Тафгай. Том 9 (СИ) - Порошин Влад

В руках и незнакомца тоже был поднос с пельменями, с компотом и хреновой закуской. «Давненько меня в лицо никто не узнавал», — подумал я и тут же соврал:

— Нет, я его двоюродный брат.

— Тогда разрешите представиться, Альберт Петрович Данилов — старший тренер березниковского «Титана», — мужчина вежливо улыбнулся и присел напротив меня. — Не возражаете?

— Не возражаю, — кивнул я, — баскетболистов тренируете?

— Почему баскетболистов? — удивился Данилов, лицо которого показалось смутно знакомым.

— Титаны, они же большие и высокие, — я поднял руку вверх. — А высокому человеку играть в баскетбол с руки. Встал на цыпочки и положил мяч в корзину.

— Смеётесь? — обиделся незнакомец. — Я хоккеистов тренирую, класс «А», вторая лига, восточная зона. И кстати, у Ивана Тафгаева братьев нет.

— Ваша, правда, нет у меня братьев, — прокашлялся я. — Удивительное дело, живём в 50 километрах друг от друга, а информации о хоккее никакой. Вот я: выиграл Олимпиаду, помог сборной СССР обыграть самых настоящих канадских профессионалов, а не тех, с которыми играли в прошлом 1974 году. А на улице меня никто не узнает. Потому что в газете про хоккей для любителей статистики печатают всего несколько строк, команда такая-то проиграла команде такой-то. Ни интервью, ни фотографий, ничего.

— Зато про соцсоревнование пишут целые страницы, — усмехнулся Данилов. — А я слышал, что ты на первенство области сейчас выступаешь за «Машзавод» из Александровска. Хотел бы на эту картину посмотреть. К сожалению, у нас календарь точно такой же: спаренные игры по субботам и воскресеньям.

То, что незнакомец резко перешёл на «ты», меня почти не покоробило. Ибо мы оказались коллегами. И потом я вспомнил этого хоккейного специалиста. Это же Альберт Данилов — будущий старший тренер свердловского «Автомобилиста». Под его руководством свердловчане в самом конце 70-х будут играть в Высшей лиге.

— Играю за александровский «Металлист», — смутился я. — Поддерживаю форму, пока не сняли дисквалификацию.

— И как успехи? Сколько уже наколотил? — захихикал Альберт Петрович.

— Да какие успехи, это же не Высшая лига, — махнул я рукой и доел последние два пельменя. — Идём вроде нормально: 6 побед из 6-и возможных. А про заброшенные шайбы я скажу так, сколько ни есть — все мои.

— Ну, всё же, сколько?

— В это воскресенье забросил юбилейную шайбочку, 45-ю, — буркнул я, вспомнив статистику, которую вёл мой партнёр по тройке нападения Юра Кривокорытов.

— Кхе-кхе-кхе, — зашёлся в кашле Данилов не то, удивившись моей скорострельности, не то, подавившись местной ядрёной хреновой закуской. — Шутишь? — выдохнул он. — Хотя какой смысл? Слушай, а нельзя тебя к нам в «Титан» перетащить? — спросил он совершенно серьёзно. — А то мы из 12-и команд ползём на 9-ом месте.

— Если хотите, чтобы вашу команду наказали по всей строгости закона, то можно меня и перетащить, — хмыкнул я, выпив залпом компот. — Сам бы предпочёл класс «А», а не чемпионат области. А вы, Альберт Петрович, откуда меня знаете в лицо?

— Видел как ты в 1972 году с двумя школьниками, Борей Александровым и Сашей Скворцовым, разрывал Высшую лигу, — с какой-то потаённой грустью произнёс Данилов. — Я тогда работал с молодёжкой челябинского «Трактора» и смотрел твои матчи вживую. А как вы ЦСКА драли — это вообще песня.

— А что стало потом? Почему вы в Березниках, а не в Челябинске?

— А я как раз и возглавлял «Трактор» Челябинск два следующих сезона, — Альберт Петрович тяжело вздохнул. — В 1973 году вывел парней в финал Кубка СССР, а в 1974 мы дошли до финала Кубка Шпенглера.

— А в чемпионате ваши «трактористы» заняли предпоследнее место и вас культурно перевели в Березники, так? — догадался я. — Неблагодарное это дело тащить из хоккейного болота уездную, не хватающую звёзд с неба, команду. Ладно, засиделся я с вами, приятно было встретить умного человека. Мне ещё в Кизел и Губаху нужно съездить по работе. Кстати, а давайте сыграем на шалобаны, проведём хоккейный «товарничок». Допустим, в следующую среду привозите к 19.00 свой «Титан» на наш стадион. Устроим вам шикарный приём, банкет, фуршет, закуска, глинтвейн. Две тысячи зрителей я вам гарантирую.

— Сколько? — присвистнул Данилов.

— Две тысячи, не меньше, — улыбнулся я, встав из-за стола. — И не вешайте нос. Я просто уверен, что у вас ещё будет второй шанс закрепиться в Высшей лиге. Допустим, с каким-нибудь «Автомобилистом» из Свердловска.

— Нихай будет Свердловск, ­– крякнул старший тренер. — Кстати, идея с товарищеской игрой мне нравится. Немного подниму парням самооценку, когда они обыграют олимпийского чемпиона, ха-ха.

— Лёд скользкий, шайба плоская, а счёт после финального свистка будет на табло, — проворчал я и, вручив визитную карточку Данилову, подумал: «Посмотрим, как вы помучаетесь с нашим новым кипером. Как вы упрётесь в эту стену в рамке ворот. Как бы самооценка ваших парней не упала ещё ниже».

В пятницу 10-го января на традиционной летучке в кабинете директора тучи над моей едва начавшейся карьерой начальника цеха сгустились гуще некуда. Директор «Машзавода» товарищ Рогут, решая другие производственные вопросы, пока мой вопрос обходил стороной. Однако каждый раз, натыкаясь на меня взглядом, он недовольно урчал и мысленно метал громы и молнии.

Было ли за что меня пожурить? С одной стороны да, потому что я самовольно протащил Сусанину в свои замы, а ещё заводской художник, получив от меня аванс, ушёл в запой, а старик Харитоныч нагрубил секретарю парткома товарищу Шаврину, потому что тот раскритиковал его оловянные фигурки, как не несущие идейного наполнения. Кроме того студенты ПТУ украли пять коробочек с индейцами, побрезговав товарищами ковбоями. Но самое неприятное было в том, что эти оловянные фигурки ковбойцев и индейцев плохо продавались. Точнее пока их продавали только в нашем городском промтоварном магазине и более нигде. Между прочим, 500 наборов улетело за два дня. Жаль, что городок у нас был слишком маленький.

А с другой стороны: в чём моя-то вина? Во-первых, Сусанина с работой справлялась на отлично. Во-вторых, художнику Константинычу не наливал, а виновных в краже студентов вычислил и надрал им уши, случайно сломав пару рёбер. А что касается товарища Шаврина, то тот сам хорош, нечего было совать свой нос туда, где ты ни ухом ни рылом.

«Эх, мне бы подписать первый хороший контракт, тогда все грехи махом спишутся», — с грустью подумал я, посмотрев в окно, где падал большими и жирными хлопьями белый и чистый снег. И такая зимняя умиротворённая картина мысленно унесла меня во вчерашний банный вечер. Попарил я вчера свою боевую заместительницу просто замечательно, и веничком, и ещё кое-чем.

И когда я со своей подругой дошёл до самой кульминационной точки, меня посетило новое озарение, новая картинка ближайшего будущего, в которой не было ни кабаков, ни ресторанов, ни противных бандитских харь. Я увидел сцену актового зала, длинный стол с красной кумачовой скатертью, и Наташу Сусанину, которой какой-то плюгавый мужик в пиджаке вручал красное переходящее знамя передовика советской торговли. «Будущее моей девушки переигралось!» — догадался я. Не то чтобы я был против искусства, но удел обычной рядовой певицы в лихие 80-е и 90-е — это либо выступать в кабаке, либо быть любовницей какого-нибудь криминального авторитета, либо и то и другое вместе.

— Есть ещё какие-то вопросы? — спросил директор завода, обведя взглядом начальников цехов. — Значит так, в понедельник устроим торжественный митинг, где бригадир молодёжной бригады, товарищ Собянин, зачитает социалистические обязательства нашего трудового коллектива. Если вопросов и предложений нет, то просьба, разойтись по рабочим местам. А вас, товарищ Тафгаев, я попрошу остаться.

— Почему это нет предложений? — проворчал я, когда остальные мои коллеги, с шумом двигая стулья, стали подниматься из-за стола. — Есть предложение на митинг пригласить ВИА «Лейся песня».