Полное собрание стихотворений - Афанасий Фет

1866?

«Какой горючий пламень…»

Какой горючий пламеньЗарей в такую пору!Кусты и острый каменьСквозят по косогору.

Замолк и засыпаетПомеркший пруд в овраге;лишь ласточка взрезаетНить жемчуга на влаге.

Ушли за днем послушнопоследних туч волокна.О, как под кровлей душно,Хотя раскрыты окна!

О нет, такую пыткуПереносить не буду;Я знаю, кто в калиткуТеперь подходит к пруду.

26 января 1867

«Хотя по-прежнему зеваю…»

Хотя по-прежнему зеваю,Степной Тантал, —Увы, я больше не витаю,Где я витал!

У одичалой, непослушнойМечты моейНет этой поступи воздушнойЦарицы фей.

В лугах поэзии зарямиИз тайны слезНе спеют росы жемчугами,А бьет мороз.

И замирает вдохновеньеВ могильной мгле,Как корнеплодное растеньеВ сухой земле.

О, приезжай же светлым утром,Когда наш садС востока убран перламутром,Как грот наяд.

В тени убогого балкона,Без звонких лир,Во славу нимф и АполлонаУстроим пир.

Тебе побегов тополь чинныйДаст для венца,Когда остудим пеной виннойМы тук тельца.

Найду начальный стих пэанаЯ в честь твою;Не хватит сил допить стакана —Хоть разолью!

январь или февраль 1869

Лизиас и Вакхида

(Идиллия)

Вакхида

О, непонятные, жестокие мужчины!И охлажденье их и страсть к нам — без причины.Семь дней тому назад еще в последний разЗдесь предо мной вздыхал и плакал Лизиас.Я верила, я им гордилась, любовалась.Ты видишь, Пифия? Всё нынче миновалось!Зову — не слушает. Спроси, отвороженОн зельем, что ль, каким? Или обижен онВакхидой верною? Давно ль, склоня колены,Преследовал меня богач из Митилены,Швырялся золотом, нес мирры, пышных роз,И руку предлагал? — О, сколько горьких слезМне стоил Лизиас!

Пифия

Я помню, ревновалаЕго ты к флейтщице. Я знаю, та ЦимбалаТяжелокосая с Филлидою-змеейВсегда вдвоем. — Куда ты, Лизиас? Постой!Признайся лучше!

Лизиас

В чем?

Пифия

Я правдой не обижу.Недаром флейтщиц я лезбейских ненавижу.Вот всепобедные сирены! Слушай смех.Ведь не Вакхида я смиренница. При всехСкажу, что видела на днях. Бываю частоНа пышных я пирах. Наследник ФеофрастаЗвал ужинать. Он сам красноречив, пригожИ ласков. Собрались. В венках вся молодежь,Вся раздушенная; в венке на крайнем ложеС седою бородой мудрец известный тожеВозлег. Мне не забыть сурового лица.Всем хочется речей послушать мудреца…Вдруг флейты ласковой, игривой, вдохновенной,Фригийской флейты зов раздался вожделенный,И легкая, как лань, лезбеянка вошла,Остановилася, всех взором обвелаИ старцу мудрому, исполнена тревоги,Кудрявой головой, в цветах, поникла в ноги.Но старец ей, смеясь: «Нашла же, где упасть!Беседе рад мудрец, но презирает страсть» —И оттолкнул ее. Смущенная позором,Лезбеянка встает; но флейты страстным хоромЗовут танцовщицу, — и вот уже онаНесется, кружится, полуобнаженаИ беззаветного исполнена желанья.Я женщина — и то… Нет, страшные созданья!Смотрю — философ наш, порыва не тая,Встает, кричит: «Все прочь! сюда! она моя!»Вмешался тут Дифил, повеса и гуляка,Поднялся общий шум, и завязалась драка.Венок у мудреца сорвали с головы…Смех! — Вот лезбеянки, ты видишь, каковы.А ты еще ее, Вакхиду, голубицу,Решился променять на флейтщицу-срамницу,На черноглазую Цимбалу.

Вакхида

Нет, постой,Подруга Пифия! Мне хочется самойЕму напомнить ночь, как, веря юным силам,Он пил наперебой с Тразоном и Дифилом.Позвали флейтщиц к вам. — Я не спускала глаз. —Хотя Цимбалу ты поцеловал пять раз,Ты этим лишь себя унизил. Но Филлида!Я всё заметила, не подавая вида, —Как ты глазами ей указывал фиал,Тобою отпитой, как ты рабу шептал,Наполнив вновь его, тайком снести к Филлиде.Нет, вспомнить не могу я о такой обиде! —Как, закусивши плод и видя, что ТразонО Диогене в спор с Дифилом погружен,Ты яблоко швырнул — и на лету поймалаОна его, смеясь; потом поцеловалаИ спрятала. — Ну что? Что скажешь ты теперь?

Лизиас

Я пьян был и шутил. Нет, Пифия, не верьТы ревности ее. Ее ты защищаешь,Но скажешь ты не то, когда ты всё узнаешь.Вакхида, выслушай! Довольно я молчал!На ложе с отроком я сам тебя застал!

Вакхида

Меня? О боги! Где? Когда? В какую пору?

Лизиас

Ты знаешь, что, меня строжайшему надзоруОтец из-за тебя подвергнув, приказал,Чтоб раб мне по ночам дверей не отпирал.Семь дней тому назад, желаньем истомленный,Позвал Дримона я. Мой сверстник благосклонныйПодставил у стены мне спину — и по нейЯ перелез. Бегу — и вот я у дверейМоей возлюбленной. Была уж полночь, пелиВторые петухи. Дверь заперта. УжелиСтучать, греметь? Махну я через двор, — знакомМне этот путь. Вхожу я ощупью в твой дом,Нащупал я постель.

Вакхида

О боги! Умираю!Что скажет он еще?

Лизиас

Я слухом различаюДыхание двоих. Сперва мне мысль пришла —Рабыню Лиду спать ты, видно, позвала;Но тихо я впотьмах к вам простираю руки…О Пифия! пойми, какие злые мукиЯ вынес! Ищущей рукою я напалНа кожу нежную: то отрок возлежал,Благоухающий, с обритой головою…О, если б нож тогда случился под рукою!Не смейся, Пифия: ужасен мой рассказ!

Вакхида

И только? Вот за что ты в гневе, Лизиас?То Пифия была.

Пифия

К чему ты всё болтаешь!

Вакхида

Зачем скрывать? Теперь, мой Лизиас, ты знаешь:То Пифия была.

Лизиас

С обритой головой?Ну, скоро ж у нее роскошною косойУспели локоны густые увенчаться!Сам Феникс быстро так не может возрождаться;На бритой голове коса узлом в шесть дней!

Вакхида

Боясь, чтобы болезнь недавняя кудрейЕй не испортила, она без сожаленьяОбрилась, — а на ней чужое украшенье.Сними ж его на миг, друг Пифия! ГлазамРевнивец наконец пускай поверит сам.Ты видишь, — вот она, невинная прикраса,А вот и отрок злой, что мучил Лизиаса!

1869

«Когда б в полете скоротечном…»

Когда б в полете скоротечномТого, что призывает жить,Я мог, по выборе сердечном,Любые дни остановить, —

Порой, когда томит щедротойНас сила непонятно чья,На миг пленился б я заботойДетей, прудящих бег ручья,

И, поджидая и ревнуя,В пору любви, в тиши ночной,Я под печатью поцелуяЗабыл заре воскликнуть: «Стой!»

Перед зеленым колыханьемБезбрежных зреющих полейЯ б истомился ожиданьемТяжелых, непосильных дней.

Я б ждал, покуда днем бесшумнымЗамрет тоскливый труд и страх,Когда вся рожь по тесным гумнамСтолпится в золотых скирдах.

1870?