Воспоминания. Том 3 - Сергей Витте

Через год, когда он был в Петербург членом Государственного Совета и гулял в Таврическом саду, в него почти в упор стрелял из браунинга юноша. Дубасов оказался невредим, юноша 157 был сейчас же схвачен и сейчас же заявил, что он с одним участником анархистом назначены для отплаты Дубасову за подавление московского восстания. Я узнал об этом покушении почти сейчас же и приехал вскоре к Дубасову. Он был совершенно покоен и только беспокоился, что этого юношу, который в него стрелял, будут судить военным судом и, наверное, расстреляют. Он мне говорил: "Я не могу успокоиться, так передо мною и стоят эти детские бессознательные глаза, испуганные тем, что в меня он выстрелил; безбожно убивать таких невменяемых юношей". Он прибавил: "Я написал Государю, прося Его пощадить этого юношу и судить его общим порядком".

На другой день я опять был у Дубасова, и Дубасов прочел мне ответ Государя. Ответ этот, удивительный, написан собственноручно, складно... не знаю, как сказать, иезуитски или ребячески. Государь любезно поздравляет Дубасова с тем, что он остался цел, говорит несколько любезных фраз, а, по существу просьбы Дубасова, пренаивно говорит, что никто не должен умалять силу законов, что законы должны действовать как бы механически, и то, что по закону должно быть, не должно зависть ни от кого и ни от Него - Государя Императора.

Одним словом, закон должен быть превыше Его и Он ему подчиняется. Точно закон, по которому этот юноша был судим и затем немедленно повешен, установлен не Им - Императором Николаем II. Весьма недавно (несколько месяцев тому назад) после того, когда Государственная Дума подобный закон отменила, его провели как военное законодательство, помимо законодательных собраний.

Точно Его Величество в то же время не только не миловал осужденных из шайки крайних правых, убивавших "жидов" и лиц прогрессивного направления, а еще чаще просто эти лица, заведомые убийцы и организаторы покушений, не находились полициею или не привлекались к судебному следствию... А Государю разве это не было отлично известно?..

Кстати, чтобы закончить рассказ о московском восстании, вернусь к этому молодому помощнику присяжного поверенного. После, из того же источника, о котором я ранее говорил, я узнал, что он со своею дамой во время покинули Москву и поселились у знакомого помещика около Москвы. Полицейские агенты поехали их арестовать. Прислуга помещика ранее пригласила их в трактир попить чаю. Во время пития чая, сей господин, а затем и его дама бежали и очутились потом заграницею.*

158

ГЛАВА 39 Отставка Манухина и Тимирязева

О недоброжелательства Трепова к Манухину. Недовольство Манухиным балтийских баронов. Заседание 9 ноября под председательством Государя. Отставка Манухина. Кандидаты на пост министра юстиции. Акимов и Щегловитов. О Мануйлове-Манусевиче, Гапоне и Тимирязеве. Отставка Тимирязева. Предложение мною поста министра торговли академику Янжулу

Министр юстиции С. С. Манухин не остался все время (6 месяцев) моего премьерства и был заменен М. Г. Акимовым, ныне председателем Государственного Совета и имеющим некоторое влияние на Государя. Произошло это таким образом. Манухин представляет собою в высшей степени порядочного человека, принципиального государственного деятеля, прекрасного юриста, отлично знающего судебную часть и несколько доктринерски славянофильского направления. Он был прекрасным министром юстиции, хотя, может быть, тогда смотрящим на практически вопросы теоретически, не считался со временем, которое, конечно, было в высшей степени безалаберно-революционное.

Вследствие этого он, конечно, в Совете часто расходился с министром внутренних дел Дурново. Но главным его недоброжелателем являлся генерал Трепов, который еще ранее 17 октября, в качестве петербургского генерал-губернатора, предъявлял к министру юстиции Манухину различные незаконные требования, которые тот не удовлетворял и не мог удовлетворять, так как требования эти нарушали законы, чем теперь министерство Столыпина, конечно, не смутилось бы. После 17 октября Трепов упросил Государя, чтобы директора департамента полиции Гарина, того самого Гарина, который теперь все занимается, большею частью для отвода глаз, сенаторскими ревизиями и который по личным отношениям к Трепову занимал, когда Трепов был товарищем министра внутренних дел, без году неделю место директора департамента полиции, сделали сенатором.

При мне Государь говорил Манухину, что Он полагал бы Гарина (который, когда я стал председателем совета, ушел вместе 159 с Треповым) сделать сенатором, а Манухин представлял резонные соображения и данные о несправедливости такого назначения в виду значительного числа деятелей во всех ведомствах гораздо более заслуженных, чем Гарин, и гораздо более серьезных, нежели он, которые тем не менее не пользуются этим званием; но Государь сказал, что это Он уже обещал, а потому Манухин и представил указ о назначении Гарина в сенат.

Конечно, это обстоятельство с Гариным усилило вражду Трепова против Манухина. Во всяком случае я неоднократно слышал от Трепова, что вся беда заключается в бездействии юстиции и что при таком бездействии невозможно подавить революцию, а такое положение будто бы поддерживает Манухин. С другой стороны, не без основания Манухин мне неоднократно говорил, что вся беда заключается в Трепове, что он своею полнейшею политическою невоспитанностью и невежеством способствовал всем событиям в 1904 и 1905 г. г., расшатавшим власть, что он имел и имеет роковое влияние на Государя и Государыню (которая ему доверяет по влиянию своей Августейшей сестры Елизаветы Феодоровны) и прибавлял, "покуда он будет - будут вечные неожиданности". Впрочем, надо отдать справедливость Его Величеству, что, покуда на Манухина не ополчились более авторитетный силы, речи об необходимости его ухода не было, но затем, когда революция тронула сильно карманы и многие почтеннейшие деятели потеряли равновесие, а между тем юстиция продолжала относиться не только объективно к делу, но иногда и с некоторою снисходительностью к левым, не имеющей оправдания в законе и, в иных случаях, внушаемою страхом возмездия со стороны крайних левых, то против такого олимпийского спокойствия начали будировать такие уравновешенные и в высшей степени почтеннейшие деятели, как бывший министр юстиции при введении новых судебных учреждений, обер-камергер, статс-секретарь, член Государственного Совета, граф Пален.

Балтийские бароны вообще были более других испуганы революций, так как в балтийских губерниях она проявилась с особою силою; там местное население совершенно выбилось из послушания закону и властям, грабило и убивало местных помещиков, вводило свое революционное управление, что и со стороны правительства вызвало решительные военные меры, также иногда сопровождавшиеся эксцессами (например, история с экспедицией генерала Орлова, ныне 160 умершего от чахотки и находившегося в каких-то особых отношениях к Вырубовой, а через нее в мистических отношениях к бедной, не вполне здоровой Императрице).