Одиссея Талбота - Нельсон Демилль

Кэтрин побежала. Абрамс последовал за ней, порадовавшись тому, что состояние его ног и легких оказалось лучше, чем он ожидал.

Они бежали вдоль берега, попеременно поворачивая то на юг, то на восток. Вскоре впереди замаячили очертания моста Веррадзано, величественно нависавшего над узкой частью залива, соединяя форт Гамильтон в Бруклине и форт Вэдсворт на Стейтен-Айленде. Абрамс вдруг подумал, какой простой была система национальной обороны в девятнадцатом веке: два каменных форта и несколько артиллерийских батарей, которые перекрывали пятисотфунтовыми ядрами подступы к нью-йоркской гавани. Разве могла придумать что-нибудь более логичное тогдашняя военная наука? А теперь система национальной обороны начинается в космосе и заканчивается глубоко под землей. И сложность ее такова, что ни мозгов, ни рук всей нации не хватит, чтобы ею управлять. Совершенно непроизвольно у Тони вдруг вырвалось:

– Компьютеры!

Кэтрин на бегу повернула голову в его сторону.

– Что?

– Вот на что мог намекать О'Брайен. Они могли найти какой-то способ разрушить или, по крайней мере, нейтрализовать все наши компьютеры: военные, промышленные, банковские… Это возможно?

Она замедлила бег, затем перешла на шаг.

– Возможно… Я слышала какие-то разговоры об этом… В АНБ вроде бы есть суперсекретный список кодовых ключей ко всем более или менее важным компьютерам в стране… Это очень секретно.

– Тогда не говорите.

Кэтрин продолжала, как будто не услышала его замечания:

– АНБ устанавливает стандарты обеспечения безопасности для военных и гражданских компьютеров. Поэтому АНБ теоретически может подобрать кодовый ключ к любому компьютеру в стране. Конечно, это было бы незаконно.

– И, разумеется, они этим не занимаются?

– Как сказать… Дискуссия о том, чтобы на чрезвычайный период сделать все основные компьютеры подконтрольными одному командному центру, уже давно идет в соответствующих кругах… Ну, на период войны… Или, скажем, полного краха фондового рынка. При этом ссылаются на то, что президент сможет удержать в своих руках всю полноту информации в стране. Вы улавливаете идею?

– Да. Выглядит довольно рискованно.

– Вот именно. Представьте себе картину: из одного какого-то центра обеспечивается доступ ко всем компьютерам. И не только доступ, но и управление ими. И если хотя бы теоретически допустить, что в этот центр проникает лицо или группа лиц со злыми намерениями, то… То они могут уничтожить всю нацию.

– Да… Мурашки по коже…

– Это была бы катастрофа. Что навело вас на такую мысль?

– Не знаю. – Тони пожал плечами. – Видимо, что-то услышанное или додуманное. Это укладывается в картину, нарисованную О'Брайеном и исключавшую ядерный или химический удар. – Он легонько стукнул себя по лбу. – Этот мой персональный компьютер! Иногда он делает вычисления, даже не ставя меня в известность.

– Может, это Божественное провидение? – серьезно спросила Кэтрин. – Вы верите в существование Бога?

– Да. Люди сами не могли бы причинить себе столько зла.

– Какой вы циник!

Некоторое время они шли молча, прислушиваясь к шуршанию волн. Наконец Кэтрин сказала:

– Я займусь этой идеей. Может, у вас есть какие-нибудь предположения?

– Нет. Мне придется ждать очередного провидения. Ведь я слышу голоса.

– Правда? – улыбнулась Кэтрин. – И что же они говорят?

– В последнее время они твердят мне, чтобы я на месячишко съездил в Майами.

– Да что вы? И на каком языке они вам это твердят?

Абрамс улыбнулся:

– На английском с бруклинским еврейским акцентом. Иногда мне кажется, что это не Бог, а один из моих почивших родственников. Именно они указывают мне на панацею от всех жизненных проблем – на поездку в Майами.

– И вы поедете?

– Нет, сейчас не сезон. Мои родственники перевернутся в гробу. Вместо Майами я, возможно, поеду в Мэн. Почему бы и вам не поехать со мной?

– Хорошо, – согласилась Кэтрин совершенно неожиданно для Абрамса.

– Ловлю вас на слове. А когда?

– Вы же знаете. Сначала дела.

– Понятно, – кивнул Тони.

– А вот и возможные объекты нашей охоты.

Тони быстро вскинул глаза. Из тени, обрисовываемой мостом, вдруг появились два всадника на лошадях и поскакали в сторону Кэтрин и Абрамса.

– Не останавливайтесь, – тихо приказал Тони.

Всадники приближались, и теперь стало видно, что это не конная полиция. Не было среди них и Питера Торпа. Тони заключил с собой пари, что в какой-то момент появится и Торп собственной персоной. Но чем дольше он не появлялся, тем рискованнее становилась их операция с живой приманкой.

– Черт побери, – тихо выругался Абрамс. – Ну-ка, достаньте пистолет, только осторожно.

Кэтрин ловко достала оружие, замаскировав свое движение легким поворотом корпуса.

Абрамс на секунду спрятался за Кэтрин таким образом, что она закрыла его от глаз всадников, и быстро выдернул свой револьвер из-под мышки. Руку с револьвером он опустил вниз и прижал к бедру, продолжая неспешно идти вперед. Тони осмотрелся вокруг. Ближе к воде двигалась группа джоггеров, на скамейках расположились какие-то пожилые люди, по тропинке навстречу Кэтрин и Тони шла молодая парочка, недалеко от берега одинокий спортсмен катался на доске под парусом.

Кэтрин тоже огляделась. Она тихо спросила у Абрамса:

– Как вы думаете, это все обыкновенные граждане?

– Скоро увидим.

Она шла рядом с Тони, внимательно наблюдая за приближавшимися всадниками и в то же время не выпуская из виду окружающих.

Кэтрин вновь задала вопрос:

– А как узнать, когда настанет та доля секунды, о которой вы говорили? – спросила Кэтрин.

– Вам подскажет инстинкт. За все годы службы в полиции я ни разу не выстрелил в случайного человека. Если вы не уверены в себе, то просто повторяйте мои действия.

– Хорошо. Кстати, а случалось так, что хулиганы и грабители опережали вас в ту долю секунды?

– Случалось. Но мне, как правило, везло. У меня всегда появлялся второй шанс.

Всадники уже были в ста ярдах от них.

– Этот второй шанс и на крыше вас тогда спас?

– Нет, тогда был единственный случай, когда мне представился третий шанс.

– Будем надеяться, что сегодня он нам не понадобится.

– Точно сказано. Приготовьтесь.

36

Действие наркотиков, видимо, ослабло, и лежавший неподвижно Николас Уэст смог впервые за многие часы проанализировать ситуацию. Он думал о секретной информации, о том, как не выдать ее Питеру Торпу, а следовательно, и его советским хозяевам. Уэсту хотелось верить в то, что разум способен перебороть любые испытания, будь то боль, страдания, психотропные средства или инструменты палача. Он верил, что, если бы у него было время, он мог бы войти в состояние самогипноза, который уменьшил бы боль и обманул полиграф и анализатор голоса. Он также понимал, что намного умнее Питера Торпа, что у того много недостатков, не говоря уже о серьезных проблемах с психикой.

Но Уэст также понимал, что Торп, как он сам говорил, был профессионалом. Уэста волновал один вопрос: сможет ли он победить Торпа или хотя бы ввести его в заблуждение на некоторое время?

Николас подумал об Энн, Патрике О'Брайене и Кэтрин. Торп был ужасным человеком, который сеял кошмар среди окружавших его людей и готов был сделать то же самое в отношении нации численностью в 240 миллионов человек.

Уэст постарался определить для себя, что он должен сделать в создавшейся ситуации, как сотрудник ЦРУ. Инструкция, которая содержала по этому поводу исчерпывающий ответ, гласила:

«Если вас захватили в коммунистической стране, ни в коем случае не отклоняйтесь от своей легенды. Если вас пытают и у вас не остается больше сил терпеть боль, используйте любой доступный вам способ, чтобы покончить с собой…»

Но ведь он не в коммунистической стране. Дальше в руководстве рекомендовалось:

«…В тех редких случаях, когда агент или сотрудник попадает в руки иностранных и/или вражеских агентов в дружественной стране, он должен всеми силами стараться бежать, а если позволяют обстоятельства, связаться с внешним миром. При возможности он должен убить или взять в заложники одного или более похитителей. Самоубийство допустимо в качестве последнего шага в том случае, когда захват сотрудника может привести к раскрытию связанных с ним агентов или разглашению секретной информации под пыткой».

Уэст задумался. Да, полезный совет. Но это, наверное, писал человек, которого никогда не привязывали ремнями к столу и не пытали электрическими разрядами. Да и написано это отнюдь не для тех, кто большую часть жизни был историком и преподавателем колледжа.

– Немного электричества, чтобы легче думалось, Ник.