Воспоминания. Том 3 - Сергей Витте

Когда я принял премьерство, в Москве генерал-губернатором был П. П. Дурново, а оберполицеймейстером Медем. Генерал-адъютант Дурново (не имеющий ничего общего с П. Н. Дурново, управляющим министерством внутренних дел) был богатейший человек, когда-то он был Харьковским губернатором (при граф Лорис-Меликов), потом директором департамента уделов министерства двора (при графе Воронцове-Дашкове) и затем гласным петербургской Думы и председателем ее.

Все эти должности он занимал просто для карьеры, так как не нуждался ни в средствах, ни в положении в общества. Он был человек не глупый, но больше на словах, нежели на дел. Любил говорить, спорить, но никаким делом серьезно заниматься не мог.

В царствование Императора Александра III после того, как он был начальником уделов, он сошел со сцены государственной деятельности. Затем, при Императоре Николай II, через графа Сольского

(* Вернее, через графиню Марию Александровну Сольскую, которая своего старика-мужа совсем держала в руках.*); сперва попал членом Государственного Совета, а после убиения Великого Князя Сергея Александровича - московским генерал-губернатором, когда я уже был председателем комитета министров и находился в первой опале, потому что, будучи министром финансов и влиятельным государственным деятелем, не соглашался с политикою, поведшей к японской войне.

Что касается генерала Медема, то это был самый обыкновенный жандармский генерал и выдался тем, что был женат на певице,...............

........................................................................

........................................................................

Я лично очень мало знал П. П. Дурново, но достаточно также его знал, чтобы понимать, что он не может ни своею личностью, ни своим характером, ни своими знаниями, ни, наконец, своим прошедшим внушить какой бы то ни было престиж в какой бы то ни было партии или общественной группе. С первых же дней после 17-го октября, он сейчас же растерялся, выходил на балкон своего 149 генерал-губернаторского дворца и растерянно, будучи в военной форме, снимал совсем невпопад шапку, чуть ли не (как мне передавали) перед красными флагами, говорил невпопад речи. Это мое мнение я сейчас же передал Его Величеству. Но затем совершенно случайные обстоятельства дали мне возможность скоро узнать, что в Москве в действительности еще более неспокойно, нежели это казалось по внешности - по прессе, по митингам и некоторым искрам, выходящим наружу. От департамента полиции я, конечно, никаких сведений не имел, так как вообще к этому учреждению никаких отношений не имел. Министр внутренних дел ничего мне о Москве не говорил, он сетовал только на то, что вообще секретная полиция находится в полном расстройстве; что же он под этим понимал - я не знаю. Относительно Москвы, впрочем, я скоро убедился, что он действительно не знал, что там творится.

Когда я служил в комиссии графа Баранова, то познакомился в Петербурге с одним из влиятельных чиновников этой комиссии. У него в доме я встречал девицу - сестру его жены (кажется, впрочем, гражданской). Затем, когда я переехал в Киев и стал управляющим юго-западными дорогами, то ко мне явилась эта девица в слезах и просила дать ей возможность честно зарабатывать кусок хлеба. Я ее поместил в одну из многочисленных канцелярий управления. После этого я ее не встречал и вскоре опять перешел на службу в Петербург директором департамента железнодорожных дел. Вот через несколько недель после 17-го октября явилась ко мне одна дама, которая представилась, как жена московского мирового судьи Ч., очень почтенного человека и старца.

Я в ней узнал сказанную выше девицу. Она мне объяснила, что вскоре после моего отъезда из Киева она вышла замуж за довольно состоятельного помещика, который изрядно протранжирил свое состояние и умер, оставив ей сына, что, живя в Киевской губернии, в деревне, она познакомилась с соседкой, очень богатой женщиной. После смерти ее мужа она переехала в Москву, где познакомилась с мировым судьею и вышла за него замуж. Хотя он гораздо старше ее, но они отлично живут. Через короткое время умер и муж ее подруги и оставил ей порядочное состояние; она также переехала в Москву, потому что она там влюбилась до чертиков в одного молодого помещика, присяжного поверенного (забыл фамилию); сей молодой человек находится в центре революционного движения, а 150 потому она из разговоров с ее подругой знает все, что там делается. Сей молодой человек от своей подруги ничего не скрывает, и она отдала почти все, что имела, этому молодому человеку, а он на "товарищеское" революционное дело.

Вот она знает, что в Москве готовится форменное восстание со всеми атрибутами - баррикадами и проч. и революционеры отлично знают, что полиция, в сущности, ничего не знает и спешат дать удар, покуда Москва находится в полном расстройстве с деморализованной и испуганной администрацией и не менее испуганным и деморализованным войском, при этом находящимся в очень малом количестве. Она приехала мне все это рассказать, с одной стороны желая мне отплатить добром за то, что я ее спас в Киеве, когда ей ничего не оставалось, как погибнуть, а, с другой стороны, желая спасти и свою подругу, так как ее можно будет спасти только, если сказанный молодой человек скроется, а, оставаясь в Москве, он погибнет и она с ним.

Подробности ее рассказа заставили меня вторично просить Государя назначить кого - либо генерал - губернатором из лиц, более надежных в таких трудных обстоятельствах, и одновременно я написал Государю, можно ли рассчитывать на войсковое начальство. Государь мне по вопросу об командующем войсками ответил, что он вполне полагается на почтенного старца генерала Малахова. Что же касается генерал-губернатора, то при первом свидании он меня спросил, кого полагал бы я назначить генерал-губернатором. Я ответил генерал-адъютанта Дубасова, как человека такого твердого характера, на коего можно вполне положиться.

Государь меня спросил: "А как бы вы думали, если назначить Булыгина?" (бывшего при диктатуре Трепова министром внутренних дел). Я ответил Его Величеству, что считаю Булыгина человеком весьма достойным и, может быть, соответствующим генерал-губернатором в Москве, потому что его там хорошо знают и он хорошо знает Москву. Тем дело кончилось и перемене никаких не произошло. Между тем, революционная волна в Москве все более и более подымалась и я имел из объясненного источника все более и более тревожные сведения. Это меня заставило обратить внимание министра внутренних дел Дурново на сказанного молодого человека в Москве.

151 Через несколько дней, как я узнал от сказанной госпожи, у него был сделан обыск, но еще за сутки вперед он был предупрежден полицией, что у него будет обыск, а потому все, что могло компрометировать, было или уничтожено, или скрыто.