Манящая корона - Борис Алексеевич Давыдов

от духоты и волнения лицом, вскочил на стол, принялся размахивать руками и отбивать ногой такт, скандируя:

– Сла-ва Холь-гу! Сла-ва Холь-гу!

И толпа, на удивление быстро подхватив этот ритм, взвыла в унисон:

– Сла-ва Холь-гу!

Пример оказался заразителен: то в одном, то в другом месте люди принялись карабкаться на столешницы, сбрасывая кружки и блюда, точно так же топая и размахивая руками. Мастер Джервис, благоразумно укрывшийся за стойкой, схватился за голову и что-то беззвучно шептал, с трепетом оглядывая этот воцарившийся хаос.

Со стороны могло показаться, что он молит богов вернуть людям рассудок и уберечь его трактир от неминуемого разгрома. Однако с его губ срывались не слова молитвы, а самая черная и мерзкая ругань вперемежку с проклятиями.

Он проклинал этот гнусный пьяный сброд, впавший в дикое умопомешательство, проклинал бывшего сапожника, прежде неспособного связать двух слов, а теперь так некстати открывшего в себе талант оратора, проклинал идиота Барона, попавшего в детскую ловушку: именно поэтому его, Джервиса, план, блестяще разработанный и продуманный, провалился ко всем демонам…

Но больше всего он проклинал графа Хольга.

И сейчас его не только терзала ненависть – его мучил самый настоящий страх.

* * *

– Дочь моя! – деликатно, но настойчиво воззвал священник. – Ты слышишь меня? Если тебе трудно говорить, просто мигни, подай знак!

Эсанка, одетая в запасную рубашку Эйрис – ветхую, залатанную, но чистую, – приоткрыла глаза.

– Слышу…

Голос был едва различимым, словно прошелестела трава от легкого порыва ветра.

– Кто отец твоего ребенка?

Женщина медленно покачала головой, в уголках глаз блеснули набежавшие слезы.

– О боги! – не на шутку разволновался отец Дик. – Ты не знаешь его имени?! Может быть… ты стала жертвой насилия?

– Погодите, святой отец! – вмешалась Эйрис. – Дайте мне с ней потолковать, женщине она расскажет, а вас может застесняться.

– Долго я буду ждать обеда?! – донесся возмущенный голос хозяйки.

Тут уж даже священник скорчил страдальческую гримасу, весьма далекую от милосердного снисхождения к недостаткам ближнего.

– Госпожа Мелона, имейте терпение, у нас неотложное дело…

– Поболтайте с ней о чем-нибудь, – сказала служанка, подталкивая святого отца к креслу-качалке. – А я поговорю с бедняжкой.

* * *

Рамон вскинул обе руки, требуя тишины, и – о чудо! – она наступила.

– Братья мои! Знаете, что нам надо сделать?

«Братья» – мокрые от пота, распаренные, возбужденные и донельзя счастливые – уставились на него во все глаза, затаив дыхание.

– Надо прямо сейчас, сию же минуту идти к графу Хольгу и просить его стать Наместником!

– Ура-а-ааааа!

На этот раз стекла из переплетов не вылетели только чудом. И голосовые связки не лопнули только по милости божьей – с такой дикой, необузданной силой грянул общий ликующий вопль.

Рамон попытался спрыгнуть со стола, но его подхватили, подняли вверх, как знамя или икону, и понесли к выходу, громоподобно скандируя:

– Сла-ва Холь-гу! Сла-ва Холь-гу!

Толпа повалила из трактира, опрокидывая столы и лавки, ломая табуреты, разбивая глиняные блюда и тарелки, а заодно прихватив несколько десятков оловянных кружек – то ли по забывчивости, то ли в память о столь значимом событии.

При подобных обстоятельствах любой трактирщик бросился бы спасать свое имущество или по крайней мере возмущенно возопил, призывая громы и молнии на головы забулдыг, но сейчас Джервис будто превратился в безжизненную статую, только глаза его горели яростным, ненавидящим огнем.

Все рушилось. События вышли из-под контроля…

Самое ужасное и обидное – что в Империи действительно будет Наместник! Но не тот, кого он выбрал. А о последствиях страшно было даже подумать.

* * *

Пятясь к невысокому, но густому и колючему кусту, чтобы избежать нападения со спины, олень из последних сил водил опущенной головой, удерживая собак на дистанции прыжка.

До спасительной водной глади оставалось совсем немного, но с тем же успехом она могла быть в паре миль отсюда. Добраться до озерца не суждено, и его жизнь закончится здесь, на опушке леса. Что же, он боролся за нее честно, до конца. Гончая с пропоротым брюхом и переломанными ребрами могла бы это подтвердить, если бы осталась живой. Но ее тут же милосердно добили загонщики.

Перед глазами плясали кровавые круги. Он смутно видел, как из-за деревьев выезжают всадники, как один из них, огромного роста, крепкий, с грубым обветренным лицом, торопливо спешивается, и ему подают короткое копье с широким блестящим лезвием. Значит, вот он какой – его убийца.

Снова в измученном до предела мозгу мелькнула мысль: лечь и закрыть глаза…

Но тот же инстинкт, который приказывал ему бороться за жизнь, вновь властно вмешался и заставил его гордо вскинуть голову, испустив яростный рев. Пусть даже он оказался похожим на предсмертный хрип – как, в сущности, и было…

Лесной зверь умирает в схватке, а не идет покорно на бойню!

* * *

– Давайте выйдем на минутку, святой отец. Здесь так душно, просто голова раскалывается…

– Охотно! – кивнул священник. – В самом деле, день очень жаркий.

– Вы сговорились уморить меня голодом?! – снова напомнила о себе хозяйка.

– Пойдем, пойдем! – заторопился отец Дик, первым устремляясь на крыльцо. – Бедняжка, как ты только ее выносишь!

– Как сами учили: в надежде на награду в жизни вечной! – с грубоватой едкостью отрезала Эйрис. – Ладно, сейчас речь не обо мне… Эту бедную дурочку, что вот-вот преставится, обрюхатил барон Гермах – знаете такого?

– О боги! – простонал священник, хватаясь за голову. – Мало ему было наших баб… то есть женщин и девушек, он еще за эсанок принялся!

– Так он вам знаком? – заинтересовалась служанка. – Я-то немного слышала о нем, но не видела ни разу!

– На твое же счастье, дочь моя! А то он, чего доброго, и тебя наградил бы «подарочком»… Тьфу! О святые угодники, что только не ляпнешь из-за таких богомерзких грешников!

– Ах вы, бесстыдник, прямо в краску вогнали! – притворно нахмурилась Эйрис, втайне посмеиваясь над страшно смущенным и покрасневшим отцом Диком. – В мои-то годы, и вдруг «подарочек»… Что только вам, мужикам, в голову взбредет!

– Вот-вот, дочь моя, в самую точку! Это не барон – это самый настоящий мужик! Просто какой-то зверь похотливый! Ему без разницы: дворянка или служанка, красавица или уродина – лишь бы юбку носила!

– Ну и ну… – присвистнув, покачала головой служанка. – Я-то думала, таких мужиков уже нет.

– С тех пор как он поселился в наших местах, а было это пять лет тому назад, начался самый настоящий кошмар! Не счесть, сколько семей он опозорил! – продолжал гневно выкрикивать отец Дик. – Ни один муж, ни один отец, имеющий взрослую дочь, не может быть спокойным, когда рядом этот… этот… – священник, не