуго де Гурней будут уверять, что идея использовать моих лучников принадлежит им!

Герцог отправился взглянуть, кого именно удалось взять в плен; граф д’Э задержался ровно настолько, чтобы услышать, как закадычные приятели, Жиффар и де Гурней, уже затеяли жаркий спор о том, где лучше расположить отряд стрелков, после чего незаметно удалился.

Остатки королевской армии поспешно отступали. Генриха более не интересовало награбленное, фураж для лошадей и сохранность снаряжения; казалось, после сокрушительного поражения он повредился рассудком. Когда же наконец заговорил, то лишь для того, чтобы отдать приказ ускорить отступление. Что до графа Анжу, то с ним у короля состоялся нелицеприятный разговор. Мартель, хорохорясь, заявил: