Том 9. Драматургия (86) - Алексей Николаевич Толстой

class="p1">Дмитрий Павлович. Мне страшно, как бы Феликс не перепутал впопыхах и сам не выпил вина из этой рюмки. Или – съест розовый пирожок.

Пуришкевич. Это невозможно, ваше высочество, – князь необычайно хладнокровен – редкое самообладание.

Поручик С. поднимается в тамбур и возится с граммофоном.

Дмитрий Павлович. Итак, план действия?..

Пуришкевич. Феликс вводит Распутина через эту дверь. Говорит, что у Ирины гости и придется немного подождать, – предлагает ему вина и чаю… В это же время доктор Лазаверт проходит через главный подъезд и соединяется с нами. Мы становимся там, в тамбуре, чтобы броситься на помощь князю, если что-либо выйдет неладное… Я думаю – смерть Распутина наступит минут через пятнадцать после того, как он войдет в эту комнату. Мы раздеваем тело, берем всю одежду Распутина, даем ее поручику, – он как раз одного роста с Распутиным, – он надевает шубу Распутина, шапку и боты, прикрывается воротником и выходит вместе с вами, ваше высочество, – Лазаверт опять за шофера, – через малый подъезд… Вы садитесь в автомобиль… Сыщики или постовой городовой примут поручика за Распутина… Вы едете на Варшавский вокзал и у меня в поезде в печи сжигаете всю одежду… Затем вы грузите автомобиль на платформу моего поезда и на извозчиках едете на Невский во дворец великого князя Сергея Александровича. Там вы берете ваш автомобиль и едете сюда, где мы с Феликсом в ваше отсутствие упакуем тело Распутина в простыню, привяжем цепи и гири… Затем мы везем тело и бросаем в Малую Невку…

Играет граммофон «Янки Дудль».

Отлично, поручик… Подходит.

Дмитрий Павлович. Да, это стройно обдумано, хорошо…

Пуришкевич. Утопив тело, мы разъезжаемся по домам, я – на вокзал. Завтра в десять, как ни в чем не бывало, я показываю мой поезд санитарной комиссии Государственной думы…

Слышен шум подъехавшего автомобиля.

Дмитрий Павлович. Автомобиль!

Пуришкевич. Не может быть так скоро.

Тригудка. Они.

Пуришкевич и Дмитрий Павлович поспешно поднимаются в тамбур.

Дмитрий Павлович. Останемся здесь.

Пуришкевич. Поручик, дуй во всю «Янки Дудль».

Голос Распутина. Куда, милай?

Голос Феликса. Сюда, Григорий Ефимович.

Наверху, в тамбуре, стоят, прислушиваясь, Дмитрий Павлович, Пуришкевич и поручик С. Играет граммофон. Через минуту к стоящим присоединяется Лазаверт, который прошел через кабинет Феликса. В столовую входят Распутин и Феликс.

Феликс. Никого… Убежали…

Распутин. А кто убежал-то, кто, милай?

Феликс. Ирина и дамы. Пили чай, видите… Услышали, что мы приехали, – испугались…

Распутин. А я разве страшный?.. Я дамочек люблю, меня дамочки не боятся… Ирина твоя наверху, значит? Куда убежала-то?.. Туда?.. {Идет к двери, ведущей на винтовую лестницу.)

Феликс. К ней нельзя, туда нельзя!..

Распутин. Почему туда мне нельзя?

Феликс. Там незнакомые…

Распутин. Я и незнакомых люблю…

Феликс. Две старые дамы…

Распутин. Ну, это другое дело. (Возвращается к столу.)

Феликс. Григорий Ефимович, садитесь… Чай… Я налью…

Распутин. Так я не прозяб, с чего же я чай-то буду пить?

Феликс. Вот пирожные, – пожалуйста… Вот эти – розовые, – кажется, ваши любимые.

Распутин. А я у тебя есть не стану. (Смеется.) А-ха-ха, испугался… Чего у тебя губы-то трясутся?.. С морозу, что ли?.. Ты сам выпей…

Феликс. Выпью, выпью. (Наливает.) Ну, вот… Ирина с дамами сидела здесь, пили, ели… Позвольте, я положу. (Кладет ему на тарелку.) Эти дамы хотели раньше уехать, немного задержались… (Разламывает пирожное и ест.) В самом деле – почему вы у меня не хотите есть, отказываетесь от моего гостеприимства! Даже обидно.

Распутин. Съел, кабы знал…

Феликс. Что бы вы знали?

Распутин. Кабы знал, – какое она, Ирина-то, надкусила, – вот это бы съел.

Феликс (подавая). Вот это…

Распутин. Нет, это дело темное…

Феликс. Я не понимаю… Вы просто хотите меня обидеть.

Распутин. За что ты меня ненавидишь, Феликс?.. За что, а? милай?

Феликс (овладев собой). Давайте по правде, Григорий Ефимович, начистоту.

Распутин. Давай, давай, правду я люблю, я сам – правда…

Феликс. За что я могу вас любить? Разумеется, я вас не люблю, Григорий Ефимович.

Распутин. Правильно, Феликс. Во, самая точка – режь правду.

Феликс. Но вами очень, очень интересуется моя жена.

Распутин. Ну, что ты?..

Феликс. Я человек честолюбивый, хочу занять высокое положение в правительстве… Будем друзьями, Григорий Ефимович…

Распутин. Смышленый юноша, далеко пойдешь.

Феликс. Кушайте, Григорий Ефимович…

Распутин. Что ты ко мне с этой пищей лезешь?.. Что я – голодный?.. Я только что поужинал… Наелся… Ну, зови, зови Ирину-то. А то внезапно огорчусь, расстроюсь… Уйду, ей-богу.

Феликс. Хорошо, позову. (Поднимается наверх, в тамбур.)

Распутин в это время оглядывает, обнюхивает стол.

Пуришкевич (Феликсу шепотом.) Ну, что он? Феликс. Ничего не выходит. Дмитрий Павлович. Почему? Феликс. Это животное не пьет и не ест… Пуришкевич. А как его настроение?

Феликс (растягивая). Неважно. По-моему, он настороже, догадывается.

Дмитрий Павлович. Идите, идите, Феликс, иначе он сюда за вами прилезет…

Феликс. Попробую еще. (Спускается вниз к Распутину.) Дамы уже прощаются. Через две-три минуты Ирина сойдет вниз. Очень просила вас подождать. (Идет к столику у окна, раскупоривает вино.) А вы любите женщин, Григорий Ефимович?

Распутин. А кто их не любит-то, мертвые не любят. Женское, это – благодать божья. Это – не грех… Это – самое сладкое, сырое.

Феликс. Ха, сырое, да. (Ставит перед Распутиным две рюмки и бутылку, наливает вино, себе берет прозрачную рюмку.)

Распутин. Ты, Феликс, почему у доктора Бадмаева не бываешь?

Феликс. У Бадмаева, зачем? Я здоров. Распутин. Полезный человек Бадмаев. У него травки есть. Ух, травки.

Феликс. Какие травки? (Чокается с рюмкой Распутина и пьет маленькими глотками, внимательно следя за рюмкой Распутина.)

Распутин. Любовные травки… Это не грех, смотри, любить никогда не грешно… Ласковые травки у Бадмаева. Нальет он тебе в рюмочку, махонькую такую рюмочку, этой травки, настоечки. (Берет темную рюмку.) Выпьешь, и захочется тебе бабу ласкать… Ну, сравнить ни с чем нельзя.

Феликс (чокается). За здоровье Бадмаева. Распутин. Можно. (Пьет.)

Феликс, вытянув шею, смотрит, как он пьет.

Сходи, сходи к Бадмаеву, нужный человек.

Феликс пододвигает ему блюдо с пирожными. Распутин берет и закусывает.

Бывает, – скучно тебе, тоска, ни на что бы не глядел… Другая травка есть у Бадмаева против этого… (Икнул. Налил мадеры, выпил, съел пирожное.) На что я здоров, а прибегаю, прибегаю. (Оборвал, икнул.)

Феликс. Действует?

Распутин. Действует, действует… (Оборвал, пристально глядит на Феликса.) Ты что на меня вылупился?

Феликс. Ты государыню тоже этой травкой поишь?

Распутин. Ты что?.. Да как ты смеешь про маму так говорить… Уйду я… Ну тебя к черту… (Поднялся.)

Феликс (оскорбленно,