Февраль 1933. Зима немецкой литературы - Уве Витшток

Генриха Рейфенберга сотрясается от ударов и пинков. В дверь без конца пронзительно звонят. Горничная бросается к двери, чтобы открыть ее. Но Рейфенберг кричит: «Не открывайте!», и Габриэла Тергит бежит к телефону.

Рейфенберг – архитектор и предусмотрительный человек. Коллеги его жены – например, Рудольф Ольден – уже давно язвительно шутят о том, что они, как и многие другие либеральные и левые журналисты, рано или поздно окажутся в нацистских концлагерях. Но Рейфенберг не довольствуется одними шутками, а укрепляет дверь квартиры железной арматурой, замком и стальной цепью безопасности, так что теперь она может противостоять нападению.

Он подходит к двери и осторожно приоткрывает ее, держа на предохранительной цепочке. В щель тут же просовывается нога человека из СА:

– Ордер на арест вашей жены.

– От кого?

– Непосредственно от рейхсминистра Геринга.

Рейфенберг что есть силы давит на укрепленное дверное полотно, пока солдат СА не убирает ногу, дверь снова захлопывается. Тем временем Габриэла Тергит связывается по телефону с коллегой, работающим в берлинской нацистской газете «Ангрифф». Он в шоке, потому что ничего не слышал о том, что Тергит в списке для ареста, и умоляет ее: «Немедленно звоните Миттельбаху. Он все может. Его назначили главой полицейского управления».

Тергит знает Ганса Миттельбаха по визитам в суд. Он прокурор и работает с Рудольфом Дильсом, начальником политической полиции. Она дозванивается до него. Он тоже нацист, но как юрист не согласен с тем, чтобы СА своевольно врывались в частные дома: «Вызывайте полицию!»

Через несколько минут приезжает наряд полиции. Удары в дверь и звонки прекращаются. Снова звонит прокурор Миттельбах и просит Тергит соединить его с руководителем наряда полиции. Миттельбах дает следующие указания: только руководитель отряда СА имеет право войти в квартиру и провести обыск под наблюдением полиции.

В квартиру входит человек из СА с ярко-рыжими волосами. Он хорошо известный во всем городе. Это Фриц Хан, Красный Петух, руководитель «Штурма 33». Внезапно становится ясно, что за отряд СА стоит под дверью квартиры, не справившись с железной арматурой. Своей жизнью Тергит обязана предусмотрительности мужа.

Обыск в доме превращается в фарс. Полицейский осматривает коллекцию кактусов, птиц в клетке, архитектурное бюро Рейфенберга и делает вывод: «Это не коммунисты». Когда полицейские заходят в детскую, четырехлетний сын отдает команду из своей кровати: «Вон отсюда!» – и полицейские покидают комнату.

Когда отряд СА, обманутый в своих ожиданиях, уже собирается уходить, Тергит перестает себя сдерживать. «Думаете, – обращается она к Хану, – я оставлю тот факт, что вы пытались меня загрести просто так? Я заявлю на вас за незаконное проникновение в жилище, попытку принуждения и угрозы». Хан одет в потрепанную, рваную коричневую форму. Он уже много лет живет за счет уличного террора: избивая людей до больницы, возможно, убив не одного из них и организовав для Геббельса убийство своего товарища Майковски. Он некоторое время молчит и косо смотрит поверх своего оловянного пенсне прямо ей в лицо. После чего уходит.

Когда уезжает и полицейский наряд, Тергит говорит мужу: «Я не останусь».

«Снег еще лежит, – соглашается с ней Рейфенберг, – поезжай в Шпиндлермюле». Зимний спортивный курорт в Крконоше находится всего в 300 километрах от Берлина, но формально уже в Чехословакии, поэтому может считаться безопасным местом. Габриэла Тергит одобряет идею и в этот же день вместе с сыном покидает страну. Это день ее рождения – ей исполнилось 39 лет.

* * *

В результате ожесточенных перестрелок между различными политическими организациями в Дюссельдорфе, Кёльне, Эссене, Дуйсбурге, Хамборне и Бремене погибают семь человек, несколько получают тяжелые ранения.

Рейхскабинет принимает решение о принятии мер против корреспондентов иностранных газет, обвиняемых в злонамеренном подстрекательстве против германского правительства. Первым высылают корреспондента газеты «Пети Паризьен» Камиля Лутра за то, что он описал причину пожара в Рейхстаге вразрез с официальной версией.

Голосование

Воскресенье, 5 марта

Макс Гёрц, сослуживец графа Гарри Кесслера, слушал вчера по радио речь Гитлера в Кёнигсберге, завершающую избирательную кампанию. Сегодня утром он вместе с женой завтракает у Кесслера и до сих пор возмущен. Речь была бестактным политическим мошенничеством. Дрожащим голосом Гитлер выдвигал тезисы, диаметрально противоположные его прежним убеждениям – вероятно, для того, чтобы обмануть доверчивых избирателей: СДПГ нужна, пацифизм необходим, Германия хочет жить в мире со всеми народами, нет милитаризму. Насколько же Гитлеру пришлось умерить свой пыл, чтобы произнести такие заявления?

Перед избирательным участком толпится народ. Кесслеру приходится простоять в очереди четверть часа, прежде чем он отдает свой голос. В воздухе витает весна: много голубого неба, мало облаков, умеренная температура. Перед входом – только плакаты НСДАП и немецких националов, объединившихся в один список со «Стальным шлемом» и Францем фон Папеном. От СДПГ, КПГ или Государственной партии, верной Республике, нет ни одного флажка или хоть какого-нибудь плаката. Ваххорст де Венте, депутат от Государственной партии, в честь дня выборов вывесил из окна своей квартиры черно-красно-золотой флаг демократической Германии. Однако, как становится известно Кесслеру, вспомогательная полиция СА немедленно его сняла.

В остальном город производит на него спокойное впечатление – кажется, он выжидает. До вокзала недалеко. Там Кесслер покупает «Фёлькишер Беобахтер», чтобы прочитать кёнигсбергскую речь Гитлера. Но нацистская газета не приводит ни одной выдержки из нее для своих читателей – только привычные фразы. Видимо, Гитлер опасается, что его уличат в жалкой лжи, если он ее напечатает. Поэтому все остается в неопределенности устной речи. Макс Герц с женой прощаются с Кесслером на перроне. В три часа дня он садится на скорый поезд до Франкфурта-на-Майне. Путь займет шесть часов. Когда он приедет, будущий облик Германии будет уже предрешен.

* * *

Погода в Ленцерхайде до сих пор не радует. Дождь переходит в мокрый снег. Клаус и Эрика, несмотря на дождь, спускаются из своего шале в деревню, чтобы посмотреть небольшую лыжную гонку.

Дни в горах проходят размеренно. В четверг они выехали из Мюнхена, доехали на поезде до Кура, а затем на машине добрались до домика в горах – того же, что и в прошлом году. Клаус пока еще не успел нормально покататься на лыжах – в основном он сидел у себя в комнате за печатной машинкой: слишком отвратительной была погода. Несколько раз они с Эрикой обсуждали запланированную на апрель программу для «Перечной мельницы» и, конечно, звонили родителям: те сейчас в Арозе, соседней долине, отделенной одним только горным хребтом.

Никто из находящихся на зимних каникулах здесь, в Швейцарии, не может принять участие в голосовании. Тем