Суши с хлебом (СИ) - Тата Кит

Забежав, я замерла у кровати и повернулась лицом к двери как раз в тот момент, когда в комнату вошёл Матвей. Уже голый. Полотенце потерялось по дороге сюда.

Он шумно и тяжело дышал, глядя на меня. Закрыл за спиной дверь и сделал ко мне шаг, другой… пока я сама, споткнувшись о кровать, не повалилась на спину на мягкий матрац.

Матвей лёг сверху, слегка прижав меня своим телом. Я уже привыкла видеть его голым, привыкла к тому, что он предпочитает спать вообще без одежды и даже редко укрывается одеялом. Но сейчас его нагота будоражила. Она словно пробуждала какие-то дикие хищные инстинкты внутри меня. Я не пряталась, не скрывалась, была такая же открытая перед ним, позволив окончательно высвободить меня из халата.

Матвей сместил массу своего тела на локоть и прилёг рядом со мной. Кончиками пальцев он исследовал каждый миллиметр моей кожи, а трепетно дрожала рядом с ним и мысленно умоляла не останавливаться. Эта пытка слишком потрясающая, чтобы заканчиваться.

Подушечки его пальцев скользнули вниз к заветному треугольнику и лишь слегка коснулись половых губ. А затем повторяли это движение снова и снова, заходя всё дальше, пока я сама не раздвинула ноги.

Окончательно поняв, что я не против, Матвей с жадностью приник к моим губам и поцелуями стремительно проложил дорожку вниз.

— Ты чего?! — испугалась я и даже попыталась свести ноги, когда поняла, что Матвей хочет языком коснуться мокрых складочек. — Не надо там…

— Да? — ехидно переспросил он и демонстративно наклонился, коснувшись языком набухшего клитора. В моих глазах вспыхнули звезды, а тело блаженно содрогнулось. — И даже так не надо?

— Заткнись и делай, — выдохнула я хрипло.

До этого момента я была уверена, что его язык способен вытворять чудеса только у меня во рту и на груди, но то, что он прямо сейчас вытворял своим языком вокруг клитора, несравнимо ни с чем.

Мне понадобилось, наверное, всего несколько секунд на то, чтобы крупной дрожью рассыпаться под гнётом умелого мужчины.

— Офигеть! — только и смогла я выдохнуть в конце, глядя в темный потолок. — А можно ещё?

— Моя очередь, — хохотнул Матвей и навис надо мной.

Я почувствовала, как к моему бедру прижался его горячий член. Я понимала, чего он ждёт и к чему клонит (успела кое-что погуглить, пока мылась в бане).

— Давай, — я сама раздвинула ноги пошире и вздрогнула, когда его головка потерлась о влажное лоно.

— Уверена? — шепнул Матвей и ласково поцеловал в губы. — Будет больно.

— Я тебе доверяю.

Кажется, именно этих слов он от меня и ждал. Вновь вскружив голову поцелуем, он плавно вошёл в меня и замер, почувствовав, как я напряглась под ним.

— Остановиться? — шептал он, осыпая мою шею поцелуями.

— Нет. Пихай свою птицу дальше.

Я стиснула зубы, понимая, что эту боль нужно просто перетерпеть.

Матвей начал двигаться во мне, постепенно наращивая темп. Он был настолько нежным, что я иногда забывала о боли и просто таяла под его ласками.

Если не считать орущего за дверью кота, которого не пустили в комнату, всё было идеально. Я даже не смутилась тому, что Матвей кончил в меня, а вот он, кажется, разозлился на это обстоятельство.

— Блядь! — выругался он, отвалившись на спину рядом со мной. — Надо было в халат.

— Как сильно ты не любишь эти халаты, — усмехнулась я.

— Их много. Одним можно и пожертвовать.

— Кстати, ты же не против, что я побрилась твоим станком?

— Каким станком?

— В бане лежал.

— Там был станок?

Глава 45

Трижды за ночь. Но, кажется, именно на третий раз я начала понимать смысл удовольствия, когда мужчина внутри.

Солнце ярко светило через окно. Половина кровати, где спал Матвей, была пуста. Я уже привыкла к тому, что он просыпается значительно раньше меня и уходит, чтобы что-то делать у себя во дворе. Обычно это зарядка или подтягивание на турнике. Он говорит, что если пропустит всё это хоть один день, то его спине хана.

Потянувшись с самой дурацкой улыбкой на губах, я, наконец, решила встать. Завязывая пояс халата на талии, я посмотрела в окно на Тихоновский домик. Всё-таки, красиво получилось. Яркий сочный домик с белыми элементами и новым крыльцом уже не выглядел убого. Правда, Матвей назвал его канарейкой, но, мне кажется, даже он было согласен с тем, что так лучше.

Прочесав волосы пальцами, я спустилась вниз на кухню, из ещё горячего чайника налила себе чай и, немного подумав, решила выйти на улицу, чтобы увидеть, как мой мужчина играет мышцами на солнце. Знаю, что от этого зрелища захватывает дух.

Я надела его тапочки, вышла на крыльцо, и рука с чаем дрогнула, а улыбка слетела с губ, стоило мне увидеть в беседке папу в окружении его охраны, а напротив него Матвея, который с опущенной окровавленной головой стоял на коленях, удерживаемый двумя мордоворотами.

— Выспалась, доченька? — без единой нотки тепла спросил папа, увидев меня.

— Нет, нет, нет… — шептала я себе под нос, глядя на Матвея. Его руки были за спиной в наручниках. Сам он, подняв голову, изобразил некое подобие улыбки, увидев меня.

— Всё хорошо, Солянка.

— Отпусти его! — крикнула я папе, как дура подбежав к Матвею со всё ещё зажатой в руке кружкой с горячим чаем. — Отпусти, сказала!

Меня перехватила охрана. Не долго думая, я плеснула чаем одному из них в лицо, а кружкой умудрилась ударить по голове того, кто удерживал руку на плече Матвея, чтобы тот не мог подняться.

— Отошли от него! — крикнула я, обняв голову Матвея. Подобно орлице я смотрела на каждого, кто был вокруг меня, сжимая в руке ручку от кружки, как единственное доступное мне оружие.

Папа даже не дрогнул. Он лишь взглядом указал охране отойти от нас подальше.

— Потолстела, — брезгливо бросил он, глядя на меня. — Столько времени и денег в тебя было вложено и всё зря.

— Ну, так и отвали от меня! — рявкнула я, всё ещё обнимая за голову Матвея. — Вали, откуда приехал! С меня уже ловить нечего, папочка. Я толстая и не девственница. Товарный вид испорчен.

— Сука, — хохотнул он едко и глянул в сторону кирпичного дома. — И давно вы это с ним придумали?

— Матвей ничего не знает, — тут же ощетинилась я.

— Похуй мне на твоего Матвея! — крикнул папа, наконец, позволив себе эмоции. Он резко встал и подошёл ко мне, а я попыталась ещё сильнее прикрыть Матвея собой. — Я про Юру, курица ты тупая. Где