«Только между женщинами». Философия сообщества в русском и советском сознании, 1860–1940 - Энн Икин Мосс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Куприн входил в круг Горького и публиковался в издававшемся Горьким журнале «Знание», но к 1908 году он и сам прославился, а вскоре после этого разошелся с Горьким. В 1904 году Горький попросил Куприна написать очерк о Чехове для сборника, который вышел в том же году, после смерти писателя. В своем очерке Куприн пытался посмертно завлечь Чехова в лагерь политически ангажированных, революционных писателей и утверждал, что в рассказах Чехова видна неколебимая оптимистическая вера в прекрасное революционное будущее. В 1905 году Куприн в письме Горькому подчеркивал собственную политическую приверженность влиятельному главе этого самого лагеря, уверяя его: «все смелое и буйное в моей повести принадлежит Вам»[387]. Но уже в 1908 году, сам оказавшись в лучах славы, Куприн писал о Горьком, что успех очень дурно на него подействовал — он слишком преждевременно вообразил себя учителем, и современники видели его стремительное падение как художника[388]. Куприн, отмечавший в новой форме реализма, изобретенной Горьким, стремление к поучениям, вступил в борьбу со своим современником, оспаривая у него чеховскую корону. В 1909 году Куприн написал, что теперь о чеховских «мрачных героях можно забыть», и добавлял, что эти герои наложили неизгладимый отпечаток на Горького, и тот объединил чеховскую меланхолию с «бессознательным ницшеанством»[389].
Как и Горький, Куприн надеялся показать, что ему не нужен морфий, чтобы приблизиться вплотную к публичному дому, и снова подступился к этой теме, чтобы поднять вопрос об ответственности литературы перед обществом. В посвящении, предпосланном «Яме», он явным образом указал на ту черту, разграничивающую утилитарный интерес и похотливое любопытство, которую провел еще Позднышев в «Крейцеровой сонате», когда обрушился с обвинениями на писателей: «Знаю, что многие найдут эту повесть безнравственной и неприличной, тем не менее от всего сердца посвящаю ее матерям и юношеству»[390]. Куприн счел, что его книга-обличение станет хорошим профилактическим средством для матерей, чьи дети могут угодить в пучину пороков, и для самих юношей, которым не терпится в первый раз побывать в публичном доме. Его книга предупреждает о том, что ждет их за порогом борделя, и о том, как устроено современное общество, а не служит руководством к действию, не дает советов, как освободить женщин от этого рабства. В Яме живут «четыреста глупых, ленивых, истеричных, бесплодных женщин»[391], которые, как и проститутки из рассказа Горького «Васька Красный», оказываются болезненными, хотя и умными, и вынашивают мечты о мести. А еще, как и в рассказах Ги де Мопассана, купринские продажные женщины оказываются сердобольными, человечными и по-своему высоконравственными. Сам романный жанр требовал тщательной прорисовки повседневной жизни борделя, чего нет в «Ваське Красном», если не считать подробных описаний ежедневных Васькиных побоев. Кроме того, проституток в романе Куприна связывают тесные товарищеские отношения, в их публичном доме царит особый общинный дух, который значительно выходит за рамки обычной бытовой заботы друг о друге и даже за рамки «тред-юнионистского сознания». Этот коллективизм перерастает в общий интерес к мести и бунту — гораздо более продуманным и последовательным, чем те злобные тумаки и щипки, которые обрушиваются на беспомощного Ваську Красного.
Действие в «Яме» сосредоточено вокруг жизни проституток в одном из второразрядных домов терпимости на окраине Киева, и описание этой жизни не внушает никаких надежд на спасение и исправление кого-либо из публичных женщин. Этот пессимистичный взгляд на проституток и их будущее созвучен и страхам Васильева, и биологическому детерминизму Позднышева. Героини Куприна предстают не только биологически и/или экономически предрасположенными к проституции, но и намертво прикипевшими телом и душой к этой профессии[392]. У обитательниц борделя накопилась жгучая обида на остальной мир и полная ненависти готовность распространять венерическую заразу — как оружие против общества. В центре сюжета находится Женя — самая красивая и строптивая из проституток. Обнаружив у себя сифилис, признаки которого пока не заметны при врачебных осмотрах, она решает отомстить обществу и намеренно заразить как можно больше мужчин. Начитанная Женя наверняка вдохновилась рассказом Мопассана «Койка № 29» — в котором французская проститутка Ирма ведет свою личную войну с пруссаками, заражая их сифилисом, — а еще, возможно, пьесой Генрика Ибсена «Привидения» (1881), где говорилось, что сифилис передается по наследству, наказывая детей за грехи отцов. Женя говорит подруге: «Пускай они гниют, пускай переносят сифилис на своих жен, любовниц, матерей, да, да, и на матерей, и на отцов, и на гувернанток, и даже хоть на прабабушек»[393]. Как и Толстому в «Послесловии» к «Крейцеровой сонате», Жене видится страшная картина вымирания человечества стараниями женщин — только не из‐за воздержания от половой жизни, а, напротив, от разврата. Однако к концу романа она не находит в себе сил заразить симпатичного и (сравнительно) невинного юного кадета — и доказывает, что способна прощать, совсем как горьковские проститутки в «Ваське Красном».
В то же время в купринском описании внутренней динамики бордельной жизни ощущается влияние характерной для XIX века идеализации женского сообщества, пусть даже в его версии этого идеала отразились и тревоги, и распущенность наступившей новой эпохи. Сорок проституток, живших в заведении Анны Марковны, составляют самую настоящую, полноценную женскую общину, которая опирается на разнообразные связи: сентиментальную дружбу, лесбийские отношения, совместную работу, взаимную помощь и защиту. Куприн задается целью не просто создать ряд отдельных типов, но и показать, как они взаимодействуют в коллективе[394]. Женщины сговариваются против хозяйки и экономки, заботясь о том, чтобы одна из проституток не перерабатывала до обморока. Посторонние женщины приходят в публичный дом, чтобы выведать его секреты, их привлекает царящая там дружеская солидарность. Куприн намекает на то, что только проститутки способны понять других проституток и помочь им. Все попытки мужчин вызволить женщин из борделя и изменить их жизнь терпят крах. Один благонамеренный студент, явно вдохновившись произведениями Чернышевского и Чехова, и еще один персонаж, чей образ, возможно, навеян биографией Горького, забрали из публичного дома одну из девиц, но направить ее на другой жизненный путь не удалось. Через некоторое время она оказалась на улице, а потом попросилась обратно в публичный дом. Женя вступилась за нее перед
