Высокий, царственный и сварливый (ЛП) - Монро Найла

— А почему бы и нет? Он буквально готов сражаться за неё со всем миром, и ты знаешь, как трудно изменить старый закон. Но у него уже есть поддержка, потому что он этого сильно хочет. Для мамы Катии, а не для кого — либо другого. И как её сын, твоя работа — быть рядом с ней и бороться за её счастье, а не усложнять ей жизнь, указывая на очевидное.

Жилка на скуле Шехриара задергалась, когда он стоял там, свирепо глядя на меня. Кого — то другого, возможно, напугал бы его огромный, разгневанный вид, но я знала его слишком долго, чтобы принимать его гнев за чистую монету. Он вел себя как животное, попавшее в капкан, только потому, что беспокоился о своей матери.

— Тебя не было там, Эсмеральда, когда человек, который стал моим отцом, повернулся к ней спиной и позволил своему гребаному дедушке угрожать ей, когда узнал, что её четырехлетний сын — плоть и кровь его наследника. Потому что она была дочерью экономки, которая, должно быть, соблазнила его внука и нарочно забеременела из — за денег. Ты не лежала с ней в постели и не притворялась, что не слышишь, как она плачет каждую ночь в течение многих лет после этого из — за каждого пустого обещания, которое мой гребаный папаша давал ей о женитьбе на ней и признании меня своим. Пока она наконец не поняла, что он никогда этого не сделает.

Он сделал шаг ко мне.

— Тебя не было там, когда я пошел на конфронтацию со своим отцом и его жена напомнила мне, что я всего лишь нежеланный ублюдок, который никогда не будет иметь на него никаких прав.

Трудно было сказать, что заставило меня почувствовать себя хуже: невидимые когти, впившиеся в кожу, когда я снова услышал это слово, или растерянный взгляд Шехрияра.

— Ты никогда не говорил мне, что сталкивался с ним лицом к лицу.

— Что я должен был сказать, Эсмеральда? Что я был унижен перед всей его семьей? Что он видел, как его жена швыряла деньги мне в лицо, прежде чем его сотрудники вывели меня из его гребаного особняка? Потому что, по её словам, что ещё может быть нужно ублюдку от его богатого отца, кроме денег?

— Прекрати это, — прохрипела я, чувствуя слабый ожог в задней части носа. — Прекрати себя так называть.

Он хмыкнул, жестокий взгляд сделал резкими угловатые черты его лица.

— Почему? Это ведь правда, не так ли? — я быстро покачала головой, но он просто рассмеялся, и этот глухой звук отозвался болью в моём сердце. — Ну же, Эсмеральда. Не будь наивной. Я — побочный продукт в мире старых денег и королевских семей, и ты знаешь, как они обращаются с незаконнорожденными детьми? Как с отбросами, Эсмеральда. Потому что для них мы именно это!

— Шехрияр! — мой голос прорезался между нами, как удар хлыста.

Я прерывисто вздохнула, изо всех сил пытаясь найти хоть немного воздуха, поскольку мои легкие, казалось, сжимались сами по себе. Всё внутри меня горело, разваливалось на части и трескалось, когда его слова атаковали меня в самое слабое место. По тому, как Шехрияр замер, я поняла, что он осознал, что натворил. Что он сказал. Но было слишком поздно.

Он порезал мой самый большой и глубокий шрам, и теперь он кровоточил.

— Эсмеральда, — прохрипел он. — Я не имел в виду…

Я подняла руку, чтобы заставить его замолчать.

— Ты имел в виду именно то, что сказал, Шер, — он покачал головой, выглядя огорченным и сожалеющим. Я опустила дрожащую руку. — И дело в том, что ты, вероятно, прав. Но ты помнишь, что всегда говорил мне? Ты не можешь позволить своему прошлому определять тебя. Итак, чем ты сейчас занимаешься, Шер?

Он провел рукой по лицу, затем сжал волосы в кулак.

— Мама Катия была права, — сказала я. — Ты всё ещё не оправился от того, что произошло, и причиняешь боль не только себе, но и ей. Потому что, Шехрияр, как ты можешь обвинять мир в осуждении её, когда это именно то, что ты делаешь с ней, и с самим собой, прямо сейчас?

Проглотив растущий комок в горле, я отвернулась, но его рука тут же сжала мой локоть.

— Эсмеральда, пожалуйста, прости меня. Я не…

Я покачала головой.

— Не передо мной тебе нужно извиняться.

Не оглядываясь на него, я вырвала свою руку из его хватки и вышла из его комнаты, закрыв дверь перед его обезумевшим выражением лица.

Я знала, что он не это имел в виду. Я знала, что он сожалеет о том, что сказал это. Но это не означало, что мне было не так больно, когда я стояла там, уставившись на закрытую дверь, а его слова крутились в моей голове, как жестокая насмешка.

Как отбросы, Эсмеральда. Потому что для них мы именно это…Как отбросы, Эсмеральда. Потому что для них мы это…Как отбросы, Эсмеральда. Потому что для них мы именно это.

Кто. Мы.

Мы. Мы. Мы. Мы…

— Эсмеральда?

Я подпрыгнула при звуке своего имени, выныривая из своих мрачных раздумий и поворачиваясь лицом к обладателю голоса.

Карим стоял в нескольких футах от меня, и эмоциональное истощение, которое я уже чувствовала, внезапно превратилось в десятитонный груз на моих плечах. У меня не было сил собраться с неразберихой, которая царила в наших с братом отношениях. Хотя, честно говоря, мы почти не разговаривали с момента его визита в дворцовый лазарет.

Несмотря на усталость, я инстинктивно выпрямила спину и попыталась скрыть свои эмоции. У меня не очень получилось, потому что между бровями Карима появилась небольшая морщинка, когда он посмотрел мне в глаза. Я ничего не могла с собой поделать и напряглась под его обеспокоенным взглядом. Это было неестественно. Я не привыкла к его заботе, только к его презрению.

Он вынул руки из своих элегантных черных брюк, переминаясь, как будто собирался подойти ко мне, но затем, казалось, передумал.

— Ты…ты в порядке? — спросил он, в его голосе сквозила неловкая нерешительность. — Ты не выглядишь…я имею в виду…ты бледная…

Я сглотнула, пытаясь расправить плечи, но не смогла. Я физически не могла расслабиться рядом с Каримом. Поэтому я попыталась улыбнуться, но это больше походило на гримасу.

— Я в порядке, спасибо. Как ты?

— Я…да, я в порядке, — он почесал подбородок. — Я так понимаю, ты была с Шехрияром. С ним всё в порядке? Принц Арш сказал мне, что он не очень хорошо воспринял открытие их отношений с Катией.

— Да. Он воспринял это не очень хорошо. Он обеспокоен и зол, но ему просто нужно время, чтобы переварить это, — Карим кивнул, и я прикусила нижнюю губу. — Как давно ты знаешь?

— С новогодней вечеринки в Шахе, — я удивленно моргнула. — Он подошел ко мне утром в день вечеринки и сказал, что хочет жениться на Катии, но что сначала ему нужна моя поддержка для его предложения об изменении закона, чтобы это стало возможным.

— И ты согласился? — тихое недоверие в моём тоне было очевидным, потому что, честно говоря, я не могла в это поверить. Я бы поставил всё своё состояние на то, что Карим был бы против таких перемен.

— Я согласился, — он приподнял одно плечо в едва заметном пожатии. — У меня не было причин не соглашаться.

Это прозвучало так, будто он пытался подразумевать что — то другое в своих словах. Не то чтобы я имела хоть малейшее представление, что именно. Но затем Карим нахмурил брови, и я забыла о том, что он пытался мне сказать.

Искаженное выражение лица моего старшего брата было новым и сбивало с толку. Может быть, сожаление, может быть, печаль, может быть, беспокойство, может быть, печаль. Может быть, сочетание всех четырех. Но это произвело тот же эффект, что и тогда, когда я увидела его таким небрежным во время охоты за сокровищами. Это заставило меня по — настоящему увидеть его, усталый взгляд в его глазах и годы, на которые он постарел. И у меня снова защемило в груди.

— Эсмеральда… — он замялся. — Мы можем…мы можем поговорить? — его глаза впились в мои. — Пожалуйста.

***

Я не могла вспомнить, как я согласилась на просьбу Карима поговорить. Я едва помнила, как привела его в свою комнату. Но это именно то место, где мы были. Сидели по обе стороны бархатного диванчика между окном и балконными дверями, лицом к моей аккуратно застеленной кровати.