Кровь над короной (СИ) - Романов Герман Иванович

«Удивляюсь, что ваше преосвященство впали в равное с вашим народом заблуждение».

Так что на ошеломляющее известие Алехан только задумчиво пробормотал в ответ, потирая уродливый шрам на щеке:

— Все решиться завтра, или послезавтра. Быть нам с тобой генералами, или висеть на первом суку. Деревьев здесь хватает…

Глава 14

Черногория

Посланник императора Иоанна Антоновича

бригадир и кавалер

князь Юрий Долгорукий

после полудня 4 октября 1767 года

— А, князь, снова мы встретились. Только Фике нет — ты тогда своим глазами ей декольте прожег. Хи-хи, я не в обиде, ты не бледней так — видно полюбовничком стать хотел по молодости лет, шайзе. Ты тогда совсем юный был… Что было, то прошло, хватит, генуг. Так что пуговицу я на твоем мундире все же тебе оборву, ту, которую прошлый раз касался. Зер гут! Данке шен, майн либен фюрст!

Перед глазами Юрия Владимировича все поплыло — это был настоящий Петр Федорович, не самозванец, которого он ожидал увидеть. И пуговицу с мундира оборвал как раз ту, которой тогда касался. Князь почувствовал что задыхается, и как рыба, вытащенная на берег, хватает ртом воздух. Потер глаза, не в силах поверить — император удалялся той же походкой, прижимая ладонью эфес шпаги…

Оплеуха пробудила в нем ощущение жизни, он услышал щебетание птиц и золотистый кружок солнца на лазурном небосводе.

— Напугал ты меня, князь, когда без чувств рухнул, — до боли знакомый голос окончательно привел Юрия Владимировича в чувство. А может он так подействовал вкупе с холодной водой и парой увесистых пощечин, от которых горели щеки.

— Совсем ты устал в дальней дороге, князь, вот и сомлел — воздух здесь действительно чудный, как хрусталь прозрачный. Это не Петербург с его вечной сыростью. А зимой в горах бывает очень холодно, снег везде лежит, перевалы зело заметает — морозы иной раз такие стоят, что из дома выходить не хочется, от очага теплого.

Алехан сидел рядом с ним, как ни в чем не бывало — а ведь государственным преступником его объявили, награда объявлена щедрая. Но ведь не боится нисколько, болтает непринужденно, голос журчит как ручей, и страха в нем нет нисколько.

— А если в бухту спустится, то лепота там — круглый год тепло, деревья чудные растут. Цитроны даже есть, хоть облопайся — а в Петербурге по два гривенника штука. Рыбу здесь все едят, ловят каждый день. И мидии поедают — но по мне дрянь это, как улитки. Виноград тут тоже зело добрый, вино молодое очень коварное. Но я тут ракию полюбил, из сливы перевар крепкий варят — с ног сшибает. Помнишь, как в кабачке перед войной с пруссаками гульнули славно?! И пшруг тоже ничего — окорок свиной, слегка копченый, под нее хорошо закусывать.

— Хорошо ты устроился, Алексей Григорьевич, — князь присел, и тут же ощутил в руках кружку.

— Ты вина лучше выпей, а историю свою я тебе и так изложу, когда меня на дыбу подвесишь. Поди за моей головой сюда прибыл?! Так забирай! А Петра Федоровича не трогайте — он свое царство здесь нашел! Никогда бы не подумал, что «голштинский выродок» нормальным правителем станет! Так что служу ему честно, на плаху готов…

— Да брось ты, какая дыба с плахой, — махнул рукою Долгорукий. — А царю Петру Федоровичу… Ох, не велено его по имени монаршему именовать, а приказано царским величеством! Так что пошли вместе — приказ у меня ларец секретный открыть вместе с тобою, коли «персона», которой ты служишь, настоящей окажется…

— А какая она быть может?! Из навоза сотворенная?! Тогда я сам перед тобой не человек, а швайнехунд, как любит приговаривать Петр Федо… как царь Стефан, я хотел сказать, когда у него настроение доброе и он на своем поганом немецком лаяться изволит, как в прежнее время. Так что фальшивым у меня только глаз, что из горного хрусталя сотворили.

Изумление Алехана было настолько непритворным, что никаких сомнений не осталось — он действительно прикоснулся к тайне, о которой предупреждал его император Иоанн Антонович. Юрий Владимирович посмотрел на изуродованное лицо своего давнего приятеля — глаз действительно походил на обычный, настоящий, данный от рождения. Вот только зрачок был неподвижный, смотрел в одну сторону.

— А чего государь на немецком языке редко говорить стал?

— А потому что в хмуром настроении постоянно пребывает. Нас тут османы постоянно давят со всех сторон, а пороха мало, и ружья такие, что стрелецкими пищалями впору вооружаться. Пушка только одна, еще во времена «короля-солнца» отлита, да пара фальконетов, что у арабских пиратов отобрали. Денег нет, народ нищий, но зато гордый!

— Эти вопросы решаемы, Алексей Григорьевич. Только пусть царь… Стефан перед Скупщиной вашей и в моем присутствии покровительства у императора Иоанна Антоновича попросит, да грамоту о протекторате сем напишут, и целование креста учинять. Тогда и я, и егеря со мной прибывшие, и казаки для охраны царской особы, защищать Черногорию будут как землю русскую. А чтобы басурман в заблуждение ввести, мы вроде на службу царю Стефану поступим на время.

— Это другое дело, Юрий Владимирович. Теперь, мыслю и от османов отобьемся и венецианцам морду набьем!

— Ты погоди кулаками махать, тут «политик» нужен. Я с их наместником на днях говорить буду. А пока пойдем ларец открывать, да инструкции прочитаем. Твое присутствие надобно!

Они отошли от серой стены старинного монастыря, и подошли к домику, возле которого стояли двое егерей в непривычных зеленых куртках и просторных штанах, на ногах ботинки с онучами, а на головах шапки суконные с козырьками. А еще человечек там стоял рядом, с крысиным лицом, до боли знакомым — память у Орлова была хорошая, вон как напрягся.

— Доброго вам здоровья, Алексей Григорьевич!

Согнулся в поклоне, и тут Алехан его признал — чиновник из Тайной экспедиции. Ответно буркнул:

— И тебе не хворать! Не помню как зовут тебя… Но признал!

Они вошли в домик для странников — топчаны да очаг с дровами — топилось по-черному. Вот и вся обстановка — черногорцы жили очень бедно, но это было их гордостью.

— По повелению императора Иоанна Антоновича обязан я вскрыть ларец в присутствии Алексея Григорьевича Орлова! А личность «известной персоны» своим словом подтверждаю!

— То полное право вашего сиятельства, — склонился в поклоне чиновник. — Его сиятельство вижу рядом с вами, а его имп… а его царское величество узрел собственными глазами. И перед волей вашей склоняюсь! Позвольте мне печати снять с ларца?!

— Делай как велено, — отозвался князь, и спокойно смотрел, как «тайник» живо соскреб три печати из сургуча и развязал многочисленные веревочки. Затем низко поклонился и вышел.

— Сейчас посмотрим, что в ларце хранится, — Долгорукий снял с шеи ключик и вскрыл со щелчком замок. Откинул крышку — Алехан стоял рядом, проявляя жгучее любопытство.

— Так, это по твою персону, граф, — титул дался Долгорукому легко. В императорской грамоте указывалось, что за оказанные заслуги державе Российской, Алексею Григорьевичу Орлову возвращается титул и чин генерал-майора с кавалерией ордена святого Александра Невского. А еще назначается он главным воеводой всего черногорского войска и ополчения, которому следует придать должный вид регулярства на манер егерей, что в российской армии службу несут.

Юрий Владимирович посмотрел на Алехана — тот побагровел от оказанной ему чести. И задумался — видимо, решая как мундир себе новый пошить, ибо кафтан не самая подходящая форма.

— На бриге загружено три тысячи обновок егерских. Есть там для офицеров, они на генеральские похожи, только накладки сделать нужно. Завтра подберешь себе мундир подходящий, граф!

Князь пришел к нему на помощь. Затем достал красную ленту с рубиновым крестом и шитую серебром звезду — вручил Орлову. И углубился в изучение других грамот. Потребовалось четверть часа, чтобы разобраться, и он закрыл крышку небольшого ларца.

Посмотрел на Алехана — тот с блаженством на лице сидел на топчане и гладил заново полученные награды. Много ли такому честолюбцу для полного счастья нужно?!