Шепот в стенах - Софи Клеверли

даже на этот «латинус-малинус-возьмите-корзинус» мы сегодня шли легко, едва не пританцовывая, и Айви уже вытаскивала ручку, готовясь начать на уроке ответное письмо тётушке Фебе, которое вслух обдумывала прямо на ходу.

– Тётушка Феба, – бормотала себе под нос Айви. – Лопата стоит в сарае, она всегда там стояла…

А когда начались уроки, я всё сильнее стала ощущать, как мне не хватает Ариадны. Без неё не хотелось ни шутить, ни отколоть что-нибудь, и я стала тихой-тихой, словно это и не я вовсе, бублики дырявые. Я посмотрела на Айви. Она аккуратно переписывала с доски латинские глаголы, а на щеке у неё блестела слезинка. Сестра тоже тосковала по нашей подруге.

На перемене я заметила быстро семенящую по коридору миссис Найт. Я нагнала её и, почти перейдя на рысь, чтобы не отстать, спросила:

– Миссис, как вы думаете, Ариадна сможет вернуться в нашу школу, раз мистера Бартоломью арестовали?

Она остановилась и слабо улыбнулась мне в ответ:

– Боюсь, что нет, моя дорогая. Я уже звонила её родителям, но они не хотят, чтобы Ариадна возвращалась сюда.

– А почему?

В уголках глаз миссис Найт появились морщинки, и я догадалась, что она прикидывает, отвечать ей или нет. Подумав немного, она всё-таки решила ответить:

– Их очень возмутило, что Ариадну обвинили в том, будто это она устроила пожар. Теперь они считают нашу школу… неподходящей для их дочери.

С этими словами миссис Найт коротко кивнула мне и поспешила прочь.

– Миссис… – окликнула я её, и она опять остановилась.

– Ну что ещё, Скарлет? Прости, но у меня дел по горло!

– Ариадна должна быть здесь. Она заслуживает того, чтобы находиться здесь, гораздо больше, чем большинство из нас… чем я, например. Она на самом деле очень хорошая ученица. И человек хороший. Правда.

Миссис Найт вздохнула, и, клянусь, в её взгляде промелькнула печаль:

– Возможно, ты права. Но для начала, боюсь, тебе придётся переубедить её родителей.

Она ушла, а я осталась стоять в коридоре, обдумывая, как мне рассказать обо всём этом Айви.

– Пойдём, – сказала я, беря сестру за руку. Только что прозвенел долгожданный звонок, возвестив об окончании последнего урока.

– Куда пойдём? – хмуро спросила она. Я уже рассказала ей о решении родителей Ариадны, и с тех пор Айви пребывала, мягко говоря, не в духе.

– Пойдём и займёмся тем, что сделала бы на нашем месте Ариадна. Наше расследование ещё не закончено.

Действительно, оставалась одна деталь, не дававшая мне покоя с той минуты, когда я впервые прочитала роковые слова в той старой газете.

Айви не хотела никуда идти, но я привела её в нашу комнату, заставила одеться потеплее и потащила за собой.

– Зачем? Куда? – вяло отбивалась она. – Что ты собираешься искать?

Куда? Что искать? Ну, этого я ей пока не скажу, потом узнает.

Да, я играла с ней, я водила её за нос, согласна – но не могу я иначе, просто не могу, понимаете, шишки квашеные?

Школьный двор уже несколько дней был покрыт снегом, местами подтаявшим и потемневшим. По снегу во все стороны разбегались цепочки следов, внутри отпечатков сквозь снег проступали грязь и гравий.

Я взяла курс на озеро.

– Скарлет, хватит темнить! – крикнула мне вслед Айви. – Немедленно говори, что ты собралась искать?

– Догадайся сама! – откликнулась я.

Мы вместе шли по замёрзшей земле, наше дыхание слетало с губ облачками пара. Айви начинала выходить из себя, и это меня рассмешило. Я сбавила ход, наклонилась, схватила пригоршню снега и, слепив снежок, запустила им в сестру.

– Ну ты! – раздражённо крикнула она.

Я снова рассмеялась и двинулась дальше.

Спустя несколько секунд мне в голову прилетел ответный снежок. Я обернулась и увидела мстительную улыбку на лице Айви.

Наконец мы миновали маленькую рощицу и вышли к озеру.

– А теперь начнём искать, – сказала я. – Хотя я понятия не имею, откуда начать.

– Ты не знаешь, откуда начать?! А я вообще не знаю, что мы собираемся искать! – надула губы сестра.

– Узнаешь, когда увидишь это.

И мы побрели вдоль берега, колупая землю носками ботинок. Эта вещь должна быть где-то здесь, верно?

Вскочив на прибрежный валун, я поймала своё отражение в ледяном зеркале озера. Что уж там говорить, вид у меня был совершенно сумасшедший, кошки полосатые. А может быть, я на самом деле была психом ненормальным, решив искать то, чего здесь вообще могло не быть.

Впрочем, если серьёзно, то я никогда не была чокнутой, что бы мне там, в сумасшедшем доме, ни пели. Я чётко понимала, что делаю. И знала, что реально в этом мире, а что нет.

С этими мыслями я соскочила с валуна в замёрзшие, ломкие кусты ежевики и тут же наткнулась ногой на что-то твёрдое. Откинув носком башмака несколько невесомых веток, я наклонилась, чтобы получше рассмотреть, что это там такое.

«Светлой памяти…»

– Айви! – закричала я. – Сюда! Я нашла!

В той газетной статье было сказано, что рядом с тем местом, где утонула девочка, установят памятную табличку. И вот теперь она была прямо у моих ног, эта табличка – медная, позеленевшая, поцарапанная, густо облепленная веточками и сухими листьями.

Айви подбежала ко мне, остановилась рядом.

– О, – тихо сказала она. – Так вот что мы искали.

Но поиски на этом не заканчивались – нужно же было узнать, как звали ту девочку. Ведь только после этого можно было считать расследование законченным – как же иначе-то, шарики квадратные?

Не снимая перчаток, я принялась отдирать прилипший к табличке мусор, пока не очистила её нижнюю часть.

А очистив, застыла на месте как статуя. И даже дышать перестала.

«Светлой памяти Эммелины Эйдель».

Глава тридцать седьмая

Айви

– Нет, – прошептала я, когда мир перестал кружиться перед глазами. – Нет, этого не может быть.

Скарлет тяжело поднялась на ноги и попятилась от таблички, прикрывая рот тыльной стороной ладони.

– Я не… Я не понимаю… – бормотала она.

Наша мама.

Наша мама, которая была одной из Шепчущих.

Наша мама, которая умерла почти сразу после нашего со Скарлет появления на свет.

Наша мама, которая утонула в этом озере, погибла от рук директора школы…

Но это же невозможно – ведь никто не может умереть дважды.

Я не знала, что мне думать по этому поводу. Я искала хоть какое-то объяснение всему этому, но нашла лишь одно, ужасно нелепое, и я сама это прекрасно понимала.

– Должно быть, это какая-то другая